Борьба с пьянством продолжается: предлагается запретить продажу алкоголя ночью (вариант Росалкогольрегулирования — с 21.00 до 11.00, вариант Минпромторга — с 23.00 до 8.00). Возможно, этот запрет будет способствовать возрождению русского фольклора (вот сразу шутка: переименовать известную девятичасовую передачу в «Спокойной ночи, алкаши!»), но, конечно, никого, кому захочется выпить, не остановит.
Это очевидно всем, кто помнит, что такие запреты уже были и ни к чему хорошему не привели. А другие ограничения, которые не так просто обойти, типа талонов, даже привели к нежелательным последствиям: как для государства — к распространению самогоноварения, так и для населения — к выпиванию всякой дряни со смертельным исходом.
Это очевидно всем, кто понимает, где живет. В российских условиях обходится практически любой запрет, а здесь дело касается самого дорогого. Запрет только раззадоривает пьющего человека: «Если я чего решил, то выпью-то обязательно. Будет сидеть! Я сказал!»
Вообще, в такого рода ограничениях есть что-то ханжеское. Если алкоголь — яд, ну давайте запретим его — ведь запрещены же наркотики, даже легкие. Ясно, что это утопия. Но если алкоголь можно производить и продавать в промышленных количествах, то почему совершеннолетние граждане не могут его свободно покупать? Или ночью пить вреднее?
Нельзя запретить людям то, что они считают вправе делать. Можно попробовать убедить их в том, что они ошибаются. Или дождаться, пока они сами передумают. Кстати, что-то такое наблюдается: выпивание сегодня все реже считается делом доблести и геройства.
«Ты хоть закуси перед смертью». — «Я после первого стакана не закусываю». Наливает он второй. «Что же не закусываешь, русс Иван? Не стесняйся!» — «Извините, герр комендант, я и после второго стакана не привык закусывать». Наливает мне комендант третий стакан. Этот стакан я выпил врастяжку, откусил маленький кусочек хлеба. Захотелось мне им, проклятым, показать, что хотя я и с голоду пропадаю, но давиться ихней подачкой не собираюсь, что у меня есть свое, русское достоинство и гордость. После этого комендант стал серьезный с виду: «Вот что, Соколов, ты — настоящий русский солдат. Ты храбрый солдат. Я — тоже солдат и уважаю достойных противников. Стрелять я тебя не буду».
Кто сегодня это помнит? Кто не помнит, тот молодец.
