Нам повезло. Рождение "Секрета фирмы" в 2002 году совпало с началом самого интересного этапа в жизни российского предпринимательства. Именно в это время радикальным образом изменились приоритеты и подходы собственников к бизнесу, бизнеса — к потребителям, иностранных инвесторов — к России. Прошедшее десятилетие было настоящим бизнес-ренессансом — с определенными оговорками, конечно. Но в полной мере это можно осознать, лишь оглянувшись назад.
2002-2003. Из тени в свет перелетая
Если ты плохо говоришь по-английски и не черный, значит скандинав. Такова зачастую была логика простых американцев десять лет назад, вспоминает Андрей Младенцев, управляющий OBL Pharm. Когда Младенцев говорил, что он из России, собеседники спрашивали, где это.
Младенцев по-английски говорил плохо, но сложностей с поиском денег для "Нижфарма" на Западе у него не возникло. "Доступность западного капитала и сейчас, и десять лет назад была одинаковой,— говорит Младенцев.— Разной была готовность российских компаний. Если ты идешь за западными инвестициями, тебе нужно говорить с инвесторами на одном языке. Например, по РСБУ у тебя прибыль вдвое больше, чем по МСФО. Сюрприз: денег за компанию ты получишь в два раза меньше. Чтобы сюрпризов не было, нужно заранее перейти на МСФО и выстроить работу так, чтобы показывать адекватную прибыль".
В конце 2004 года Младенцев инициировал сделку по продаже "Нижфарма" немецкой Stada за 80,5 млн евро. Нижегородский фармпроизводитель стал первым крупным российским фармацевтическим активом, который смог привлечь западного стратега.
Младенцев, конечно, не олигарх. Но его рассуждения отлично укладываются в логику крупных собственников начала 2000-х. "Российские олигархи поняли, что от внедрения прозрачного корпоративного управления они выигрывают гораздо больше, чем от минимизации прибыли и оптимизации налогов, поскольку в итоге повышается стоимость их бизнеса",— говорит Ованес Оганисян, стратегист Sberbank Investment Research.
Время показало верность такого подхода. "Норильский никель" с момента выхода на биржу в 2001 году подорожал в 12 с лишним раз. Акции пионера реструктуризации, "ЛУКОЙЛа", который провел IPO еще в мае 1997-го, выросли в 22 раза.
Но самым ярким примером корпоративного "отбеливания", по мнению Оганисяна, является ЮКОС. "Компания была совершенно непрозрачной и даже подвергалась гринмейлу со стороны американского инвестора Кеннета Дарта,— вспоминает Оганисян.— К 2001 году ЮКОС объединил активы и вышел на рынок капитала". Всего за три года компания нарастила капитализацию в 60 раз.
Похожие процессы можно было наблюдать и в самом низу бизнес-цепочки. В 2003 году государство ввело упрощенную систему налогообложения для малого бизнеса, который теперь мог по своему выбору платить налоги либо 6% с оборота, либо 15% с прибыли. "Мы наблюдаем определенный прогресс в прозрачности структуры бизнеса,— говорит Евгений Дитковский, генеральный директор бизнес-брокера "Делошоп".— Когда у бизнеса есть возможность с минимальным количеством усилий заплатить необременительный налог, нет смысла уводить в тень свои транзакции и активы".
Важный сигнал получили российские собственники в марте 2003 года, когда британская BP, Михаил Фридман, Виктор Вексельберг и Леонард Блаватник объединили российские и украинские активы в ТНК-BP. "До этого у отечественного бизнеса не было уверенности в том, что иностранные стратегические инвесторы вообще могут покупать какие-либо активы в России, таких крупных сделок не было,— говорит Оганисян.— Фактически российский бизнес не имел никакой цены".
Первый этап минувшего десятилетия бизнес заканчивал частично оцененный и частично отбеленный. Все было хорошо.
2003-2008. Царь горы
Атака на ЮКОС и дело его основного владельца Михаила Ходорковского стоит особняком в истории российского бизнеса. Хотя это еще один шаг в рамках обозначенной президентом Владимиром Путиным стратегии "равноудаления олигархов". Ведь были же к тому времени "равноудалены" Борис Березовский и Владимир Гусинский.
Процесс по делу Ходорковского длился семь лет, заставляя крупных собственников нервно вздрагивать по любому поводу. Стоило в июле 2008-го премьер-министру Путину только пообещать прислать доктора "захворавшему" владельцу металлургического холдинга "Мечел" Игорю Зюзину, как "Мечел" подешевел на 30%.
Природа, как известно, не терпит пустоты. Место равноудаленных олигархов занимали госструктуры. Это видно уже по тому, кто стал выгодоприобретателем от уничтожения ЮКОСа. Государственная "Роснефть" в конце 2004-го получила под контроль юкосовский "Юганскнефтегаз". Государственный же "Газпром" в 2005 году купил "Сибнефть" у Романа Абрамовича, который к октябрю 2003-го практически продал ее Ходорковскому. Логичным продолжением этого тренда стал расцвет госкорпораций. В 2007 году появились "Роснано", "Росатом" и "Ростехнологии".
Пока на одном фронте гремели бои за железо и скважины, на другом развивался еще один знаковый процесс: федеральное казенное предприятие "Союзплодоимпорт" во главе с Владимиром Логиновым пыталось отсудить у ЗАО "Союзплодоимпорт" Юрия Шефлера водку "Столичная" и еще полтора десятка советских экспортных брэндов. Логинову удалось забрать у Шефлера права на марки на территории России и еще нескольких стран, хотя самый главный рынок — США — так и остался за его оппонентом.
В 2004 году "Союзплодоимпорт" продал "Столичной" на $2 млрд. Выручка ЮКОСа в том же году превышала $23 млрд. Величины несопоставимые, но конфликт не менее показательный. К середине 2000-х российский бизнес все больше внимания начинает уделять нематериальным активам.
Именно в это время на фармацевтическом рынке, по словам Младенцева, появились российские разработки с яркими брэндами и хорошими продажами вроде "Арбидола". Тот же водочный рынок в 2003 году взорвала водка "Путинка". Чтобы сделать из нее брэнд номер один, компании "Винэксим" не понадобилось собственное производство: боттлером выступил московский "Кристалл".
Уже в 2005 году индекс РТС, индикатор настроений инвесторов, уверенно пошел вверх и 17 ноября 2005-го впервые достиг "психологически важного барьера" 1000 пунктов. Жизнь после ЮКОСа продолжалась. Начиная с 2005 года рынок M&A только и знал, что обновлял очередные рекорды. 2006 год — $60 млрд (по данным агентства ReDeal), 2007-й — уже $120 млрд.
Укрупнения происходили и на уровне небольших бизнесов. "В середине 2000-х годов начался захват потребительского рынка сетевыми форматами,— говорит Дитковский.— Мелким производителям стало труднее попадать на полки магазинов, и это повлекло за собой приход малого бизнеса в разряд среднего".
В немалой степени бум слияний-поглощений был вызван отрицательными реальными кредитными ставками. "Занимать в рублях можно было под 8-10%, в то время как уровень инфляции достигал 12-15%,— вспоминает Ованес Оганисян.— Возможность занимать дешево, так же как и отмена C-счетов, способствовала надуванию пузыря. Спекулятивный капитал, пришедший в Россию, включился в ралли разного рода активов (недвижимости, стройматериалов, акций и т. д.)".
2008-2012. На этом пока все
В сентябре 2007 года B2BCG наградил сибирского ритейлера "Холидей" премией в номинации "Самая динамично развивающаяся региональная компания". Менеджеры на церемонию вручения из Новосибирска в столицу не полетели, так что статуэтка досталась их портфельному инвестору — москвичу Олегу Царькову, управляющему Svarog Capital. Он до сих пор бережет ее как напоминание об изменчивости бытия. "Смотрю на список жюри: половины этих людей уже нет на рынке,— вздыхает Царьков и принимается зачитывать.— Лев Хасис, Х5,— не с нами. Сергей Галицкий, "Магнит",— есть, молодец. Игорь Яковлев, "Эльдорадо",— ушел. Михаил Куснирович, Bosco di Ciliegi,— есть. Эрик Блондо, "Мосмарт",— нет. Георгий Трефилов, президент "Марты",— нет. Сергей Кривошеев, председатель совета директоров "36,6",— есть, хотя чуть не обанкротился".
Есть-нет, есть-нет. Такая вот ромашка.
Ряды российских ритейлеров — да много еще кого — проредил кризис 2008-го. Пришел конец эйфории 2000-х (шутка ли — за шесть лет нефть подорожала в шесть раз). Настало время вспомнить добрым словом министра финансов Алексея Кудрина, который хоть и назвал зачем-то в самый разгар кризиса Россию "тихой гаванью", а все же смог сберечь учрежденный еще в 2004-м стабфонд. Из этих средств государство принялось спешно (и успешно) кредитовать банки и спасать стратегически важные компании.
2009-й и 2010-й прошли для российского бизнеса практически впустую — в дискуссиях о том, по какому сценарию будет развиваться экономика: L, V или W, имея в виду под буквами очертания графиков, отражающих динамику основных индексов.
Победила, как ей и положено, V. "Несмотря на кризис, фундаментальные показатели отечественной экономики достаточно быстро восстановились, цены на нефть выросли вновь, а на первый план вышел потребительский потенциал среднего класса, который был вовремя замечен иностранными инвесторами,— говорит Оганисян.— Не случайно на посткризисный период приходится бум M&A (покупка концерна "Калина" Unilever, приобретение Carlsberg пивоваренной компании "Балтика", консолидации 100% акций "Вимм-Билль-Данна" PepsiCo), а бумаги потребительского сектора, которые были раньше как будто в тени добывающих секторов, стали более заметны".
Точечный интерес иностранцев к российским активам погоды на рынке слияний-поглощений не сделал. В 2009-2010-м годовой объем сделок остался на уровне 2005-го — чуть больше $50 млрд, по данным ReDeal. В 2011 году наблюдалось оживление ($90 млрд), но до рекордов 2007-го далеко.
"Сейчас в private equity рынок покупателя,— говорит Царьков.— Осталось около десяти фондов, готовых давать деньги, и это все. Многие занимают очень жесткую позицию по ценнику, каким бы "сексуальным" проект ни был".
Но дело не только в ценниках. "Когда ты продаешь актив, тебе нужно думать, что делать с деньгами, которые ты получишь,— рассуждает Андрей Младенцев.— Сейчас в России не так просто найти хорошую инвестиционную идею стоимостью несколько миллионов долларов".
"Путинские 2000-е" прошли под эгидой политической стабильности, если не сказать застоя. Двойное президентство Путина и операция "Преемник" так или иначе были восприняты бизнес-сообществом позитивно. Однако на третьем сроке концепция начала давать сбой. Это выражается, например, в оттоке капитала, усилившемся к 2011 году в два с лишним раза по сравнению с 2010-м, до $80 млрд. "Речь идет о персональных средствах олигархов, чиновников, представителей среднего класса, которые потеряли уверенность в том, что Россия является достаточно надежным местом для сохранения сбережений,— утверждает Оганисян.— В 2011 году у этого явления появился дополнительный импульс после отставки Юрия Лужкова". Даже громкая антикоррупционная кампания, развернутая властью, положение пока не исправила.
Своеобразную точку в самом начале третьего путинского срока поставили эксперты Всемирного банка. При существующей экономической модели Россия исчерпала возможности для роста. Производственные мощности и трудовые ресурсы задействованы по максимуму, доля бедняков (12,5%) минимальна за последние 20 лет, эффективность производства не растет, инфляция ускоряется.
Что ж, смена модели неизбежна, и похоже, Россия стоит на пороге серьезных изменений, не менее интересных, чем те, через которые мы уже прошли. Об этом мы и собираемся писать в течение следующих десяти лет.
Нажмите, чтобы увеличить:
