В российской космонавтике созрел «несистемный кризис», констатировал вице-премьер Дмитрий Рогозин в начале сентября, в отрасли нет конкуренции, и она должна видоизмениться уже к концу года. Замглавы правительства плохо информировали. РБК daily удалось пообщаться с первым частным отечественным предпринимателем в космической сфере, создателем компании «Даурия Аэроспейс» Михаилом Кокоричем, который рассказал корреспонденту Виталию Петлевому, почему космос интереснее розничной торговли и как работает коммерческая космонавтика.
Четыре физика
— Вот уже год вы ведете переговоры о продаже своих ритейл-активов, среди которых есть и «Техносила», а деньги будете реинвестировать в свой новый проект?
— Действительно, я сейчас хочу сосредоточиться только на космических проектах. Это моя задача в среднесрочной перспективе. Средства из предыдущих бизнесов, которые большей частью связаны с ритейлом, не только из «Техносилы», но и из «Уютерра», предполагается направить в мой проект «Даурия Аэроспейс».
В перспективе за два-три года, а может, и быстрее, я планирую расстаться со всеми своими активами в сфере продаж и сфокусироваться на космосе. Во многом это будет зависеть от конъюнктуры рынка. Будет хорошее предложение — продам раньше.
— Как вы пришли к тому, что решили заняться созданием спутников и развитием сервисов на их базе?
— Этой тематикой я уже давно, со студенческой скамьи, и активно интересовался. Когда у меня появились свободные деньги, я долго, начиная с 2008 года, их инвестировал в разные небольшие компании космического профиля. Поскольку за этой темой я наблюдал, то довольно быстро начал понимать, что происходит в отрасли, и на бирже я инвестировал уже с глубоким пониманием компаний этого профиля. В какие-то моменты я скупал заметные пакеты компаний, становился одним из крупнейших акционеров. В некоторых случаях добивал свою долю до уровня второго-третьего по величине акционера, активно общался с компаниями, иногда продавал, спустя какое-то время, когда акции подрастали. Доли мои не предусматривали участие в операционной деятельности.
— А потом что изменилось?
— В конце прошлого года я принял окончательное решение развивать коммерческий проект в сфере спутниковых сервисов в России. Оно было обусловлено несколькими причинами, но основная в том, что именно эта отрасль мне наиболее интересна и я вижу здесь хорошие перспективы роста. Согласитесь, что всегда интересно заниматься тем бизнесом, который является для тебя одновременно и хобби.
— Не страшно запускать первый и единственный проект в России, связанный с производством спутников?
— Да, мы новый игрок на этом рынке. Сами делаем спутниковые аппараты, планируем за свои деньги их запускать и использовать спутниковые группировки. Но самое важное, мы намерены развивать сервисы на базе этих спутниковых группировок и планируем построить не только и не столько российскую компанию, а по-настоящему глобальную.
— Сколько у вас партнеров в космическом проекте и каков объем инвестиций?
— Четыре человека. Я, наверное, основной виновник того, что мы вошли в этот бизнес. И три партнера. Из них двое — мои одноклассники из физматшколы, а третий, кстати, по образованию тоже физик-технарь. Это люди, которые точно так же, как и я, заражены идеей космоса, готовы в эту тему вкладываться. Пока объем прямых инвестиций составляет пару десятков миллионов долларов, но в настоящее время сумма быстро растет. Мы только в самом начале находимся.
— То есть вы будете еще доинвестировать в этот проект деньги от продажи ритейл-активов?
— Верхнюю планку объема инвестиций в проект мы сейчас пока не устанавливаем, потому что если мы будем говорить о больших проектах в будущем, то сумма проинвестированных в компанию средств составит от 100 млн долл. и выше. Верхней планки как таковой нет, она может быть почти любой.
Спутники
— Неужели создание и запуск спутников может быть прибыльным бизнесом?
— Безусловно, да. Дело в том, что последние несколько лет российская индустрия в каком-то смысле была исключена из общего процесса модернизации. Она занималась, по сути, выживанием, а весь мир в это время шел по пути изменения идеологии создания спутников. Появилось новое направление — низкобюджетные и малогабаритные аппараты.
— А в чем отличие этого направления?
— Эти спутники отличаются от производимых ранее аппаратов так же, как персональные компьютеры отличались от мини-фреймов, занимавших порой целые этажи зданий. Небольшие (50-300 кг), достаточно универсальные, недорогие, собранные из стандартных комплектующих высокотехнологичные аппараты представляют собой новое поколение спутников. Этот подход достаточно новый и для Запада, где компании, такие как английская SSTL, позже приобретенная подразделением EADS, только в 90-х и 2000-х годах осваивали этот подход. Такие аппараты в отличие от традиционных стоят на один-два порядка меньше, и цикл их производства/разработки занимает один-два года вместо пяти лет и более.
— А где используют такие спутники?
— Пока область использования этих аппаратов — низкие земные орбиты, где они выполняют миссии наблюдения за Землей, а также научные, связные и исследовательские задачи.
— И когда же вы запускаете первый аппарат?
— Первый созданный аппарат такого класса — DX1 массой около 50 кг — мы планируем запустить в следующем году. Основные его задачи: отладка спутниковой платформы, слежение за передвижением судов в акватории Мирового океана и испытания разной полезной нагрузки. Разработку и производство второго аппарата — DRE — мы начинаем в конце этого года. В следующем году мы планируем запустить производство сразу нескольких аппаратов, которые мы собираемся использовать для космической съемки.
— А где расположено производство? На предприятиях Роскосмоса?
— Нет, центр разработки и сборки малых аппаратов мы развертываем в технопарке Сколково, а наноспутников — в США. Нам удалось собрать очень интересную интернациональную команду. Наверное, впервые в российской космической отрасли управляющим директором проекта стал иностранец, причем женщина — британка Вей Сан, одна из разработчиков модели низкобюджетных малых аппаратов, работавшая в SSTL с начала ее создания. Она переехала в Россию и возглавила расположенный в Сколково центр по созданию и разработке малых космических аппаратов.
— Что такое наноспутники?
— Это аппараты массой 1-10 кг, которые могут выполнять разные задачи в составе различных группировок и обеспечивать совершенно новые характеристики оказываемого сервиса. Например, непрерывное наблюдение за земной поверхностью. Мы совместно с командой Томаса Свитека, выходца из JPL (Jet Propulsion Laboratory — разработчик марсохода Curiosity), начали работу над наноаппаратами в исследовательском парке НАСА Эймс в Маунтин-Вью (рядом с офисом «Гугла») и открыли компанию Canopus Systems US.
Сервисы
— Что же вы планируете делать со своими спутниками?
— Правда этого бизнеса в том, что потребителям, в том числе и государственным, не нужны спутники. Им нужны услуги, которые они оказывают. Передача данных, трансляция телевизионного сигнала, навигация, результаты космической съемки. При этом этот рынок действительно глобальный. Любой человек может воспользоваться услугами навигации GPS/ГЛОНАСС. Приемные спутниковые тарелки настроены как на российские, так и на зарубежные спутники. При фактическом отсутствии российских спутников космической съемки основными для российских органов власти стали космические снимки с зарубежных аппаратов. В отличие от рынка космических аппаратов, который обложен множеством барьеров, рынок услуг регулируется гораздо слабее.
— А каков размер этого рынка?
— Этот рынок гораздо больше! К примеру, если посмотреть мировой сегмент спутниковой связи, доходы от производства спутников составляют чуть больше 11 млрд долл., тогда как доходы от продажи наземного оборудования — более 52 млрд долл., а доходы от оказания услуг связи уже более 103 млрд долл. в год. При этом рынок достаточно концентрирован, крупнейшие компании имеют выручку на уровне 10-20 млрд долл. в год. Именно с рынком космических услуг связан один из наиболее видимых успехов российской космической отрасли — услуги по выводу космических аппаратов на орбиту, где Россия в коммерческом сегменте занимает более 50% рынка. Заметьте, именно в услугах по запуску, а не в продаже ракет-носителей!
— И вы собираетесь делать своего космического оператора?
— Мы создаем компанию, которая не только производит спутники, но и будет их оператором, который продает услуги, а не только сами аппараты. В качестве одного из первых шагов мы совместно с одной из самых сильных команд в Европе запустили проект создания виртуального оператора космической съемки на базе облачных технологий. Этот оператор объединит данные результатов космической съемки с различных группировок спутников зондирования земли, в том числе собственных, с алгоритмами обработки этих данных, и сможет донести эту информацию в любом удобном виде конечному потребителю. Это как продажа приложений через Appstore в iPhone.
— Где будет расположена компания? Как она называется?
— Компания называется CloudO AG, головной офис продаж расположен в Мюнхене, центр разработок сейчас открывается в Сколково.
Будущее отрасли
— Вы частный инвестор, рискующий поставить на такую непрозрачную и зарегулированную у нас отрасль, как космос. А чем отличаются российские реалии и условия от тех, в которые попадают частные инвесторы, например, в США?
— Я уверен, что сейчас Россия — одно из лучших мест для старта частной компании на космическом рынке.
— Смелое заявление. Почему же?
— Первое: богатое наследие и традиции в космических технологиях, ореол романтики и большой, ненасыщенный рынок представляют собой очень интересное сочетание.
Во-вторых, существующая структура космической индустрии, а также зачастую устаревшие управленческие подходы и технологии не могут удовлетворить спрос на услуги даже со стороны публичного сектора. Например, потребности в космической съемке на 95% удовлетворяются зарубежными операторами, подвижная спутниковая связь — почти на 100%! Это создает уникальную возможность — почти любой продукт/услуга, созданный в России, будет востребован на нашем растущем рынке.
И в-третьих, Россия — одна из немногих стран, которые в течение нескольких последних лет увеличивают финансирование космического сектора, что отличается от ситуации в Европе и США, где космические агентства вынуждены сокращать финансирование.
— Так почему вы первый, почему нет никого?
— Проблема в той роли, которую должно играть государство в отрасли. Роль государственного участия в нашем бизнесе велика.
— Это вы про Россию?
— Почему же? А США? НАСА не только выступает основным заказчиком космических программ, но и продвигает такие инновационные проекты, как компания Space-X с ракетой-носителем Falcon и космическим кораблем Dragon. Крупнейшим заказчиком крупнейших мировых операторов космической съемки — компаний DigitalGlobe и GeoEye, которые, кстати, котируются на NASDAQ, — является американское правительственное агентство NGA, оно формирует их портфель заказов на 60-70%. Поэтому для нас российское космическое агентство, как и другие государственные потребители космических услуг, очень важный потенциальный партнер.
— Так в чем же проблема?
— Существующая структура агентства, механизм принятия решений и их реализации мало пригодны для работы с такими частными компаниями, как наша. Не существует действующих механизмов государственно-частных партнерств в части совместного использования спутниковых группировок. Негибкость в принятии решений приводит к тому, что при совместной работе доминирует важность следования сложным и устаревшим процедурам и регламентам, а не бизнес-подход, ориентированный на потребителей услуг. Роскосмос в текущем виде практически не может быть институтом развития, способным принимать прорывные решения, идти на обоснованный риск.
— Как вы относитесь к различным идеям реформирования космической отрасли?
— Нам далеко не безразлична та дискуссия, которая в настоящее время идет о будущем российской космонавтики, структуре отрасли и месте самого агентства. Пару недель назад, перед совещанием у премьер-министра по проблемам космической отрасли, мы участвовали в заседании «открытого правительства», посвященном реформе космической индустрии и созданию госкорпорации. Страсти кипели совсем нешуточные.
— Что обсуждалось?
— Госкорпорация — конструкция, которую легко и удобно критиковать. Особенно с позиции частного бизнеса, который сам конкурирует с традиционной отраслью. И действительно, конкуренция в большинстве секторов экономики имеет благотворное влияние на потребителя, рынок и саму отрасль. Структура большинства западных космических отраслей устроена так, что существуют несколько, две-три, крупных вертикально интегрированных компаний (в США — Lokheed Martin и Boeing, в Европе — Thales Alenia и EADS) и несколько менее крупных игроков. И я глубоко уверен, что в будущем, когда созреет ряд условий, такая структура будет целесообразна и для российского космического сектора.
— Что за условия?
— Должны создаться условия для конкуренции. Первое — наличие сильных управленческих команд, понимающих специфику отрасли, имеющих опыт работы в конкурентных условиях. Второе — «умный» национальный капитал, желающий быть стратегическим инвестором в отрасль и обладающий достаточными финансовыми ресурсами. Третье — правильное соотношение размеров космического рынка и индустрии. Пока размер рынка несопоставим с размерами рынка в США или Европе, где могут оперировать многопрофильные компании в авиакосмической отрасли с выручкой в миллиарды и десятки миллиардов долларов.
— Почему же сейчас нет условий для конкуренции? Предприятия Роскосмоса ведь конкурируют за госзаказ.
— Текущая ситуация является псевдоконкуренцией, когда предприятия конкурируют за государственные деньги между собой. Размер заказов не позволяет действительно вырасти. Очень слаба горизонтальная интеграция, и не происходит выбраковки неэффективных команд/решений.
— А госкорпорация усилила бы конкуренцию?
— Парадокс, но если бы был один игрок, то он автоматически вынужден бы конкурировать с лидерами мировой отрасли, с которыми гораздо проще сравнивать, — Astrium, Space System Loral, Boeing. И ему можно было бы поставить четкие и прозрачные цели: увеличение доли коммерческих заказов, эффективности, выработки на одного работника, в том числе за счет уменьшения переразмеренности отрасли, увеличение доли частного бизнеса.
— Так вы за госкорпорацию или за холдинги?
— Учитывая сегодняшнюю ситуацию, уверен, что самый реальный способ провести необходимые реформы — это концентрация усилий через создание госкорпорации с четкими задачами и ограниченным сроком ее жизни, например пять-семь лет. А после этого можно будет уже выделить несколько эффективных холдингов (корпораций) со своей специализацией и задачами в новой космической экономике. И это также будет плодотворно для частного бизнеса, который сможет выступать в реализации крупных сервисных проектов с использованием моделей государственно-частного партнерства с госкорпорацией.
— То есть вы поддерживаете идею главы Роскосмоса по созданию госкорпорации.
— Считаю, что другого эффективного решения нет. Налогоплательщики и общество должны дать мандат на право изменений команде вокруг конкретной личности — лидера. Так и решались прорывные задачи в космосе — Королевым, Вернером фон Брауном.
