Выбор между потреблением и сбережением, между «сегодня» и «завтра» — одно из самых важных экономических решений не только на уровне отдельного домашнего хозяйства, но и для глобальной экономики. Можно сколько угодно петь дифирамбы бережливости ради «завтра», но экономика «сегодня» движима главным образом потребительскими расходами, опустошающими полки магазинов и заставляющими заводы и фабрики по новой закручивать производственный цикл. Эти повседневные траты обычных людей — самый крупный экономический агрегат, составляющий в различных странах от 50% до 70% совокупного ВВП. Поэтому потребительские расходы в отличие от инвестиций невозможно заместить самыми массированными государственными вливаниями. В конечном счете для перезапуска машины экономического роста необходимо не что иное, как восстановление частного потребительского спроса.
Ранее сей двигатель крутили в основном американцы, которые, пользуясь ростом стоимости своих активов (прежде всего жилья) благодаря бесперебойному доступу к кредиту, год за годом наращивали расходы. Однако, как и следовало ожидать, пузыри на целом ряде рынков в итоге подсдулись или лопнули, и потребители США вынуждены были перейти к гораздо более экономному существованию. И не только они. Опасаясь безработицы и других социальных неурядиц, рациональные домашние хозяйства по всему миру стали сберегать больше и тратить гораздо меньше, чем до кризиса. А уж под гипнотическим влиянием СМИ ужались даже те, чьему благосостоянию вроде бы ничего не угрожает.
Стоило «золотому миллиарду» усомниться в будущем — и мировая экономика забуксовала. Многие надеются, что ее рост теперь поддержат развивающиеся страны. Но поскольку суммарное потребление Китая и Индии составляет чуть более 15% от американского, пожалуй, не стоит сильно уповать, что в ближайшее время миллиарды жителей азиатских стран смогут компенсировать спад потребления хотя бы 300 млн американцев. И причиной тому не только традиционная конфуцианская добродетель умеренности, но и вполне материальная подоплека: в Китае практически отсутствует государственная система социального обеспечения и страхования. Фантастически высокая по западным меркам склонность к сбережению тут во многом продиктована кейнсианским мотивом предосторожности в чистом виде — волей-неволей приходится откладывать на черный день.
Создание социальной системы с нуля — дело не только хлопотное, но и долгое. Да и вряд ли китайская компартия заинтересована в скорейшем построении общества потребления, которое изменит облик страны до неузнаваемости. Во-первых, система утратит огромный централизуемый инвестиционный ресурс, которым может сегодня пользоваться по своему усмотрению (в частности, давать в долг тем же американцам или на корню скупать Африку). А во-вторых, миллиард с лишним активных потребителей скорее раньше, чем позже, поверх финансовой автономии потребуют формирования принципиально иной политической системы.
Мировой экономике сегодня больше всего нужен потребитель — человек, уверенный в завтрашнем дне. Но таковых больше нет. Упавшая склонность к потреблению лучше всяких опросов свидетельствует об интегральном самоощущении людей. Иллюзорное благополучие оказалось развеяно, а заставить кого бы то ни было поверить, что все плохое уже позади, не могут, несмотря на все усилия, даже контролирующие информационное пространство своих стран авторитарные режимы России и Китая.
Ничем не обеспеченное сверхпотребление стало одной из главных причин нынешнего кризиса. Парадоксально, но причиной его затяжного характера станет недопотребление — пока США будут платить по накопившимся счетам, заместить прежнего оптимистичного американского потребителя в роли мотора глобальной экономики просто некому.
