Спустя пять лет после того, как французская L’Oreal локализовала производство в России, входящей в десятку стран по объему продаж, компания решила удвоить здесь свои мощности. О том, сколько стоит экологичное предприятие, какие бренды интересны косметической компании и как будет развиваться ее собственная розница, в интервью "Коммерсанту" рассказал президент и председатель правления L’Oreal Жан-Поль Агон.
— Несколько лет назад вы говорили, что к 2020 году намерены сделать ваши производства полностью экологичными. Насколько вы приблизились к заявленной цели?
— Все верно. Мы действуем в рамках нашей программы "Красота для всех", обязательства по которой касаются абсолютно разных областей. В том числе мы намерены на 60% сократить выброс углекислого газа, имеющего парниковый эффект, также на 70% уменьшить потребление воды, фактически избавиться от отходов. К 2020 году все наши продукты должны быть улучшены в части своего влияния на окружающую среду и на общество. Уже практически три четверти, 74%, нашей новой продукции улучшены. Мы на 56% сократили выброс углекислого газа и на 45% снизили потребление водных ресурсов. Думаю, мы достигнем заявленных целей.
— Что вы подразумеваете под влиянием на общество?
— Я говорю о том, что наш продукт должен улучшать качество жизни людей. Например, мы все больше сырья закупаем в Африке или Латинской Америке — алое вера, аргановое и оливковое масла, пачули, масло мурумуру, гуар, масло ши и др. У нас растет число партнерств с разными общинами, группами, которые культивируют необходимые нам ингредиенты, сырьевые материалы. Долгосрочные контракты с нами обеспечивают их более стабильной работой, а следовательно, доходами на длительный период.
— Вы имеете в виду страны третьего мира?
— В том числе. Например, в Перу, Колумбии. Но общины, находящиеся в сложном экономическом положении, есть во всех странах. Например, в Буркина-Фасо 30 тыс. женщин собирают для нас семена ши, из которых мы делаем масло. В прошлом году мы в партнерстве с Olvea начали установку более технологичных печей для обработки семян, которые требуют меньше дерева, соответственно, выделяется меньше углерода. В Боливии мы создали партнерство с фермерами, которые добывают для нас шелуху семян киноа, которая раньше не использовалась и рассматривалась в качестве отходов. Но наши исследования показали, что она обладает отшелушивающими частицами, которые можно использовать в косметике. Так 250 семей получили постоянный доход.
— Как это влияет на структуру поставок сырья?
— Доля сырья естественного происхождения, натуральных обновляемых продуктов у нас постоянно увеличивается. Сегодня более половины сырья, которое мы используем, возобновляемое — 1,4 тыс. ингредиентов из 300 видов растений в 80 странах.
— Как меняется стоимость закупки, если вы переходите от условно благополучного поставщика к бедствующей общине?
— Вы удивитесь, но цена не меняется, глобальная стоимость остается прежней. Да, нам приходится тратить больше усилий, чтобы найти таких поставщиков. Но в целом экологичное производство, соблюдающее все правила защиты окружающей среды, не дороже обычного промышленного производства в обычных условиях. Потому мы и пошли по "экологическому" пути, потому что не видим причин этого не делать. Многие думают, что производить, уважая окружающую среду, стоит дорого. Но в нашей промышленности, косметической, это не так. Стоимость может быть немного больше, но совсем незначительно. Наверное, в тяжелой промышленности разрыв в затратах будет больше, но не у нас.
— Я слышала, что вы частично переходите на торговое оборудование из картона вместо пластикового. Например, селфстопы. Как ваши партнеры отнеслись к такому подходу?
— Мы прежде всего продаем красоту. Для наших потребительниц важна эстетика товара. Уже 90% селфстопов картонные — нам удалось найти компромисс с партнерами. Тем более мы используем картон хорошего качества, который вполне может заменить прежнее оборудование.
— Что еще вы можете заменить картоном? Стоит ли ожидать шампуни в тетрапаках?
— Никогда не говори "никогда". Но завтра этого не произойдет.
— Но морально вы готовы к такому повороту?
— Мы уже работаем над нашими упаковками. Например, мы снизили содержание пластика в упаковке шампуня Fructis в два раза по сравнению с уровнем десятилетней давности. Стенки бутылки стали тоньше, благодаря чему снижается влияние на окружающую среду. Все флаконы для продуктов, произведенных на заводе в Ворсино, мы производим в России у наших партнеров.
— Сколько при этом вам приходится инвестировать в переход на экологичное производство? Ведь научные разработки и их последующее внедрение, модернизация производств стоят денег.
— Точно определить, сколько мы инвестировали в экологичное производство, а сколько во что-то другое, сложно. Все наши трансформации и, соответственно, траты так или иначе идут в этом направлении. Снижение влияния на окружающую среду — одна из целей нашей компании наравне с выпуском популярных продуктов и зарабатыванием денег для акционеров.
— Если говорить об общем размере инвестиций?
— Например, в исследования L’Oreal инвестирует 3,1% товарооборота, то есть €794,1 млн ежегодно (в 2015 году продажи группы составили €25,26 млрд.— "Коммерсантъ"). В России мы решили удвоить производственные мощности нашего завода в Ворсино в Калужской области и вложили €30 млн. Это позволит нам улучшить качество продукции, ее объемы и влияние на природу.
— На какой период времени вам хватит запланированного расширения мощностей? Свой завод вы открыли примерно пять лет назад. Через пять лет еще будете удваивать мощности или раньше?
— Наш бизнес в России очень хорошо развивается. Я ожидаю, что товарооборот по итогам 2016 года вырастет на 14-18% в денежном выражении. Это серьезный результат. Думаю, через три-четыре года будет новый этап инвестиций, так как мы используем российский завод не только для обслуживания внутреннего рынка, но и отправляем товары на экспорт в соседние страны. Правда, пока вывозим лишь 10% товаров российского производства, но эта цифра будет расти.
— Под соседними странами вы подразумеваете СНГ?
— Таджикистан, Казахстан, Белоруссию, Узбекистан, Монголию, Киргизию.
— Видите ли вы экспортный потенциал продукции российского завода в европейских странах?
— В Европе у нас уже есть производства. Если говорить об объемных продуктах — шампунях, дезодорантах, краске для волос — их мы стараемся производить максимально близко к потребителю. Мы не хотим, чтобы эти товары верстами ездили на фурах, поэтому у нас есть предприятия и в Германии, и во Франции, и в Италии.
— Ослабление рубля не сделало производство внутри нашей страны более привлекательным за счет определенного снижения себестоимости?
— Мы стараемся производить продукцию в определенном регионе, чтобы обеспечивать нужды именно этого региона. Практики, что мы выпускаем товар где-то, чтобы потом его куда-то увезти, потому что это дешевле, у нас нет.
— В целом насколько цена, по вашему мнению, сейчас является определяющим фактором, когда потребитель принимает решение о покупке? В нашей стране ее значение последние годы усиливается в связи с кризисом.
— Цена — важный компонент, но не единственный. Значение имеет качество, инновации.
— Как за год в среднем у вас меняются цены?
— Все зависит от инфляции. Наши цены растут только, чтобы ее компенсировать.
— У вас много брендов в разных ценовых категориях: доступные Maybelline, Garnier, NYX, L’Oreal Paris, люксовые Lancome, Giorgio Armani, Yves Saint Laurent и т. д. Какие еще косметические марки вам интересны?
— К сожалению, не могу вам ответить, потому что если я вам сегодня назову конкретный бренд, который хотел бы купить, завтра он будет стоить в три раза дороже. Даже если сам еще не знает о нашем интересе к нему.
— Но потенциал для расширения своего портфеля вы видите?
— Мы каждый год покупаем новый бренд. Например, три месяца назад купили американскую марку It Cosmetics. В прошлом году приобрели NYX, тоже косметический бренд. Но нам интересны и продукты по уходу за кожей или волосами.
— В России вы видите интересные марки?
— Конечно, да. Но пока мы добиваемся успеха с нашими международными брендами. Нам важно, чтобы наши марки присутствовали во всех странах, чтобы мы могли предложить одинаковый ассортимент всем женщинам планеты. Но быть может, наступит день, когда мы будем заинтересованы в приобретении российского бренда, чтобы сделать его международной, мировой маркой.
— Вы упомянули покупку бренда NYX. Не так давно вы открыли второй монобрендовый магазин этой марки. Кроме этого у вас есть магазины Body Shop. Насколько для вас важна собственная розница?
— У нас это новое явление. Поклонницам NYX нравятся монобрендовые магазины, поэтому будем развивать сеть. Как и розницу под другими брендами.
— Что для вас эффективнее — продажи через собственную розницу или через мультибрендовые специализированные магазины?
— По-разному. Каждый бренд имеет свою модель работы. Это часто зависит от его истории, типа потребителей. По большому счету не мы решаем, что продавать в мультибрендовых, а что в собственных магазинах. Например, продукция Maybelline должна быть доступна на всей территории России, потому что это массовый бренд, рассчитанный на широкую аудиторию. Любая женщина должна иметь возможность найти его недалеко от дома. NYX — более нишевый продукт: он для тех, кто интересуется модными трендами, считает себя экспертом в вопросах макияжа. Поэтому он работает в крупных городах.
— Например, премиальные Lancome или Yves Saint Laurent не имеют своей розницы, хотя их покупательницам, мне кажется, специальное обслуживание в специальных магазинах как раз пришлось бы по вкусу.
— Lancome с самого начала продавали в крупных мультибрендовых магазинах. И это очень преуспевающий бренд. Нам кажется, что сейчас не следует создавать для него отдельные бутики.
— А NYX может появиться у мультибрендовых операторов?
— Он может использовать разные форматы. Посмотрим.
— Работу по франшизе?
— В России NYX продается как в собственных бутиках, так и по франшизе и в традиционных каналах продаж.
— А если говорить о мировой тенденции?
— Сегодня за пределами России франшизой мы пользуемся только при открытии Body Shop (в России сетью управляет "дочка" кувейтской Alshaya Group "Монекс Трейдинг".— "Коммерсантъ"). Но почему не расширять границы? Мы очень открыты и очень прагматично настроены.
— Несколько лет назад вы говорили о развитии онлайн-магазина как отдельного направления бизнеса. Как организован этот процесс?
— Интернет приносит уже достаточно весомую часть наших продаж в мире. Последние цифры — 6% товарооборота. Этот канал очень быстро развивается, за последний год он вырос на 30%. В России через интернет продается примерно 1,5-1,6% нашей продукции, но здесь это направление увеличилось на 126%.
— Какие у вас целевые показатели для этого канала?
— Нам трудно сказать, сколько интернет-продажи займут в следующем году или через пять лет. Единственное, что мы знаем в данный момент, что онлайн-торговля во всех странах мира развивается очень активно. В Китае, например, более 20% продаж продукции масс-маркет и активной косметики происходит в интернете. В других государствах пока меньше, но эта цифра постепенно увеличивается.
— Хочется понять, за счет чего вы можете поддержать этот рост в России. Вам же нужно организовывать доставку, а наша страна с этой точки зрения не самая удобная.
— У нас своя логистическая сеть, она достаточно эффективна — от Камчатки до Калининграда мы поставляем без проблем. По существу, рост обеспечивается увеличивающимся спросом на покупки в сети.
— А в Крым вы доставляете?
— Мы поставляем туда, где заказывают нашу продукцию. Наши партнеры эффективно работают.
— Как санкции повлияли на вашу работу в России?
— Честно говоря, последние два года мы хорошо развивались — инвестировали, набирали сотрудников и т. д. Россия — стратегический рынок, на котором мы готовы продолжать работу.
— Какую долю в глобальной выручке занимает наша страна?
— Около 3%. Россия входит в топ-10 стран для группы L’Oreal.
— Курсовые скачки как сказались на этом показателе?
— Естественно, сокращение товарооборота в евро повлекло и снижение доли. Но практически все валюты то поднимаются, то снижаются. Это несущественно. Важнее долгосрочная перспектива. А российские женщины, как никто, уделяют внимание красоте, что очень значимо для косметической промышленности. Думаю, вес России в глобальном товарообороте L’Oreal будет повышаться.
Жан-Поль Агон
Родился 6 июля 1956 года в коммуне Булонь-Бийанкур в пригороде Парижа. В 1978 году окончил Высшую коммерческую школу (HEC) в Париже. В 1978 году пришел в L’Oreal, работал бренд-менеджером в подразделении продукции широкого спроса во Франции. В 1981 году назначен генеральным директором L’Oreal в Греции. В 1985 году вернулся во Францию, где стал главой бренда L’Oreal Paris. В 1991 году получил должность международного генерального директора марки Biotherm. В 1994-1997 годах — гендиректор L’Oreal в Германии. В 1997 году занял пост управляющего рынками азиатской зоны. В 2001-2006 годах — гендиректор L’Oreal в США. В 2006 году стал гендиректором L’Oreal. 17 марта 2011 года назначен президентом, председателем правления группы L’Oreal.
Группа L’Oreal
Основана в 1909 году химиком Эженом Шуэллером. Является лидером мирового рынка парфюмерии и косметики. В группу входят 32 бренда разных категорий, в том числе класса люкс (Lancome, Biotherm), косметика масс-маркет (L’Oreal Paris, Garnier, Maybelline New York), профессиональные средства для волос (L’Oreal Professionnel, Kerastase) и аптечные марки (Vichy, La Roche-Posay). Группе L’Oreal принадлежит 44 завода в 19 странах. Штаб-квартира находится в коммуне Клиши-ла-Гаренн в пригороде Парижа, компания имеет представительства в 130 странах, продукция продается в 140 странах. Численность сотрудников — 82,9 тыс. человек. 32,99% акций принадлежит дочери основателя компании Лилиан Бетанкур и ее семье, 30,15% — международным институциональным инвесторам 23,07% — Nestle, 7,46% — французским институциональным инвесторам, остальные — отдельным акционерам и сотрудникам. Рыночная капитализация — $94,6 млрд. Объем продаж в 2015 году составил €25,26 млрд (рост на 3,9%), 48,7% пришлись на косметику масс-маркет, чистая прибыль — €3,5 млрд (рост на 11,7%).
