В издательстве "Новое литературное обозрение" вышла книга историка Анны Ивановой "Магазины "Берёзка": парадоксы потребления в позднем СССР". Strelka Magazine расспросил автора исследования о местах сбыта импортных товаров в городах СССР и ценностях советского человека в 1960–1980-х годах.
— Расскажите, как вы решили написать кандидатскую работу про валютные отношения в СССР на примере магазинов "Берёзка"?
— Я давно занимаюсь позднесоветским обществом, условно периодом 1960–1980-х годов, и меня всегда больше всего интересовали "морально сомнительные" пространства — сферы, которые представляли собой для советской власти некоторую проблему или противоречие. Одной из таких проблем был дефицит товаров и услуг. Тут интересно, что, с одной стороны, дефицит — это недостаток советской власти, признак того, что что-то плохо работает, то есть закрытая тема, которую обсуждать нельзя. А с другой стороны, дефицит был важной частью советской повседневности и, как ни странно, признавался проблемой. Мне было интересно посмотреть, как именно о нём говорили публично.
Я писала статью про репрезентацию дефицита в советской прессе и кино 1960–1980-х: смотрела, что писали про очереди, про культ западных и плохое качество советских товаров — как всё это объяснялось и преподносилось. И в процессе этих изысканий наткнулась на упоминание "Берёзок". Про них говорилось в статье в "Крокодиле" в конце 1970-х как о чём-то само собой разумеющемся, про что все знают, но никаких пояснений не было. Понятно было только, что это какое-то специальное пространство, где продаётся всё самого лучшего качества.
Мне стало интересно понять, что же это было такое и какой был статус "Берёзок", я начала брать интервью у людей, которые там бывали, читать те материалы, которые были доступны, потом пошла искать про них в архивах и увлеклась. "Берёзки" — это интересное воплощение моральной проблемности. С одной стороны, легальные советские магазины, а с другой — места с флёром привилегированности и секретности. И ещё стало понятно, что сама валюта — это тоже для советской идеологии явление двойственное. За операции с ней типа обмена с рук в СССР можно было получить уголовный срок, но при этом валюта была объектом вожделения не только и даже, может быть, не столько для самих граждан, сколько для государства, которое всё время находилось в её поисках. Открытие "Берёзок" было способом получить валюту в казну, привлечь тех, у кого эта валюта есть, дефицитными товарами. В результате получились эти морально сомнительные пространства.
— А как получали валюту в СССР?
— Формальных способов получить валюту в СССР было несколько. Во-первых, работа за границей: дипломаты, журналисты получали в валюте зарплату. Во-вторых, суточные: съездил на несколько дней в командировку — деньги на мелкие расходы дали в валюте. В-третьих, перевод из-за рубежа: гонорары за публикации переводов книг, если ты известный писатель, или просто так называемый подарочный перевод — от заграничных друзей. Сначала в "Берёзках" можно было расплачиваться непосредственно наличными, но, поскольку валюта, как я уже сказала, была вещью морально сомнительной, то скоро советских граждан обязали обменивать её на специально введённые сертификаты. Всего было три вида: с синей полосой для валют соцстран, с жёлтой — для валют так называемых развивающихся стран и без полосы — для валют капстран. А потом ввели единые для всех валют чеки "Внешпосылторга". Вот этими сертификатами, а потом чеками и расплачивались в "Берёзках".
— Кто посещал "Берёзки"?
— Есть традиционное представление о "Берёзках" как о месте для привилегированных групп: чиновников, партийных начальников. Меня интересовало именно то, что обладание валютой, а не лояльность власти давало туда доступ совершенно другим категориям граждан. То есть понятно, что номенклатурные начальники тоже могли съездить за границу, получить там суточные в валюте и потом потратить их в "Берёзке", не говоря уже о советских дипломатах. Но, помимо них, туда ходил и ровно противоположный класс, а именно диссиденты — то есть люди, наоборот, антилояльные режиму. Они получали финансовую помощь от иностранных организаций и тратили эту валюту в тех же "Берёзках".
При этом тратили часто, например, на продукты для политзаключённых — для посылки в лагеря. В середине 1970-х, правда, в рамках борьбы с диссидентами обменивать любые подарочные переводы на чеки запретили. Ещё одна тоже неожиданная группа — это те советские граждане, которые по несколько лет работали в постколониальных странах Азии и Африки инженерами, врачами, переводчиками. СССР в рамках сотрудничества посылал туда на работу довольно много людей, и им тоже, как и дипломатам, полагалась зарплата в валюте. Для работы в таких странах особенной лояльности или высокопоставленности уже не требовалось: могли поехать те, кто только-только окончил языковой вуз. Зато валюты им полагалось много — они могли после окончания срока службы купить через "Берёзку" машину или даже кооперативную квартиру. Плюс были ещё нелегальные посетители: те, кто решался незаконно купить чеки с рук за рубли, чтобы отправиться в "Берёзку".
То есть, грубо говоря, получалось, что "Берёзки" — это магазины для своеобразного советского среднего класса. Там могут встретиться и советский дипломат, и диссидент, и обычный инженер, съездивший поработать в Ливию, и инженер, который вообще никуда не ездил, но накопил денег на незаконный обмен.
— А что продавалось в "Берёзках"?
— Есть три основные группы "берёзочных" товаров. Самая популярная группа — это, наверное, одежда. Действительно, через Министерство внешней торговли в "Берёзки" заказывалась из-за границы модная одежда западных фирм. Самый известный тут товар — это, наверное, джинсы, которые в обычные советские магазины почти не закупались, а при этом пользовались невероятным спросом. Вторая группа — это всякого рода аксессуары — то, с производством и закупкой чего советская плановая экономика справлялась очень плохо. Французские духи, японские складные зонтики, одноразовые бритвы, маникюрные ножницы — всего этого в СССР было практически не достать, а спросом аксессуары пользовались большим и могли стать гениальным подарком. Последняя группа — это крупные покупки: кооперативные квартиры, автомобили и японская аудио- и видеотехника. То, что себе не могли позволить люди, просто съездившие в командировку или обменявшие через друзей небольшую сумму на чеки. Это покупки, которые совершали люди, долго проработавшие за границей, или крупные дельцы чёрного рынка.
— Отличались ли валютные магазины в Москве и других городах СССР?
— Есть устоявшееся представление, что "Берёзки" — это шикарные московские магазины с зашторенными витринами, где внутри рай и всё есть. В этом смысле очень интересно посмотреть на всю их географию, потому что "Берёзки" существовали по всему СССР. Во-первых, во всех столицах союзных республик: Вильнюс, Тбилиси, Ашхабад; а во-вторых, во многих крупных городах РСФСР и Украины — от Львова до Владивостока. Назывались они везде по-разному, например "Ивушка" в Белоруссии. Часто у этих магазинов вообще не было своего названия — просто "Филиал № 6 центрального универмага для специализированной торговли". Магазины, конечно, отличались от города к городу — и по внешнему виду, и по роли в городской жизни. Например, в маленьких городах подростков знакомые с ними продавщицы могли пустить внутрь без всяких сертификатов — просто поглазеть на новые японские магнитофоны. К тому же в провинциальных городах помещения для этих "Берёзок" давались часто маленькие, тесные, так как людей, имевших туда формальный доступ, было не так много. В результате в каких-то городах эти магазины выглядели не так шикарно, как московские, и такой атмосферы секретности и привилегированности у них не было. Хотя система оплаты — то есть сертификаты, а потом чеки — была такая же, и ассортимент в основном совпадал.
— Какие ещё места роскоши были доступны для советского человека?
— Хорошим источником информации о таких местах могут служить газетные статьи конца 1970-х — начала 1980-х. Это время появления или, скорее, укрепления того, что я называю альтернативной советской элитой — людей, имеющих богатство и ведущих шикарный образ жизни не из-за своей связанности с властью, не потому что блага им выделены в качестве привилегий, а в основном из-за занятий подпольной экономикой: нелегальным производством, торговлей, оказанием услуг. В это время они укрепляются в обществе, и это получает отражение и в газетах. Пресса, понятно, критикует элиту. Хотя в основном эти люди фигурируют в статьях о том, как их поймали и посадили в тюрьму, там всегда есть описание — какое-то иногда совершенно, я бы сказала, порнографическое — их уровня жизни, потребления. И вот из этих описаний можно делать выводы о том, какие пространства роскоши, кроме "Берёзок", были в советской действительности.
Во-первых, колхозный рынок — место, где продавались фрукты, овощи, мясо по ценам сильно выше магазинных, и это, соответственно, тоже считалось пространством для богатых. Во-вторых — рестораны. У них тоже в советское время странный двойственный статус: непонятно, зачем они, собственно, нужны? Это ведь не столовая, нужная для быстрого коллективного питания, а что-то шикарное с официантами, белыми скатертями, особенной едой. И вот эти рестораны в советской прессе становятся тоже маркерами шикарного образа жизни — местом, в котором миллионеры прожигают жизнь.
— Что вас больше всего удивило в "Берёзках" как парадоксальном элементе советской повседневности?
— Их "вопиющесть" и в то же время — невидимость. Физически они были довольно незаметны: вывески часто не было, витрины пустовали, находились магазины не в самых популярных местах, то есть, если не знать, можно не заметить. Но при этом их статус — придыхание, с которым про них говорили, то притяжение, которое они вызывали, — был, наоборот, из ряда вон выходящим. Люди, с которыми я говорила, всё время подчёркивали, что по ощущению это был другой мир — так он отличался от обычных советских магазинов. И когда видели на улице красиво одетого человека, могли сказать: "А, это у него из "Берёзки"". Мне кажется очень важным этот контраст между невыделенностью в физическом городском пространстве и выделенностью в символическом.
