К 27 годам она создала несколько интернет-компаний и продала одну из них американскому Groupon за $50 млн. О том, как одна из самых ярких представительниц нового поколения российского бизнеса управляла сверстниками еще в трехлетнем возрасте, отчего сегодня ей уже не хочется эмигрировать и почему в интернете ничего не светит пятидесятилетним предпринимателям, она рассказала корреспонденту "Денег" Анне Васильевой.
Когда-то прогрессивно мыслящие граждане налетали друг на друга с грозным вопросом, где вы были 19 августа 1991 года? Вы тем августом, очевидно, готовились пойти в первый класс?
— Ну да… Несознательная такая. Портфель собирала, бантики завязывала. Август 1991-го — это благодаря чему меня сейчас называют не спекулянтом, а предпринимателем, какое-то уважение есть к этому слову, вроде как человек берет на себя какие-то риски, меняет среду, становится "агентом изменений", ускоряет что-то. Не менее важные для меня события, но пережитые уже в сознательном возрасте, произошли на Болотной площади и проспекте Сахарова. До 20-х чисел декабря было само собой разумеющимся, что не позднее чем через пять лет я уеду. Вопрос был только в бизнесе: когда созреют условия для того, чтобы развивать его масштабно где-то там (в США или еще где-то, пока не решила). А после декабрьских событий здесь стало чуть менее противно находиться.
Поподробнее можно об этом новом ощущении?
— Ну если коротко, то так. Политика — это ведь что? Процесс согласования интересов разных сторон. А у нас нет этих сторон, у нас есть всегда одна, которая всегда права. Это даже не элита, а просто группа людей, которая неизвестно как приходит неизвестно к каким решениям. То есть политики нет вообще. Я с детства политикой очень интересовалась, второе мое образование — это магистратура факультета политологии ВШЭ. Есть домашнее видео, на котором мне пять лет и меня спрашивают, кем я хочу быть, а я отвечаю, что президентом Советского Союза. А когда все свелось к этому междусобойчику кремлевскому, я даже газеты читать перестала: мне про междусобойчик неинтересно стало, тухло совсем. Митинги последние порадовали просто изменением отношения людей ко всему происходящему. Плюс очень важно — у них пропал страх. Все ведь перед первым митингом очень боялись получить по полной, а все равно вышли. Ощущение отсутствия страха никуда уже не денется. Но на 2012 год у меня очень плохой прогноз. Я считаю, что всем понятно, что произойдет 4 марта. Никаких конкретных изменений не будет. Максимум, что будет,— Чурова уволят.
Стало быть, изменений не произойдет. Так почему же вопрос об эмиграции потерял остроту?
— Мне с моим интернет-бизнесом все равно где жить. Государство на нас никак не влияет: условия для наших стартапов, я думаю, не сильно отличаются от условий, которые есть у стартапов Кремниевой долины. У нас всегда есть выбор — не делать чего-то, если не хочешь. Не идти, например, на встречу в администрацию президента по вопросам малого предпринимательства, если считаешь это бессмысленным. Для меня важна среда, но микросреду я создаю себе сама — окружаю себя теми людьми, которые мне интересны. Тем и хорош мой бизнес — на уровне "Газпрома" уже никто не волен создавать себе среду, а на моем уровне свобода полная. Так что вопрос только в глобальных ощущениях. Сейчас стало повеселее, я остаюсь, если что не так — есть паспорт с американской визой на пару лет, могу, не заезжая домой,— в Шереметьево, и все. Я считаю, что патриотизма как такового не существует. Он придуман, это искусственная концепция. Если инженерам комфортнее работать в Индии, Сингапуре или Китае, то они просто едут туда. У них нет никаких обязанностей перед абстрактной родиной. Это не стыдно. И многие мои знакомые так и сделали.
Вы говорите, что российский стартап не сильно отличается от американского. А как с финансированием?
— Для хороших проектов в привлечении денег проблем не было и нет. Последние четыре года венчурных денег больше, чем хороших проектов, способных их переварить. У нас ведь очень большой рынок, перспектив куча, и инвесторы это понимают. То есть, например, когда мы создавали Cheap & Daily (сайт, после которого был создан проект Darberry.Ru, проданный в августе 2010 года компании Groupon за $50 млн.— "Деньги"), мы думали, что потолок российского рынка — это $5 млн оборота в месяц, причем у всех игроков вместе. А сейчас, и это не секрет, если зайти на сайт "Групона" и посчитать сделки, то в месяц сейчас где-то $12-15 млн только у "Групона". Это уже в три раза превышает мои прошлые самые-самые оптимистические прогнозы. Кроме того, мы не верили, что люди будут платить кредитными карточками, а не отдавая деньги курьеру,— и ничего, за год буквально все привыкли к этой схеме.
Как вам удалось выйти на такого стратегического покупателя, как Groupon?
— Правильная команда правильные вещи делала. И быстрее всех. Точнее, сначала-то мы сделали Cheap & Daily, там был принцип "один товар в день", и были всякие физические составляющие — хранение товара, возвраты, это все сильно смещало маржинальность бизнеса. Но когда мы подготовили проект для инвесторов, там 39 слайдов были про Cheap & Daily, а лишь 40-й, что вот мы можем еще и "Групон". Инвестора искали в основном, конечно, по моим контактам, потому что я до того принимала участие в создании венчурного фонда AddVenture и кое-какие знакомства наработала. Инвесторы остановились на последнем слайде. Не было никакой уверенности в том, что обязательно эта модель выстрелит в России и все получится. Просто попробовали, поэкспериментировали, какие-то вещи у нас потом даже американцы копировали.
А кто были ваши партнеры, откуда они взялись?
— У Cheap & Daily было пять основателей. Они друг друга не знали, то есть я их познакомила. В моем случае первые контакты завязывались в "Вышке" (ВШЭ), в меньшей степени — ребята из школы. "Вышка" — один из немногих российских вузов, где очень развита студенческая жизнь. Ну то есть если в МГУ ее душат, что неудивительно при таком-то ректоре, то в вышке есть десятки студенческих организаций. Ты можешь выбрать что-то, начиная от придурочного КВНа до вполне серьезного, например, чемпионата по бизнес-кейсам. На этих чемпионатах берутся гарвардские бизнес-кейсы, разбираются, приглашаются специалисты из топовых консалтинговых компаний. Когда ходишь на такие мероприятия, ты постоянно знакомишься с похожими на тебя людьми, которым не просто интересно две пары отсидеть и домой поехать, а которым хочется развиваться. А после окончания вуза просто ходишь на все отраслевые мероприятия: конкурсы бизнес-планов, конференции, встречи инвесторов. Сеть контактов нужно строить систематически, что мало кто понимает.
А семья? Какая она? Помогала в этом?
— Семья вполне классическая. Мама — учительница начальных классов, папа был инженером, в 90-е стал предпринимателем. Семья помогала мне заложенным с детства перфекционистским настроем. Я занимала призовые места во всех возможных олимпиадах — по математике, экономике, биологии, химии, принимала участие в чемпионатах спортивных, в шахматы играла, в теннис, в футбол, и везде от меня ждали только победы. То есть перфекционизм — это из семьи, безусловно. А лидерские качества — с этим, наверное, рождаются. В три года, в детском саду, я собрала команду по плаванию и, стоя на бортике, капитанствовала. Стоя на бортике — это потому, что плавать я сама, в общем-то, не умела. Потом, в школе — капитан КВНа, в университете — капитан "Что? Где? Когда?", капитан футбольной команды, редактор газеты… Конечно, всегда стремишься быть круче всех, но нельзя на этом зацикливаться. В общем, бизнес-качества — они не то чтобы прирожденные на 100%, половину ты как-то приобретаешь по жизни, развиваешь. Но если тебе изначально не дано зажигать людей, убеждать, продавать в широком смысле слова, то и впоследствии тебе это вряд ли удастся.
Расскажите о вашем первом проекте — Smart-Kniga, которая продавала краткие обзоры бизнес-книг.
— Smart-Kniga не была первым проектом. Начинала я, как и многие студенты, с организации вечеринок. Довольно стандартная схема: ты выступаешь неким промоутером, продумываешь тематику, договариваешься с клубом, приглашаешь диджея и танцоров, привлекаешь людей и продаешь билеты. На первой вечеринке мы вложили страшную сумму — $1 тыс., отбили эти деньги и $100 заработали. По ходу научились зарабатывать не $100, а $300 в месяц на человека. Для студентов нормально, но бизнесом не назовешь. Тогда появилась Smart-Kniga. У нас было около сорока авторов, удаленно работающие люди, со всеми стандартными проблемами — не в срок сданными текстами, некачественной работой. Интересно было построить эту схему, чтобы сорок человек работали как часы. После Smart-Kniga я пару лет работала в инвестфонде AddVenture, где нужно было распоряжаться чужими деньгами, в 23 года брать на себя ответственность за то, чтобы инвесторы получили прибыль от интернет-проектов, ну и мы тоже. На том этапе фонд рассмотрел более двух тысяч проектов, профинансировал больше десятка.
Вы по-прежнему участвуете в деятельности AddVenture?
— Нет, фондом я уже полтора года не занимаюсь. После продажи Darberry.Ru некогда стало. Компания за полгода выросла с 20 сотрудников до 300, а это требовало от всех полного погружения. Кроме того, я тогда стала директором издателя игр в социальных сетях Pixonic — компании, которую мы запустили в фонде. Двух работ вполне хватало.
Нет ощущения, что из-за нехватки времени чего-то недополучаете?
— А сейчас стало все намного свободнее. Я сейчас не в "Групоне" уже, после выхода на IPO основатели ушли из компании, как и должны были сделать. Так что минус одна работа. Кроме того, я научилась выделять главное, что-то делегировать другим, активно управлять потоком, а не пассивно реагировать на сваливающиеся задачи, научилась вовремя говорить "стоп" и идти домой. Знаю, что в любой момент могу взять недельный отпуск и отдохнуть. Ничего не рухнет.
А деньги — это сейчас что для вас? Цель или средство?
— Первая зарплата моя была $300, этого вполне хватало на то, чтобы купить книжек, сходить в кафе и ни о чем не думать. И я в принципе как тогда не думала о деньгах, так и сейчас не думаю. Главное, чтобы хватало на тот образ жизни, который нравится и помогает работать. Плюс я, конечно, рассматриваю их как некий ресурс, который буду инвестировать в стартапы. В те, в которых я разбираюсь, понимаю. В офлайн-бизнес никакой входить не хочу. Однозначно.
Думаете, не получится?
— Нет, это не значит, что офлайн-бизнес вести тяжелее, просто мне легче в интернете. Скорость роста другая. Да и по философии проще. Я с трудом представляю себе 50-летнего предпринимателя, который сделал себе состояние в офлайновых проектах, потом взял и успешно разобрался в интернет-бизнесе. Он просто мыслит по-другому. Да и вообще, те, кому сейчас под 50, так или иначе начнут вскоре отходить от дел. А в это же время есть куча более молодых ребят, которые что-то делают, двигают свои проекты снизу.
То есть вы не оставляете шансов сделать что-то стоящее в интернете российским предпринимателям, достигшим успеха в традиционном бизнесе?
— Наверное, нет. Многие из них действительно пытаются инвестировать, но делают это довольно неумело, не понимая пользователей сервиса. Просто слышали про интернет. Тот же самый Олег Тиньков, который в интервью вашему изданию ("Деньги" N47 от 28.11.2011) говорит, что увидел, как Юрий Мильнер вкладывается в интернет, и тоже захотел сделать что-то подобное. Вряд ли можно на какой-то прорыв с его стороны надеяться, если только ему не собрать профессиональную команду, которая будет инвестировать, дать ей денег и — внимание! — дальше к ней вообще не лезть, особенно не участвовать в инвестиционных комитетах, чтобы решения не принимались на эмоциях.
Так в чем заключаются эти кардинальные различия между онлайн- и офлайн-бизнесом?
— Это как в космосе летать и по земле ездить. Нигде, кроме как в интернете, нельзя так быстро выращивать компании. То есть тот же "Групон" достиг оборота в $1 млрд меньше чем за два года. Это фантастическая скорость, и никто никогда такого не добивался. В офлайне это невозможно. Например, ты можешь создать сервис, выложить его в интернете, и у тебя каждый день будут появляться по 100-200 тыс. человек новых пользователей. Такими темпами ни один офлайн-бизнес в принципе не может развиваться. Представьте себе сеть, магазин, просто физически через него в день не пройдет столько человек, даже если это сеть. Интернет дает возможность начать бизнес с очень небольших инвестиций. То есть просто несопоставимые размеры — какой-нибудь завод пивной построить и запустить сайт. Кроме того, интернет позволяет очень быстро расти и рассчитывать на быстрое масштабирование. Если мы видим, что первая кофейня "Старбакс" успешна, и понимаем, что это нужно масштабировать, то в офлайне этот рост займет восемь-десять лет. В онлайне, если мы понимаем, что в Москве модель заработала, то географически мы масштабируем проект за пару месяцев.
И на другие страны?
— Можно и на другие страны. Сейчас у меня основной фокус на Pixonic, но в фоновом режиме как инвестор я просматриваю какие-то возможные международные проекты. Некоторые почему-то до сих пор думают, что за рубежом люди с лошадиными головами и что там весь маркетинг в разы дороже. Самое главное, чему меня научил "Групон" и коллеги из 45 стран, что это не так. Вне рунета бизнесы точно так же запускаются. Просто нужно уметь.
Нет вообще никаких ментальных различий?
— Что-то есть, конечно. С Японией очень интересная история, там большинство людей не могут на себя принять менеджерские обязанности. Вплоть до того, что сидит человек и говорит: "Нет, я не могу пока принять пост менеджера, мне еще нужно сначала шесть лет отработать, я пока не готов". В России этого нельзя представить. Если у нас сотруднику сказать, что он с понедельника менеджер, он активно возьмется за освоение новых обязанностей, он доволен, все хорошо. Если сравнивать нас с немцами и американцами, то мы, наверное, чуть более разболтаны, чуть менее трудолюбивы. Но это быстро лечится немецким подходом к менеджменту.
Так все-таки, возвращаясь к вопросу об эмиграции, есть шанс, что вы останетесь в России?
— Да есть, наверное. Краткосрочный прогноз у меня негативный в отношении России: в 2012 году ничего кардинально не изменится. А долгосрочный прогноз не такой плохой. Наверное, должно еще 20 лет пройти, пока окончательно вся советская дурь из головы не выйдет, но вспять процесс уже не пойдет, так как очень трудно у человека забрать свободу после того, как ее уже дали. Уже невозможно сейчас закрыть границы, ввести распределение после вузов или другую чушь в этом ключе сделать. Дали свободу слова в интернете — ее тоже уже забрать нельзя. А чтобы произошли изменения в политической сфере, должны появиться две равные партии, пусть даже поливающие друг друга грязью, но с различными позициями, постоянно конкурирующие по всем вопросам. Именно две, а не больше. Любая другая форма скатывается к КПСС. Если они появятся, то система станет устойчивой и не будет постоянно скатываться к одной партии "молодцов" и всех прочих "мерзавцев".
