Выступление председателя правления Сбербанка Германа Грефа на заседании Совета Федерации о том, каким в России будет кризис и что мешает развитию экономики
Я покажу для облегчения своей задачи слайды и докладную, которые будут последовательно касаться трех основных тем. Первая касается макроэкономики, вторая – ситуации в банковском секторе, и третья – ситуации в Сбербанке; я думаю, я должен сказать на эту тему несколько слов в силу того, что это, наверное, ключевой институт, клиентами которого многие из вас являются.
Скажу несколько слов о нашем видении причин, истоков и направлений развития текущего кризиса. Очевидно, что этот кризис был спровоцирован тремя группами факторов. Первое – это все то, что было связано с геополитическими проблемами, вопросами санкций, контрсанкций, закрытием международных рынков капитала и т.д. Вторая тема – это, конечно, падение цен на сырьевые товары, в первую очередь на нефть, и конец так называемого сырьевого суперцикла.
И третья составляющая – это, собственно говоря, наши внутренние проблемы – все, что мы называем накопленными структурными диспропорциями. И когда спрашивают, что является ключевым или доминирующим фактором, на мой взгляд, конечно, доминирующим фактором является третий. Потому что при отсутствии первых двух, при цене нефти в 110 рублей мы видели то, что два года перед кризисом наша экономика росла очень низким темпом, и этот темп все время падал. Это говорит о том, что потенциал нашей старой модели экономического роста был полностью исчерпан: даже цена 110 долларов за баррель нам не помогала поддерживать высокие темпы роста. Два непростых года, 2014-й и 2015-й, которые были очень критичными для нашей экономики, уже позади.
Экономика погрузилась в рецессию, вернулась к уровню примерно 2011 года, резко ослаблен курс рубля, и спровоцирован этим валютный кризис, мы пережили снижение суверенных рейтингов, через несколько ступенек дошли до так называемого "мусорного уровня". Это, к сожалению, очень больно ударит нас в долгосрочной перспективе, резко ускорилась инфляция и падение уровня жизни населения (то, чего не было последние 15 лет). В этом году падение доходов будет больше 10%, это новая реальность, с которой нам придется столкнуться, как с точки зрения социальных процессов, так с точки зрения влияния на экономический рост, с точки зрения спроса и оттока капитала. Отток капитала составил в 2014 году 150 млрд рублей, и это очень серьезно ударило в том числе и по золотовалютным резервам, которые у нас сократились за прошлый год примерно на треть.
Это все количественные показатели. Для текущего кризиса, на мой взгляд, это не так значимо. Хотя и показатели темпа падения в экономике в этом году 3,7% – это, конечно, очень много. Но опять-таки, когда в соседних с нами странах падение экономики – 30%, то 3,7% вроде смотрится как немного. Проблема, как мне кажется, заключается совсем не в этом, проблема заключается в качественной деградации экономики, которая складывается. И в 2017 году, несмотря на то, что, по некоторым прогнозам, будет небольшой рост, мы считаем, что будет небольшое падение, но и те, и другие цифры говорят о том, что экономика в 2016 году будет находиться в рецессии. Опять-таки, это не главный показатель, главный показатель – это то, что экономика или состояние в целом будет деградировать. Если не будет нового разворота с точки зрения реформ, мы придем к тому, что наша экономика будет ветшать, потому что мы столкнулись с двумя ключевыми трендами: ключевой тренд, который разворачивает все экономические процессы в мире, ускорение темпов изменений, модернизации, и в то же самое время мы попали в структурный кризис, который характерен в данном случае (для нашей страны он не характерен, но характерен для мира в целом).
Цены на нефть. Знаете, точно так же, как два года назад все предсказывали дальнейший рост цен на нефть, сегодня все аналитики предсказывают либо сохранение цен на нефть на текущем уровне, либо падение – никто не может знать, как будет складываться ситуация. Но если посмотреть на фундаментальные показатели, показатели спроса и предложения или показатели монетарные, то мы видим, что нет ни одной экономической предпосылки, чтобы цены на нефть росли. Это означает, что, скорее всего, до 2020 года мы будем иметь стагнирующую цену на нефть, и я не думаю, что она будет складываться на уровне 40 долларов за баррель, как сегодня, но то, что она может быть примерно на уровне 50-60 долларов за баррель – это, скорее всего, реальность. Ни первая, ни вторая цифра нас не удовлетворяет, как с точки зрения нашей способности генерировать необходимый поток инвестиций для модернизации экономики, так и с точки зрения необходимости удовлетворения нашего бюджетного интереса.
Наша доля в мировой экономике, а следственно, и наше влияние в мире, весь этот период до 2020 года будет падать. По нашему прогнозу, к 2020 году наша доля в мировом ВВП будет составлять 2,7%, и это ниже, чем то, что мы видели в течение 1990-х годов. Соответственно, нужно понимать, что и наши геополитические возможности будут тоже, к сожалению, не такими большими. Что нужно, чтобы вывести экономику на траекторию устойчивого роста? Хочу сказать, что этот кризис отличается от всех предыдущих, которые мы пережили в течение последних 15-20 лет, одной своей главной особенностью: это кризис не циклический, он системный, и "пересидеть" его не удастся. Этот кризис требует системных изменений практически во всех отраслях социально-экономической политики и государственного управления. Мы не можем повлиять на внешние условия; внешними условиями я называю первые два базовых условия, которые нас привели к сегодняшней ситуации, а вот третья ситуация – наша 
экономическая политика и политика, связанная с моделью управления, – находится полностью под нашим контролем. И поэтому каждый день откладывание реформ в сфере государственного управления, социальной политики и экономики продлевает этот кризис и, к сожалению, будет наращивать наше отставание, потому что темпы развития мировой экономики, темпы развития технологий в мире будут нарастать.
Я уже много раз говорил, что сегодня, на мой взгляд, нельзя приступать ни к одной социально-экономической реформе, в силу того, что система управления в нашей стране абсолютно не готова к тому, чтобы "переваривать" эти реформы. Поэтому базис, на котором зиждутся все реформы, – это реформа системы государственного 
управления. Без реформы системы государственного управления, без современной, основанной на новых технологиях, на качественном менеджменте, на внедрении современных систем управления результативностью, проектным управлением, управлением процессами совершенно бессмысленно начинать заниматься реформами. Последние попытки реформировать, в том числе внедрение глубокоуважаемой системы взимания платы за грузовики, показывают как раз-таки именно это: что, когда мы подошли без должной подготовки этого проекта, когда мы не оценили все последствия внедрения, когда мы не оценили по шагам, как этот проект должен имплементироваться, когда мы не провели эксперимент по внедрению этого проекта хотя бы на территории нескольких субъектов Федерации, в конце концов, мы сегодня попали в ситуацию, когда уже эта проблема из технической на уровне одного ведомства переросла в проблему, которой теперь будет вынуждено заниматься все правительство и искать какие-то выходы из этой ситуации.
Это еще раз подтверждение того, что прежде чем делать реформы, нужно выстроить современную систему управления, потому что в нашей сегодняшней системе управления отсутствует целый ряд ключевых базовых элементов, которые, собственно говоря, делают систему управления таковой. На эту тему я сегодня больше говорить не буду, у меня на этот счет много отдельных презентаций. Пойдем дальше, это независимая оценка качества системы управления в России, где мы находимся в мире. На сегодняшний день мы находимся из 144 стран на 103-м месте в мире. Отсюда вывод: сколько шансов у нас есть сделать успешные реформы без изначального преобразования самой системы управления? Ответ очевиден.
Следующий раздел – это ситуация в банковском секторе. Во-первых, хотел бы сказать, что, конечно, банковский сектор пострадал в этот кризис больше всех и пострадал первым. Политика Центробанка, на мой взгляд, была очень и очень адекватной, как с точки зрения реагирования на валютную ситуацию, так и с точки зрения реагирования на ситуацию в банковском секторе. Валютный кризис, который произошел в конце 2014 года и был шоком для всех, это, конечно же, не вина Центрального банка, это сложение целого ряда обстоятельств. Хочу сказать, что вовремя отпущенный курс рубля спас в этом году промышленность от глубокого и затяжного кризиса. В этом году мы видим: те страны, которые не сделали это вовремя, попали в очень сложную макроэкономическую ситуацию. Мы этот кризис с точки зрения всех остальных секторов, кроме финансового, переживаем значительно 
менее болезненно благодаря тому, что денежные власти вовремя взяли на себя ответственность и приняли это решение. Удалось избежать масштабного банковского кризиса, в среднесрочной перспективе можно достичь показателей по инфляции, и банковский, и страховой сектор постепенно расчищаются от "мертвых" организаций. Это правильно, но одной политики Центрального банка в этой части недостаточно. Мы видим, что в прошлом году то, что ударило по банкам – это очень большая зависимость банков от средств Центробанка.
И банки, в основном, пострадали в этом году и в конце прошлого года не от плохих кредитов, а от так называемого процентного риска, когда ставка в один день поднята с уровня 11% до уровня 17%, и банки практически лишились всей своей прибыли. Если посмотреть, во что обошелся банковский кредит экономике, то цена этого 
кризиса за последние два года – 1,8% ВВП. 
В целом в банки было проинвестировано порядка 1,5 трлн рублей. Были направлены огромные средства на рекапитализацию банковского сектора, и спасибо государству за то, что оно сделало это, потому что были поддержаны крупнейшие банки. Я могу сказать как нейтральная персона, мы не были получателями этой помощи, но мы считаем, что это абсолютно правильно, потому что ситуация в банковском секторе была бы драматично другой, если бы этого сделано не было. И второе, конечно, 20% банков, которые ушли с рынка фактически, у 185 банков за два года были отозваны лицензии, это стоило достаточно серьезных вливаний со стороны Центробанка СВ на реструктуризацию банковского сектора. Мы видим, что в следующем году, скорее всего, банки будут продолжать терять лицензии, по нашим оценкам, примерно 10% банков еще потеряют лицензии в следующем году.
Достаточность капитала в банковской системе является важнейшим показателем здоровья банковской системы. Мы видим, что достаточность капитала у нас увеличилась благодаря мерам, предпринятым правительством по рекапитализации банковской сферы, но она остается на критически низком уровне. На сегодняшний день это 13%, этого недостаточно для таких волатильных времен, как сегодняшние. Но, тем не менее, банковская система хотя и ушла из зоны большого риска, должна оставаться в зоне пристального внимания. За 10 месяцев 2015 года банки получили прибыль до налогов в 193 млрд рублей, если исключить оттуда Сбербанк, то это убыток 19 млрд рублей всей банковской системы – такого не было никогда.
Более четверти банков нашей банковской системы являются убыточными, и, если говорить о том, кто является самым крупным бенефициаром убытков – это 15 крупнейших банков, как раз те, на которых держится вся система кредитования. Тем не менее, идет спор, называть ли это банковским кризисом или говорить о том, что мы прошли пик банковского кризиса. Это вопрос терминов: сначала нужно договориться о терминах, об определениях, потом говорить о том, что эти термины применимы или не применимы к текущей ситуации. На мой взгляд, это, конечно же, банковский кризис, серьезнейший, который потребовал вмешательства практически всех ресурсов со стороны государства, административных ресурсов, перестройки законодательства и огромного количества денежных ресурсов для того, чтобы банковская система "встала на ноги". И нужно из этого кризиса сделать выводы, чтобы постараться в следующий раз быть более подготовленными, чтобы 2% ВВП можно было использовать на какие-то другие цели – более важные, наверное, для социальной политики, для экономической политики, нежели спасение банковского сектора. Хотя еще раз повторяю, что те действия, которые были предприняты, на мой взгляд, были предприняты своевременно и правильно.
Несколько слов о Сбербанке. Мы этот кризис переживаем значительно более подготовленными, нежели предыдущие. Хотя в декабре прошлого года весь удар, особенно спровоцированный рассылкой сотней тысяч смс по нашим клиентам, пришелся именно на Сбербанк. Мы раньше не называли этих цифр, но в декабре прошлого года получили отток ликвидности в размере 1,3 трлн рублей – никогда за всю историю Сбербанк не подвергался таким шоковым атакам. Самый большой отток, который мы имели, был в ноябре 2008 года, когда случился кризис, и тогда месячный отток у нас составил 300 млрд рублей. Поэтому в своих самых критичных сценариях мы оценивали, что месячный отток может составить примерно 350 млрд рублей. Сейчас мы все свои оценки пересмотрели, потому что увидели, что все те каналы, которые мы развили (в том числе у нас имеется самая большая сеть банкоматов в мире), все то, что работало на привлечение средств населения, в пик кризиса, в момент паники работает против нас, и с такой же скоростью люди снимают деньги. И хочу сказать спасибо Центробанку за поддержку, потому что было принято своевременное решение об открытии нам резервной кредитной линии, но нам она не понадобилась: мы прошли весь этот сложнейший этап своими силами. И слава Богу, все те новые технологии, новые инвестиции, которые мы сделали в создание принципиально новой технологической платформы Сбербанка, не дали ни одного сбоя, потому что была бы очень большая проблема, если бы за этот период времени банк работал с нагрузкой в 2,5 раза больше, чем были предусмотрены пиковые нагрузки на наши системы. Тем не менее, наша система выдержала, и слава Тебе, Господи, потому что здесь нужно благодарить еще и Господа Бога, который помог нам пережить этот тяжелейший период времени.
Направление реформ нашего банка. Почему это важно? Потому что эти реформы придется пережить практически всем крупным организациям. Мы считали до последнего года, что мы сделали колоссальную трансформацию, которая позволит нам иметь большое конкурентное преимущество в будущем. Когда мы закончили нашу трансформацию, мы проинвестировали громадное количество миллиардов в создание технологической платформы, и в прошлом году, когда мы попали в кризис, мы увидели, что те обещания, которые мы давали инвесторам – удвоение нашей чистой прибыли, удвоение наших активов к 2018 году, – невыполнимы, потому что мы попали в сложнейшую макроэкономическую ситуацию.
Мы начали анализировать, что с этим можно сделать, потому что выйти и сказать инвесторам: "Извините, ситуация изменилась, и мы не можем выполнить наши обещания" мы не могли. Мы переосмыслили всю нашу пятилетнюю стратегию и пришли к выводу, что она за два года безнадежно устарела, что нам нужно совершить принципиальный переворот в нашей стратегии и что у нас есть огромные ресурсы к тому, чтобы постараться выполнить, даже в новых, значительно более тяжелых макроэкономических условиях, те обещания, которые мы давали ранее, или вплотную к ним приблизиться. Мы два года назад открыли так называемую программу "Умные расходы", мы считали, что мы уже почистили наши расходы дальше некуда. Результат этой программы – за два года мы сэкономили 105 млрд рублей, и в годовом исчислении (начиная с 2018 года) мы дальше будем экономить от 30 до 70 млрд рублей ежегодно.
Второе: мы поняли, что нам придется совершить новый технологический переворот, мы делаем принципиально новую технологическую платформу, которая будет основой принципиально новой организационной культуры. И третье, что нам придется сделать: нам придется полностью поменять нашу корпоративную культуру. В чем суть того, что мы делаем? Мы уходим от пирамидальной структуры в горизонтальную, мы уходим от так называемых "колодцев", взаимодействие между которыми можно построить через верх, к матричной, а потом к молекулярной системе взаимодействия внутри организации, и это колоссальный вызов для нас, колоссальный вызов для Сбербанка. В течение ближайших трех лет нам предстоит пережить колоссальную трансформацию, потому что мы говорим, что наши главные конкуренты сегодня на рынке – это не банки, а новые технологические компании, такие как Google, Amazon, Facebook и все остальные. 
И если мы будем неконкурентоспособными, то будут ли банки в будущем – большой вопрос. Как сказал один из великих технологов современности, "будет ли в будущем банкинг, ответ очевиден – да, а вот будут ли банки – это большой вопрос", потому что сегодня на наш рынок выходят все новые и новые игроки. Поэтому если мы не будем играть по правилам этих новых игроков, то тогда большой вопрос в нашем будущем. Поэтому мы для себя поставили задачу – переделать нашу организацию, всю нашу платформу по принципу самых современных организаций, которыми являются Google, Amazon, Facebook и все остальные. Это грандиозный challenge, грандиозный вызов, который мы сформулировали перед собой, но мы постараемся на этот вызов ответить достойно. Я вам рассказал только о третьей части, это очень поверхностное сообщение, это только для того, чтобы сказать одну маленькую фразу: то, что мы сейчас делаем со Сбербанком, предстоит сделать каждой крупной организации, в какой бы области она ни работала. Потому что новые, так называемые "подрывные" технологии изменят в ближайшие пять лет всю систему менеджмента управления корпорациями, организациями (социальными, общественными и т.д.) и государствами; и мы здесь не должны отставать.
Мы для себя делаем такие выводы, исходя из старой африканской пословицы, что каждое утро газель просыпается с мыслью о том, что она должна бежать быстрее льва, иначе он ее съест. Каждое утро лев просыпается с мыслью о том, что если он не сможет догнать самую медленную газель, то его ждет голодная смерть. Мы делаем вывод, что неважно, кто вы, лев или газель, потому что часто мы меняемся ролями в этой гонке, но если встает солнце, то нужно бежать. Спасибо за внимание.
– Коллеги, у нас осталось около 10 минут, поэтому просьба – кратко вопросы, и кратко ответы, по возможности, – заявляет модератор. – Антон Владимирович Беляков, пожалуйста (член комитета Совета Федерации по экономической политике, представитель от исполнительного органа государственной власти Владимирской области).
– Герман Оскарович, большое спасибо за ваше выступление, но хочу сказать, что вам повезло, потому что в силу аппаратных решений вы выступаете перед 100%-ной аудиторией вкладчиков Сбербанка: мы все зарплаты получаем на карточку Сбера.
– Спасибо вам за это, – говорит Греф.
– Но это не мы решили, это вам спасибо. Скажите, пожалуйста, Герман Оскарович, вот вы сказали, что 10% банков в следующем году потеряют лицензию. Но в основном это, видите, региональные банки, мы палаты регионов, и если СВ перед физическими лицами решают проблему, то с юридическими лицами все намного труднее. Если можно, прокомментируйте в двух словах ваше отношение к этим процессам.
– К процессу отзыва лицензий у банков, которые занимаются какой угодно деятельностью, только не банков, у меня отношение исключительно положительное, я считаю, что это правильно. Отношение к тому, что компании должны разумно оценивать свои риски и осваивать такую науку, которая называется риск-менеджмент, я тоже отношусь положительно. Граждан надо защищать, потому что среди них есть абсолютно неквалифицированные инвесторы, вкладчики и люди, у которых нет достаточного уровня образования. Но если ты начал заниматься бизнесом, ты должен уметь оценивать свои риски, и, пожалуйста, оценивая, в том числе, риски банков, с которыми ты работаешь, – это совершенно нормальная история. Если ты оцениваешь риски любого своего контрагента, когда ты платишь ему деньги, то ты обязан точно так же оценивать риски банков. Это новая реальность, в которой нужно просто-напросто эти риски оценивать. Сегодня, по-моему, нет ни одного предпринимателя, который свято уверен в том, что ни один банк не может потерять лицензию. Поэтому надо заниматься управлением рисками, работать с двумя-тремя банками, раскладывать, может, свои деньги по нескольким банкам или выбирать наиболее надежные банки. Но про региональные банки я хочу сказать: я против монополизации рынка, я считаю, что очень плохо, если на рынке останутся только крупные игроки, целый ряд региональных банков являются абсолютно надежными. Размер банка и его надежность – это разные величины, и, как мы видим, зачастую в первую очередь теряют лицензии банки, которые попадают в первую сотню.
– Спасибо. Сергей Николаевич Рябухин, пожалуйста (председатель комитета Совета Федерации по бюджету и финансовым рынкам, представитель от законодательного (представительного) органа государственной власти Ульяновской области).
– Спасибо большое, уважаемый Герман Оскарович, за объективную, реалистичную оценку ситуации и напоминание о том, что назрел вопрос о разработке новой стратегии, новых психологических подходов. У меня вопрос: кредитные ставки безнадежно опередили уровень рентабельности реального сектора экономики, особенно в перерабатывающей промышленности, и в этой части в полный рост встает кризис неплатежей и не только в реальном секторе экономики, но и в банковском секторе. И что делать дальше: компенсировать или амнистировать за счет бюджетных средств – мы с этим не согласны, – и почему не работает эффективно институт развития, почему не формируются точки роста экономики, на ваш взгляд? Спасибо.
– Два вопроса, наверное. Первый: что делать со ставками? Ставки будут падать, и если вы видите, в этом году ставки уже очень сильно падают. Я думаю, что ставки, которые устанавливает Центробанк, будут дальше падать. Мы видим сегодня избыток ликвидности в банковском секторе, в следующем году банки уже начнут "приходить в себя", начнется борьба за нормальных заемщиков, ставки будут падать. Я думаю, что в следующем году мы увидим уже ставки ниже 10%, даже, может быть, ставки выйдут на докризисный уровень, и это вполне нормально при инфляции в следующем году (по нашим оценкам) примерно в 7,5-8,5%. Поэтому проблемы ни со спросом на деньги, ни с высокими ставками в следующем году не будет, как было в первой половине этого года, когда мы жили в совершенно шоковой ситуации.
Второй – о точках роста и институте развития. Знаете, я – большой скептик института развития и считаю, что самое главное, что должно сделать государство, – это выстроить жесточайшую конкуренцию. Самые лучшие точки роста бывают, когда очень жесткая конкуренция, поэтому, чем больше количество игроков, чем более жесткие условия конкуренции, тем больше будет точек роста.
– Спасибо, Герман Оскарович. И последний вопрос, Николай Владимирович Власенко, пожалуйста (член комитета Совета Федерации по экономической политике, представитель от законодательного (представительного) органа государственной власти Калининградской области, ранее председатель совета директоров ОАО "ГК Виктория".
– Спасибо, Валентина Ивановна. Уважаемый Герман Оскарович, вы давно, действительно, выступаете за либерализацию экономики, рыночные реформы. Скажите, пожалуйста, вы, человек, долго проработавший в местных органах власти, почему мы от правительства не слышим подобной стратегии и механизмов реализации, пускай не таких, как у вас, с другими идеями, как у Глазьева, как у Кудрина? Нет вызова на конкретику в нынешних условиях, мы, кстати, здесь, в стенах Совета Федерации, несколько раз задавали вопрос тому же Улюкаеву, почему мы видим только некие варианты прогнозов, но нет практичности. Вот на ваш взгляд, в чем проблема нынешнего правительства, почему там нет стройных стратегий развития экономики? Спасибо.
– Но вы Кудрина с Глазьевым так вместе объединили – это сложноватое объединение, поэтому, не дай Бог, если будут у нас появляться стратегии еще и к реализации типа Глазьева. Я выступаю за либерализацию экономики, потому что я не знаю ни одной нелиберальной экономики в мире, которая бы росла. И все, что вы можете сегодня посмотреть в Китае – это последовательная либерализация одного рынка за другим: по мере того, как у них возникают проблемы, первое, что они делают, они начинают либерализировать рынок. Сегодня нет ни одного государства в мире, которое бы росло и которое бы имело нелиберальную, т.е. несвободную экономику. Это первое.
Второе, почему нет реальных действий? Я уже сказал, смотрите: на мой взгляд, хорошо, что нет в этих условиях инициатив по конкретным реформам. Это вам говорю я, человек, которого в свое время били на каждом углу за то, что мы делали реформы по всему полю. На мой взгляд, сегодня самое последнее, что нужно начать делать – это начать делать реформы, потому что любая серьезная реформа обречена на провал. По одной простой причине: знаете, сегодня мир продвинулся далеко вперед в науке под названием менеджмент, сегодня все уже говорят о том, что любая современная организация в современном мире должна быть бимодальной. Что это означает, бимодальность? Все, что мы с вами делаем каждый день, вот управленцы, – приходим на работу и чем-то занимаемся, – эту деятельность можно идентифицировать как две составляющие, больше мы ничего не делаем, мы занимаемся либо процессным менеджментом, т.е. управлением текущими процессами, либо проектным менеджментом, т.е. созданием каких-то новых проектов, изменений. Поэтому все говорят о том, что вот эта бимодальность (раньше ее так не идентифицировали) – это разные люди: те, которые хорошо умеют делать процессную работу – очень плохие проектные менеджеры, как правило, и не дай вам Бог хорошему проектному менеджеру поручить текущую процессную работу.
И самое главное – там применяются принципиально разные технологии, поэтому я говорю: а почему бимодальная организация? Потому что организация делится на две части: первая часть – та, которая поддерживает свой текущий бизнес, текущие завоевания; то же самое касается государства: это та часть, которая поддерживает текущий уровень сервиса, которая оказывает услуги (выплачивает пенсии, собирает налоги и т.д.). И тем же самым людям, которые сегодня занимаются текущей деятельностью, вдруг говорят: "Ну-ка ребята, теперь еще и делайте одновременно реформы".
Я вам могу сказать: я в свое время этим занимался, это чрезвычайно неприятное занятие. Реформами я занимался по ночам и по выходным, и делал при этом всем еще очень много ошибок. Поэтому сегодня все говорят о том, что нужно создавать два разных модуля, разделять эти виды деятельности. Поэтому, как правило, в государствах создаются специальные проектные офисы, потому что все реформы – это проект, это ограниченный во времени период осуществления реформ. Вы сегодня не найдете примера в мире, когда бы делались колоссальные трансформации внутри государства; еще сложность в том, что сама государственная структура должна сама себя трансформировать. Поэтому сегодня эта бимодальность заставляет создавать два центра. Разные люди, знаете. По-английски это говорят: business-run и business-change, т.е. те, которые занимаются всеми текущими процессами, и это все должно работать, как часы: нельзя при преобразованиях допустить такое, чтобы текущие процессы пострадали, но это нужно разделять.
Нужно обсуждать в первую очередь это, нужно прийти, в конце концов, к понятной адекватной модели, как мы будем управлять реформами, создать соответствующую структуру, подготовить соответствующих людей, дополнить те функции, которые в государстве сегодня практически отсутствуют. Советский Союз – пример того, как нельзя пренебрегать экономическими процессами, но в Советском Союзе была очень хорошо построена (для того уровня) работа с кадрами. Вот все, что касается развития кадров, или то, что называется развитием кадров, подготовкой кадрового резерва, регулярная переподготовка, ротация людей и т.д. – эта функция у нас фактически не исполняется. Сегодня нам для того, чтобы делать реформы, надо взять где-то этих людей. Для этого нужно выстроить внятную систему выявления лучших людей, их подготовку и переподготовку, выявление их качеств; вот этих людей, которые способны создавать изменения, нужно помещать в эту составляющую, которая должна заниматься реформой. И сегодня министрам, перегруженным текущими поручениями – сложность растет, нагрузка растет, нагрузка на них валится, – мы еще и говорим: "Ребята, а вы еще быстренько возьмите и сделайте реформу, т.е. поменяйте все".
Я сказал о системном кризисе, мы попали в системный кризис, который сам не пройдет, поэтому, на мой взгляд, это ключевая история. Нам нужно осознать вот эту бимодальность проблемы и соответствующим образом реорганизовать нашу систему управления. Вот потом мы сможем, возможно, немного отложив начало реформ, значительно быстрее и эффективнее их осуществить. Спасибо большое вам за внимание.
