С тех пор как в 2011 году холдинг LVMH приобрел знаменитую ювелирную и часовую марку Bvlgari, ее бывший глава и потомок основателей компании Франческо Трапани стал руководить часовым и ювелирным делом всего LVMH. Тем не менее интервью состоялось в его кабинете, расположенном в павильоне Bvlgari на Baselworld.
— В первый раз я говорю с вами не как с главой Bvlgari, а как с командиром часов и украшений всего LVMH. Что изменилось?
— Я генеральный директор департамента часов и ювелирных изделий, то есть моя задача — собрать вместе все часовые и ювелирные марки, входящие в холдинг, и координировать их деятельность. За исключением разве что часов Louis Vuitton — они в стороне. Что изменилось для меня? Одно дело — руководить маркой, совсем другое — руководить главами марок.
— Это сложнее или, может быть, проще?
— Скажу вам откровенно — это очень интересно, потому что мои подчиненные — люди очень профессиональные, очень увлеченные своим делом и отнюдь не конфликтные.
— Я убежден, что это так, потому что в коллекции LVMH замечательные марки — Zenith, Hublot, TAG Heuer и их главы — Филипп Дюфур, Жан-Клод Бивер и Жан-Франсуа Бабен — настоящие мастера, каждый в своем роде и каждый на своем месте. Но что происходит с маркой, которая, уверен, вам ближе остальных,— с Bvlgari?
— Не сказал бы, что ее ситуация радикально изменилась. Еще в момент покупки мы много времени посвятили обсуждению стратегии развития Bvlgari. Было решено, что компания должна преимущественно сконцентрироваться на ювелирных изделиях высшей гаммы и на производстве часов. И тут нам очень помогает нахождение внутри LVMH, потому что у нас больше возможностей, можно модернизировать производство, инвестировать деньги в развитие.
— Как осуществляются связи между часовыми марками?
— Независимость каждой марки, конечно, сохраняется. Но мы все больше и больше движемся к совместным поставкам, к координированным техническим разработкам. Мы хотим вертикализироваться как можно больше, приобрести максимальную независимость от внешних факторов, и тут понятно, что невозможно дробить такие серьезные инвестиции от марки к марке. Поэтому мы делаем упор на сильные стороны каждой марки и стараемся добавить им то, в чем они чувствуют, быть может, недостаток. К примеру, кто-то очень силен в классических часах с тремя стрелками, другой проявил себя большим мастером в хронографах и может поделиться этим своим умением с остальными.
— Как это происходит на уровне организации?
— Не хотелось бы вдаваться в подробности. Но у нас есть индустриальный комитет, в котором представлена каждая марка, а я являюсь председателем этого комитета. Мы встречаемся каждый месяц-полтора анализируем все проблемы и совместно ищем решения.
— Кто ваши конкуренты?
— Первые, разумеется, Swatch Group, вторые — Richemont. Это две группы с мультимарками. Обе очень сильные.
— Не испытываете ли вы недостаток механизмов?
— Swatch Group объявила о сокращении поставок уже давно, все свыклись с этой новостью. Мы в LVMH вовремя начали индустриализацию нашего часового сектора и действуем все более настойчиво, я бы даже сказал агрессивно, наступательно. LVMH уже сейчас обладает всеми средствами, для того чтобы добиться полной независимости от конкурентов. Мы производим собственные механизмы, циферблаты, корпуса, мы сами делаем наши ювелирные украшения и стремимся к увеличению объемов нашего производства. Я не обещаю вам, конечно, что мы станем независимыми на сто процентов. Никто не может замкнуться в своем мирке, с экономической точки зрения это бессмысленно.
— Как вы относитесь к тенденции поглощения независимых марок большими группами?
— Роскошь становится все более индустриальной, нужны другие технические возможности и другой уровень финансовой независимости. Время маленьких марок прошло. Если оглянуться лет на двадцать-тридцать назад, мы увидим, что там были только маленькие независимые предприятия. Теперь группы забрали большую часть рынка. А если мы заглянем на десять лет вперед, то их доля рынка станет еще больше. Чтобы иметь успех, одного мастерства и таланта теперь недостаточно.
— Может быть, это как раз и печально?
— Не печально, а нормально. Объединение дает возможность выживать и развиваться. У нас есть разные поставщики, в том числе и крошечные предприятия. Они тянутся к группам, потому что это дает им шанс. Живя в одиночестве, они не имеют права на ошибку, это для них смертельно. Лучше очутиться в объятиях большой группы и опереться на нее, чем исчезнуть навсегда.
— Что, по-вашему, принесут рынку роскоши грядущие годы?
— У меня нет магического кристалла. Конъюнктура в последнее время была для нас очень благоприятна. Сейчас есть процессы, которые тормозят экономику,— выборы во Франции, в США, напряженность вокруг Ирана, но я сохраняю оптимизм.
— Самый важный для вас рынок?
— В прошедшие два года — Китай, и, думаю, в ближайшие два будет то же самое.
