Почему у фермеров молоко покупают по 10-12 рублей, а в магазине оно стоит 50, а свинина, например, на пути от производителя до торговых сетей вырастает в стоимости со 110 до 380 рублей за килограмм? Где же происходит столь нелогичная в условиях конкурентного рынка накрутка цен на продукты питания — по 200-400%, которая превращает сельское хозяйство в убыточный бизнес, а российских горожан вынуждает потреблять в пищу некачественные продукты по неоправданно высоким ценам? В 2009 году проблему пытались решить законом о торговле, но под натиском торгового лобби эта попытка быстро сдулась, а сам закон стал беззубой декларацией. Мы провели собственное журналистское расследование и выяснили, откуда все-таки растут ценовые рога продовольственного рынка.
Когда я попытался отследить маршрут одного симпатичного (как мне показалось) куска мяса от свинофермы до полки магазина, мне пришлось совершить настоящее увлекательное путешествие. Этот смачный кусок будущего шашлыка оказался купленным в бывшем колхозе «Ленинец», сейчас гордо именуемом «агрокомплекс», в 90 километрах от города. Владелец этой фермы, который попросил не раскрывать своего имени, поведал мне, что продает свою продукцию одной посреднической фирме по очень невыгодным ценам. Например, килограмм бескостной свинины всего за 100-120 рублей в зависимости от категории. На вопрос «почему вы не продаете продукцию напрямую в магазины?» он ответил: «не берут». Странно, подумал я и решил провести тайную операцию по наблюдению за куском мяса, выбранным мной исходя из собственных эстетических соображений.
Фургон с аппетитными будущими бифштексами проследовал до склада-морозильника оптовой фирмы, упомянутой фермером. Ну, думаю, сейчас-то точно они поедут в магазин. Нет, оказалось, что на следующий день их загрузили в другую машину и привезли на другой, еще больший склад. Там можно было увидеть не только свинину, но и другие виды мяса. Нашу заветную коробочку запихнули в контейнер и подвергли просто-таки кощунственной процедуре – шоковой заморозке. Я не поленился и запомнил номер и расположение этого контейнера в морозильной камере. А также поинтересовался, когда это мясо продолжит свой путь до магазина. Ответ обнадеживал: послезавтра.
В назначенный срок я, вдохновленный перспективой окончания моего расследования, пришел на эстакаду и понаблюдал, как контейнер под номером 2345 погрузили в большую фуру, где были видны кроме спрессованных оковалков обычного мяса еще и какие-то кости, куриные окорочка, печенки и даже копыта. Фура в итоге приехала на большую продовольственную базу, расположенную на севере славного города Петербурга, подкатила к ангару №56 и разгрузилась в него же. Все это время я не спускал глаз с того самого куска мяса, за которым устроил слежку. Да что там говорить, он уже для меня стал как родной. Беспокоясь за его дальнейшую судьбу, спрашиваю у бабульки в фуфайке с явно южными чертами лица, которая увлеченно жестикулировала автопогрузчику. Она на ломаном русском поведала: «не знаю я, когда заявка придет, ханчи делать будем и на уручак отправим». Я узнал, что на таджикском «ханчи» означает разморозку, и в этот момент мне удалось постигнуть тайный смысл понятия «охлажденное мясо» и мысленно ответить на вопрос, почему оно в магазинах стоит дороже замороженного.
Сложный профессиональный термин «уручак», как оказалось, означал предпродажную подготовку продукции перед отправкой в магазин. Ну тут уж меня совсем разобрало любопытство. Осторожно, за разговором, пытаюсь выяснить, что же означает этот уручак, и таким образом постигнуть профессиональные тонкости сложного ремесла продовольственной торговли. Но информация оказалась коммерческой тайной: «начальник сказал, нельзя сказать никому» – был ответ человека-фуфайки. Пришлось зайти на склад с других ворот и прикинуться шлангом в виде «своего» человека. Это было уже несложно, зная имя хозяина и некоторые данные по существующим партиям поставок. В итоге меня легко пропустили в святая святых продовольственного оптового бизнеса – холодильную камеру (прошу не путать с морозильной, куда пускают многих). Я увидел следующую картину: в огромном холодном помещении сотни симпатичных среднеазиатских девушек старательно и даже как-то самозабвенно шприцами протыкали размороженные куски мяса в разных местах и аккуратно, опасаясь, наверное, не навредить пациенту, вводили какой-то лекарственный препарат. Короче, выглядело это действо очень странно, как одна большая палата №6, в которой специально собрали бывших ветеринаров.
Осторожно пробравшись к самой усердной, как мне показалось, ветеринарше, я спросил: «что это вы колете нашей свининке?» Естественно, при этом я делал вид важного босса, осматривающего свой бизнес. Испуганная Гюльчатай тут же принялась рассказывать всю технологию: «вада здэсь остается, харашо мяса будет, многа вес – прибыль хозяин получит многа-многа». Потом меня заметил какой-то человек с бумажками в руках и стал истошно кричать уже на хорошо узнаваемом русском языке фольклорной семантики. Я поспешил ретироваться и сгинуть побыстрей со склада.
К сожалению, у меня не хватило ни терпения, ни полицейских способностей до конца выследить путь моего любимого кусочка мяса. Однако на следующее утро я стал свидетелем того, как груженая фура из последнего склада доехала до магазина и там благополучно разгрузилась неутомимыми гастарбайтерами. Самое главное, я собрал вполне достаточно информации о цепочке поставок продукции от производителя до магазинного прилавка. В ней принимали участие, как вы заметили, четыре посредника, каждый из которых, судя по замеченным мной накладным (правда, я видел только две из пяти), делал свою накрутку в цене и проводил свой этап заморозки-разморозки будущей «парной» свинины. Также оказалось, что структура акционерного капитала этих посредников весьма отчетливо переплетается с владельцами самих торговых сетей. Таким образом, появляется вполне логичный ответ на вопрос, почему у фермера не берут мясо напрямую. Впрочем, как и другие продукты питания. Например, молоко, которое производители сдают цистернами по 12 рублей за литр. Как оно оказывается на прилавках магазинов, даже «дискаунтеров», по 50 рублей, теперь ясно. Причем молоко продается еще и пастеризованное, то есть высушенное в порошок, смешанное с консервантами и разбавленное водой. Хотя официально, по документам, торговые сети делают мизерную наценку, не превышающую 15%. На что они и упирали при обсуждении нашумевшего закона о торговле в 2009 году.
Раньше в каждом районе городов работали рынки, маленькие рыночки и уличные лотки, где торговали частники из деревни. Сейчас и их почти не осталось. Сегодня, правда, появилась категория людей, которая просекла суть большой аферы под названием «торговые сети» и стала формировать спрос на прямые схемы взаимодействия «фермер–покупатель», которые получили модное название «экокластер». Хотя ферм, которые занимаются экологически чистым животноводством, в России пока единицы и мало кто о них знает. И продукция у них дорогая, поскольку объемы производства недостаточные для оптимизации затрат. В промышленных масштабах «чистые» продукты питания выпускаются сейчас только в чудом уцелевших сельскохозяйственных НИИ, где люди продолжают работать добросовестно – «за идею». И то только в тех регионах, где еще глобальные сетевые ритейлеры не успели развиться достаточно, чтобы «задушить» товаропроизводителей ценовым шантажом и дешевым импортом низкого качества.
Как признались сами сотрудники животноводческих хозяйств, чтобы выжить, им приходится животных с самого первого дня ежедневно кормить антибиотиками и специальными биодобавками, содержащими гормоны роста. Получается двойная химическая обработка – в процессе роста и в период «подготовки к продаже», которую мы наблюдали в своем следственном эксперименте.
По оценкам специалистов Россельхозакадемии, около 80% мяса на российском рынке и до 95% в крупных городах произведено по так называемой «быстрой» технологии. Она предполагает использование специальных гормонов роста и большого количества антибиотиков, чтобы искусственным путем ускорить процесс роста и снизить расходы по содержанию животных. Например, бройлера нужно выращивать 84 дня, а недобросовестные производители сокращают этот срок до 34 дней. Безопасность этих препаратов для здоровья человека не доказана – серьезных испытаний не проводилось. Кроме того, уже на этапе оптовой торговли мясо шприцуют специальными химическими препаратами для увеличения массы. В основном используются различные водно-соево-соляные растворы, которые удерживают влагу и увеличивают вес на 20-30%. При соблюдении правильной технологии рентабельность, например, птицеводства составляет 2-3%, а при использовании «быстрой» методики достигает 30%. Поэтому и кормят российские города мясом животных-мутантов, которые еще и напичканы всевозможной химией. А потом оказывается, что 17% российских женщин почему-то бесплодны (в 90-м году было всего 0,8%), а добросовестные фермеры так и сидят на продаже продукции лишь ближайшим дачникам, не имея возможности развиваться.
Корни этой проблемы лежат, конечно, в монополизме отечественного продовольственного ритейла. По данным ФАС, доля сетевого формата на рынке продовольственной розницы России выросла за последние пять лет почти в два раза – с 38% до 67%. В Москве этот показатель составляет уже 69,4%, а в Петербурге и вовсе 81%. И по правилам ВТО это уже монопольная доля (свыше 50%). Конкурентная среда очень сильно ограничена, что повлекло за собой злоупотребления положением на рынке. Без конкуренции рыночные механизмы регулирования не работают, они лишь порождают предельно низкое качество продукции по завышенным ценам. Другого и быть не может. А потребителям остается только покупать предлагаемые товары и молчать в тряпочку.
