Пока Россия наслаждалась очередными каникулами, мировые рынки в очередной раз рухнули. Резкое падение биржевых индексов, произошедшее в Шанхае и в Нью-Йорке в начале января, было само по себе весьма впечатляющим и драматичным, но гораздо важнее не цифры, о которых все говорят, и даже не динамика случившегося обвала, а его причины и последствия для глобальной экономики.
Принципиальное отличие нынешнего краха в том, что он случился на фоне затяжного кризиса, развивающегося уже не менее 8 лет. В этом, кстати, его радикальное отличие от событий 1929 года, обрушивших экономику США на фоне кажущегося процветания. Нынешний биржевой крах не только не первый в истории (их случалось уже множество с XVIII века) и не первый в истории нынешнего кризиса. Он знаменует не его начало и даже не кульминацию, а лишь переход в новую фазу.
Каков смысл биржевых крахов? На первый взгляд кажется, будто именно они отправляют в спад экономику и создают проблемы для правительств. На самом деле эти периодически повторяющиеся катастрофы свидетельствуют лишь о том, что в системе накопились проблемы, которые длительное время игнорировались правящими кругами и бизнесом. Эти противоречия накапливаются вплоть до момента, когда скрывать их оказывается уже невозможно. Они прорываются наружу, а уверенность инвесторов меняется внезапно пришедшим пониманием драматизма ситуации. Именно в этот момент биржа и падает.
В свою очередь, падение биржи знаменует перелом в поведении бизнеса. Последний начинает резко сокращать издержки, отказывается от рискованных или убыточных проектов, чем отправляет экономику в рецессию еще глубже — ведь то, что для одной компании является экономией и оптимизацией, для других оборачивается сокращением спроса и новыми убытками.
Главное отличие Великой рецессии 2008–2010 годов от Великой депрессии 1929–1932 годов состоит в том, что на сей раз обрушение рынков удалось довольно быстро взять под контроль. Вернее, у правящих кругов Запада возникло ощущение, что они восстановили контроль над ситуацией. Если во время крушения в США банка Lehman Brothers обвал был даже более драматичным, чем когда-либо раньше, то затем обстановка начала стабилизироваться, после чего эксперты поторопились объявить о победе над кризисом.
На самом деле ни одна из его причин устранена не была, просто Федеральная резервная система США и правительство Китая накачали рынок деньгами. На низовом уровне спрос не вырос — люди богаче не стали. На глобальном уровне заработная плата стагнировала, а рост производительности труда оставался самым низким за много десятилетий. Деньги не дошли до реального сектора, а были вложены в спекуляции. Стремительно росла цена на нефть, хотя спрос на черное золото не увеличивался, дорожала недвижимость.
Экономика Китая, считавшаяся очагом роста на фоне всеобщего упадка, в действительности переживала не лучшие времена: правительство строило города-призраки, где некому и незачем было жить, предприятия работали на склад, росли долги компаний и домохозяйств. К концу 2014 года на китайском рынке наблюдались всё те же предкризисные симптомы, что и в западных странах. Только огромная инерция движения, которую набрал китайский "Титаник", создавала иллюзию благополучия. Цифры выглядели позитивно, а что за ними скрывается, никого не волновало.
Кризис не проходил, не преодолевался, а перемещался из одного региона в другой. Спасение частных компаний обеспечивалось резким ростом государственного долга. После того как Соединенные Штаты стали выглядеть немного лучше, резко ухудшилось положение дел в Западной Европе. Затем настала очередь Бразилии, России, Индии и Китая.
Перелом наступил, когда Федеральная резервная система решила остановить "политику количественного смягчения". Иными словами, перестала накачивать рынки американскими долларами. Причин тому было две.
С одной стороны, банкиры в США прекрасно понимали, что бесконечно печатать бумажные деньги нельзя — так можно и контроль потерять. Вопреки опасениям одних и надеждам других, доллары отнюдь не превратились в "зеленые фантики", но для того, чтобы этого не произошло, ФРС должна была резко изменить своей подход.
С другой стороны, руководство ФРС и экономические власти США наконец обнаружили, что достигнутый ими эффект непропорционален затрачиваемым средствам. Были пущены в оборот триллионы долларов, а экономический рост оставался незначительным. К тому же изрядная часть средств через спекулятивные рынки перераспределялась в пользу Китая и России, являвшихся геополитическими соперниками Америки, либо пополняла счета саудовских принцев и аравийских эмиров. В такой ситуации ставку сделали на укрепление доллара. Всё остальное случилось само собой.
Потеряв приток спекулятивного капитала, рынки просели. Подешевела и нефть. Китайские производители обнаружили, что на их изделия нет спроса ни на мировом рынке, ни внутри страны. Инвесторы вдруг осознали, что китайский капитализм при всех его особенностях подвержен тем же циклам, что и его западные прототипы, а огромная инерция роста грозит обернуться и крушением беспрецедентных масштабов. Наиболее предусмотрительные инвесторы начали сворачивать китайские производства уже в ушедшем году. Оптимизм сменился ужасом, когда был повторно девальвирован юань. Паника с Шанхайской биржи перекинулась в Токио, Франкфурт, Нью-Йорк.
Дело усугубляется тем, что в отличие от 2008–2010 годов все антикризисные ресурсы в основном исчерпаны, а методы, приемлемые для господствующих элит, уже испробованы. То, что либеральные экономисты поторопились называть в 2010 году Великой рецессией, на самом деле было лишь первым актом Великого кризиса, по своим масштабам уже сейчас превзошедшего всё то, что мировое хозяйство испытало в 1929–1932 годах.
Выход из этого кризиса, как и в ХХ веке, зависит уже не от учетной ставки центральных банков, не от заявлений политиков и тем более не от попыток чиновников и бизнесменов "оптимизировать" расходы. Под вопросом вся логика глобального развития, установившаяся на Западе в 1980-е годы и восторжествовавшая повсеместно после распада СССР.
Политический и социальный реванш капитала над трудом привел к тому, что доля зарплаты в мировом экономическом росте неуклонно падала. Спрос в течение двух десятилетий поддерживался за счет роста задолженности — частной и государственной, но результатом этого стал глобальный финансовый пузырь, который неминуемо лопнул.
Выход из кризиса рано или поздно будет найден за счет системопреобразующих политических решений — как и в 1932–1933 годах. Не случайно тот кризис породил и "великий перелом" в СССР и "новый курс" в США, и национал-социализм в Германии. "Свободные" и "открытые" рынки в очередной раз сменятся протекционизмом, социальными реформами и усилением государства. Однако на данный момент ни политики, ни общества не готовы к радикальным переменам. Для того чтобы подобная готовность возникла, общества должны эмоционально дозреть, а политические элиты повсеместно смениться.
До тех пор, пока этого не произошло, кризис будет развиваться, преподнося нам всё новые и новые неприятные сюрпризы.
