Главный вопрос сегодняшней повестки дня не ускорение промышленного роста, а переход к новой инновационной модели, предполагающей прорыв в производительности и создание новых продуктов и рынков, считает заместитель министра экономического развития Андрей Клепач.
Cитуация в российской экономике в первом квартале 2011 года разочаровывает. Существенно притормозил промышленный рост, инвестиции в основной капитал сократились, реальные доходы населения стагнировали. Тем не менее высокая конъюнктура экспортных рынков, прежде всего нефти и металлов, обеспечила значительное, близкое к докризисным значениям положительное сальдо торгового баланса, быстрый рост доходов бюджета (в первом квартале федеральный бюджет сведен с профицитом), международных резервов, фондового рынка и быстрое укрепление рубля. Правда, «тяжелый» рубль не остановил утечку капитала: нетто-отток капитала из страны не теряет интенсивности, сохранившись примерно на уровне четвертого квартала прошлого года.
Обсудить текущую макроэкономическую конъюнктуру и задачи экономической политики на ближайшие годы с нами согласился заместитель министра экономики Андрей Клепач.
— Как вы оцениваете экономические итоги первого квартала? Какая модель роста складывается сейчас?
— Рост ВВП в первом квартале составил 4,5 процента. Это скромные темпы, мы не реализовали многие возможности роста. Мы не получили роста инвестиций, они в минусе. Хотя, я думаю, статистика недооценила фактические инвестиции — данные приходят с запаздыванием. Розничная торговля тоже не показывает существенного роста, всего 0,5 процента за квартал со снятой сезонностью, при этом динамика розничного товарооборота все-таки опережает реальные доходы населения, которые просто стагнируют. В то же время рост розницы в основном покрывается импортом, который заметно ускорился в последние месяцы. Важным драйвером роста выступает расширение экспортных доходов.
Что касается промышленности, то, хотя рост здесь несколько замедлился, по нашей оценке, она в плюсе, в том числе обрабатывающие отрасли, с учетом сезонного и календарного факторов. Поэтому позитивная динамика в экономике сохраняется. Просто накопление капитала выглядит достаточно хрупким. Что в принципе нормально для данной фазы делового цикла. Накопления всегда просыпаются позже, чем потребительский спрос, чем промышленность.
— Вроде бы инвестиции первоначально проснулись еще во втором полугодии прошлого года, а в начале текущего года произошла какая-то неожиданная заминка, понижательная переоценка инвестиционных планов, причем на уровне крупнейших компаний и естественных монополий. С чем это, по-вашему, связано?
— Я думаю, что все-таки здесь есть проблема со статистикой, с тем, что отчеты приходят позже. Истинная картина первого квартала будет ясна только к концу года.
— То есть будет сделана какая-то дооценка инвестиций, так вы думаете?
— Думаю, да. Тем не менее все равно есть пауза в росте. Правда, не такая тяжелая, как сейчас следует из данных. С какими компаниями прежде всего связана эта пауза — с крупными компаниями инфраструктурных отраслей или с теми, кого продолжают называть естественными монополиями, хотя, может быть, это и не совсем точно (скажем, энергокомпании во многом уже работают в рыночных условиях), можно только догадываться, исчерпывающих данных нет. У энергокомпаний, вероятно, действительно была некоторая пауза в инвестициях в начале года. Многие проекты в машиностроении, в частности в автомобилестроении, сдвигаются на второе полугодие или, может быть, даже на 2012 год. Что касается нефтегазовых и металлургических компаний, то значительную часть экспортных доходов, которые резко выросли, они сегодня направляют не столько на инвестиции, сколько на погашение внешней задолженности, урегулирование своих взаимоотношений с банками — российскими и зарубежными.
— Недавно ваше министерство закончило очередную версию прогноза на 2011 год и трехлетку, до 2013 года. Многих наблюдателей удивило, почему при существенно более высокой расчетной цене на нефть — по сравнению с предыдущей версией прогноза она выросла на 30 долларов за баррель, до 105 долларов, — оценка роста ВВП в 2011 году оставлена вами неизменной — 4,2 процента. Вы предполагаете, что все дополнительные доходы либо уйдут в бюджетные накопления, либо будут покрыты импортом? Или вы имели в виду еще какие-то, более тонкие эффекты?
— Неизменная прогнозная оценка роста ВВП в текущем году связана прежде всего с тем, что мы понизили прогноз роста внутреннего спроса и прогноз инвестиций. Если раньше мы оценивали рост инвестиций в 2011 году в 9 процентов, то сейчас снизили его до 6 процентов. Это означает, что мы полностью преодолеем кризисный провал в инвестициях только в 2012 году. Это результат корректировки прогноза по «Газпрому», по компаниям нефтяного сектора, машиностроения.
— Так значит, торможение инвестиций все-таки не просто статистический артефакт? Какими содержательными гипотезами вы руководствовались, делая прогноз по инвестициям?
— Мы исходили из того, что в условиях более высоких цен на нефть возрастает налоговая нагрузка на нефтегазовый комплекс. Кроме того, в нынешнем году чувствительно выросла налоговая нагрузка, связанная со страховыми выплатами. По сути дела, это почти два процентных пункта ВВП, которые уходят в бюджет и только частично возвращаются в экономику через пенсии. Все это тормозит рост экономики достаточно существенно.
Кроме того, мы подняли оценку роста импорта. Да и укрепление курса рубля идет более высокими темпами. Наконец, государственный спрос в целом и государственный инвестиционный спрос ниже тех уровней, на которые мы ориентировались раньше. Госсектор не выступит драйвером роста ни в текущем году, ни в 2012–2013-м.
Что касается потребительского спроса и доходов населения, то у нас и раньше прогноз был достаточно консервативным. Теперь мы его на 2011 год существенно понизили исходя из оценок первого квартала. Двузначные темпы роста реальной зарплаты, характерные для докризисного периода, остались в прошлом. Сейчас реальная зарплата растет медленнее ВВП, примерно в соответствии с ростом производительности. Кризис кардинально повысил требования к контролю за трудовыми издержками.
— Из сказанного вами вырисовывается модель экономики «отложенного роста», я бы ее назвал выжидательной экономикой. Насколько это сознательный выбор? Есть ли альтернативы текущей экономической политике, которые способны вывести хозяйство из такого вялого состояния, ускорить рост?
— Мне кажется неточным ваше определение. Формула «отложенный рост» предполагает, что нынешние низкие темпы роста впоследствии сменятся высокими темпами. Действительно, у нас есть потенциал ускорения роста ВВП, по моим оценкам, примерно до 5–5,5 процента в год. Но таких темпов роста, которые у нас были до кризиса, при растущих ценах на нефть, по семь с лишним, до восьми процентов в год, мы сейчас все равно демонстрировать не сможем. Независимо от цен на нефть. Экономика стала более сложной.
Кроме того, сейчас происходит существенная перебалансировка экономического роста. Речь идет о весьма интенсивных структурных, качественных сдвигах. Идет опережающий рост обрабатывающих секторов и машиностроения, в частности в производстве энергетического оборудования и в автомобилестроении. Важно подчеркнуть, что этот рост сопряжен с кардинальным обновлением продукции. У нас есть два-три года, за которые мы должны совершить качественный скачок с точки зрения запуска новых проектов, новых изделий и создания быстрорастущих бизнесов — компаний-«газелей», в терминологии «Эксперта». В противном случае мы не выдержим конкуренции ни с традиционными поставщиками технологий из США и Европы, ни с китайской продукцией. Главный вопрос не в ускорении темпов, а в переходе к новой инновационной модели роста, предполагающей прорыв в производительности, и в создании новых продуктов и рынков. Можно сказать, что создание сегментов «умной», интеллектуальной экономики, в том числе в базовых отраслях, становится вопросом нашего экономического выживания.
Кто укрепил рубль
— За пять месяцев, с декабря по апрель, реальный курс рубля по отношению к доллару вырос почти на 13 процентов, а реальный эффективный обменный курс (по отношению к валютам стран — торговых партнеров) — на девять с лишним процентов. Вам не кажутся темпы укрепления рубля избыточными, угнетающими экономический рост?
— У повышения реального курса рубля есть очевидные фундаментальные факторы. Прежде всего это рекордное положительное сальдо торгового баланса, несмотря на быстрый рост импорта.
ЦБ в настоящее время осуществляет переход к политике таргетирования инфляции, в рамках которой предполагается большая свобода и большая волатильность в динамике курса рубля. Соответственно, если ситуация с торговым сальдо изменится, то курс рубля начнет двигаться в обратную сторону. Согласно официальному прогнозу ЦБ, который, правда, базировался на более низких ценах на нефть, мы перейдем к отрицательному сальдо по текущим операциям в 2013 году. В нашем прогнозе такой переход достаточно вероятен в 2014 году, хотя, может быть, и раньше, даже при ценах 90 с лишним долларов за баррель, что неизбежно приведет к снижению курса рубля. Хотя конъюнктура мировых рынков сейчас благоприятствует укреплению рубля, слабая конкурентоспособность реального сектора программирует, рано или поздно, волны его ослабления.
— Оказало ли резкое утяжеление рубля влияние на торможение инфляции? Какие-то позитивные следствия есть у такой политики?
— Да, определенное сдерживающее влияние на инфляцию политика удорожания рубля оказала, особенно в части продовольственных товаров, в существенной степени импортируемых. Хотя основным фактором торможения инфляции стал не только рост импорта, но и низкий потребительский спрос, а также коррекция вниз цен на часть сельскохозяйственных товаров. Правда, пауза в росте цен на аграрную продукцию, скорее всего, временная.
— Каков ваш прогноз трансграничного движения капитала на 2011 год?
— По итогам года мы ожидаем примерно нулевого сальдо. То есть отток первого квартала в размере 20 с лишним миллиардов долларов будет в течение года компенсирован.
— Нетто-отток капитала идет с середины сентября, его окончания ожидали сначала в декабре, потом в январе и так далее. Тем не менее уже два квартала подряд интенсивность оттока капитала не затухает. В чем дело?
— Основной фактор оттока капитала — компании нефинансового сектора снижают долговую нагрузку, рассчитываются по внешним долгам, расчищая поле для новых инвестиций и новых заимствований под новые проекты. Это позитивный процесс.
— Как вы оцениваете работу банковской системы? Адекватны ли темпы роста кредитования нынешнему состоянию экономики?
— По 2011 году мы ожидаем роста кредитов на 20 с лишним процентов. Это, в общем-то, неплохой рост, на самом деле достаточный, для того чтобы поддержать и инвестиционную активность, и потребительский спрос. Другое дело, что у многих компаний, особенно не связанных с экспортными доходами, компаний, работающих в машиностроении, в оборонке, финансовое положение не столь завидно, чтобы активно наращивать задолженность перед банками. «Навес» плохих долгов еще не в полной мере рассосался. Поэтому банки будут проводить достаточно осторожную политику. Наша банковская система за время кризиса в целом перераспределила в свою пользу доходы реального сектора, и нужно время, чтобы баланс сил изменился.
Что касается депозитов, то их рост в первом квартале чувствительно замедлился, а норма сбережений домохозяйств снизилась с 18 процентов в разгар кризиса примерно до 15 процентов сейчас.
Размер дефицита вторичен
— Федеральный бюджет в первом квартале сведен с профицитом. Возникла подзабытая в кризис тема распределения дополнительных нефтегазовых доходов. Какова ваша позиция относительно принципов их распределения между потреблением и накоплением? Разумно ли ставить задачу достижения нулевого дефицита бюджета к 2015 году?
— В текущем году дефицит федерального бюджета оценивается в 1,4 процента ВВП, скорее, он будет даже ниже. Если говорить о будущем, то нужна консолидация бюджета, стабильные правила, которые позволяли бы в среднесрочной и долгосрочной перспективе определиться с тем, какого рода расходы мы можем себе позволить. Наша позиция заключается в том, что некоторый управляемый дефицит бюджета целесообразен. Нулевой дефицит означает слишком жесткие ограничения расходов, которые чреваты тем, что бюджет развития в размере 2–3 процентов ВВП мы попросту утратим. Между тем качественное влияние на экономику этих расходов очень велико. Это и расходы на НИОКР, и госинвестиции, и часть расходов на медицину и образование. Без государственной поддержки у нас не будет российского авиапрома, не будет космической программы, не будет заделов и новых проектов в фармацевтике и биотехнологиях.
Хотя главный вызов развития не в размере дефицита бюджета и государственного вмешательства в экономику, а в качестве управления, в способности не только к тактическим, но и к взвешенным стратегическим решениям и действиям на уровне как корпораций, так и государственной власти. Российской экономике нужна не только «невидимая рука рынка» или хорошая «инвестиционная погода», а вполне видимый профессиональный интеллект.
