В этом году монетарные власти поставили перед собой задачу — снизить инфляцию до пяти процентов. Получится ли? И так ли страшен слабый рубль, как считают некоторые экономисты и думают простые граждане?
На эти и другие вопросы на "Деловом завтраке" в "Российской газете" ответил ректор Национального исследовательского университета "Высшая школа экономики" Ярослав Кузьминов.
Инфляция в пределах пяти процентов в этом году — реальность или миф?
Ярослав Кузьминов: Считаю, у нас в этом году есть шанс удержаться в районе 6,5-7 процентов. Это психологический предел "нормальной" инфляции, когда производители и продавцы еще не автоматически закладывают инфляционное ожидание в цену своего продукта.
Что будет влиять на инфляцию?
Ярослав Кузьминов: Во-первых, вероятное обесценение рубля и попытка его компенсировать со стороны импортеров. Импорт в России — больше 40 процентов потребительского рынка. Импортеры, очевидно, будут пытаться поднимать цены, чтобы возместить себе потери, которые они будут нести в результате роста курсов доллара и евро. Во-вторых, снижение экономической активности. Из-за него падает спрос и конкуренция на товарных рынках ужесточается. До определенного момента это может сдерживать инфляцию.
Целый ряд предприятий предпочтут, скорее, пожертвовать маржой, нежели потерять рыночную нишу.
Примерный уровень удешевления рубля, до которого значительная часть производителей может следовать такого рода стратегии, это процентов 15 (сегодня, в марте, уже 10 процентов). Если наша валюта просядет сильнее, большинство начнет переходить к другой ценовой политике и тогда инфляция разгонится до 8 процентов.
Рубль: кто выиграл
Насколько сильно может упасть курс рубля?
Ярослав Кузьминов: Прогнозировать сложно — много факторов, которые могут оказывать влияние на нашу валюту. Точно можно сказать, что, если цены на нефть останутся близко к нынешним уровням, такого падения, как в 1998 году, не будет и близко. У России достаточно резервов, чтобы этого не допустить.
Но у ослабления рубля есть и другие последствия. Это дополнительные доходы бюджета в сотни миллиардов, а то и в триллион рублей. Это даст возможность стабилизировать экономическое положение регионов, оказав им помощь в выполнении задач по повышению зарплат бюджетникам и качества соцуслуг. Возможно, появятся ресурсы не только на социалку, но и чтобы обеспечить рост инновационного сектора нашей экономики — я имею в виду науку и университеты.
По вашему мнению, положительных эффектов от слабого рубля больше, чем отрицательных?
Ярослав Кузьминов: Это же не арифметика, чтобы считать, каких больше: положительных или отрицательных. Есть и те, и другие.
Но какие из них могут перевесить?
Ярослав Кузьминов: А что значит "перевесить"? Если имеется в виду какой-то эффект, который может ускорить рост экономики, то могу сказать: прирост ВВП в этом году будет очень низкий, близкий к нулю. А вот в 2015-2016 годах, если позитивные факторы будут достаточно весомыми, то может быть рост в районе 2-2,5 процента.
Чтобы понять, как снижение курса рубля может повлиять на экономику, нужно посмотреть на специфику отраслей: какие из них рублевые, а какие имеют определяющий валютный компонент. Добывающая промышленность окажется в наилучшем положении, у них затраты рублевые, а доходы значительной частью валютные. Но государство уже научилось изымать такую ренту в доход бюджета.
Строительство — рублевый рынок. Оно не зависит от стоимости рубля. Тоже самое — услуги. В сфере отдыха и туризма может произойти смещение в сторону отечественных курортов. Цена вопроса — полтора триллиона рублей. Именно такую сумму наши соотечественники каждый год оставляют за рубежом. Если мы к 2020 году хотя бы 30 процентов этого платежеспособного спроса сможем перераспределить в Сочи и Крым, это будет реальная поддержка экономики.
Обрабатывающая промышленность — эффект, скорее, негативный. Мы отстали технологически, и строительство новых мощностей автоматически означает импорт. Там должно будет происходить вытеснение отверточной сборки, которая базируется на импорте, производством полного цикла. Я думаю, что мы увидим уже во второй половине года на автомобильной отрасли, кто уже перешел на полный цикл, а кто занимается нет. "Отверточники" либо свернут производство, либо задерут цены: чтобы перейти на полный цикл им понадобится несколько лет.
Сельское хозяйство и "пищевка" однозначно вырастают в условиях удорожания импортного продовольствия.
Сорок тысяч в месяц
Какими могут быть последствия от снижения курса рубля для простых граждан?
Ярослав Кузьминов: Говоря о последствиях для обычных людей, давайте смотреть, кто они.
Первая группа — это бедные и беднейшие, ее структура за последние 10 лет претерпела значительные изменения. Если раньше большинство бедных составляли пенсионеры, то сегодня, после повышения пенсий до 10-11 тысяч рублей в месяц, ситуация изменилась. Пенсионеры — больше не самые бедные. Да, у них основная часть расходов приходится на продукты и лекарства. Цены на продукты могут вырасти примерно на 8-10 процентов, что неприятно, но переносимо.
Если бы пенсия была бы не 10-11 тысяч рублей, как сейчас, а 5-6, это была бы серьезная проблема, пришлось бы компенсировать уже в середине года. Хотя не исключаю, что и в нынешней ситуации правительство может на это пойти. Необходима будет программа обеспечения доступности импортных лекарств для этой группы населения (значительную ее часть образуют люди за 70). Наша фармацевтическая промышленность слишком слаба, а жертвовать здоровьем больных мы не имеем права даже в самой жесткой ситуации.
Костяк самых бедных — тех, кто имеет 5-7 тысяч рублей в месяц на человека и на оплату ЖКХ и питание тратит три четверти дохода — это сегодня семьи с детьми, где либо один из родителей не работает, либо это изначально неполные семьи. Им нужна помощь, надо переориентировать социальную политику на целевую поддержку таких семей (причем не обязательно деньгами).
Вторая группа — люди со средней зарплатой в 20-40 тысяч рублей в месяц — это основная доля населения. Для них критичным будет ограничение потребления из-за удорожания непродовольственных импортных товаров (до 70 процентов рынка сегодня). В условиях того, что эта группа населения сильно закредитована, это достаточно опасная ситуация и повод для социального недовольства.
Теперь по поводу среднего класса, который у нас в значительной части совпадает с наиболее образованной группой общества.
Ее тоже можно определить по уровню дохода?
Ярослав Кузьминов: Это люди, получающие, в среднем, от тысячи евро. Но все зависит от региона. В Москве средний класс начинается, условно говоря, от 80-100 тысяч рублей в месяц. А в провинции тысяч от 40, даже от 30.
Особенность среднего класса в том, что он в большей степени потребляет услуги, а не товары. Стоимость услуг, на мой взгляд, не вырастет. Потому что они местные, рублевые. И конкуренция на рынке услуг очень большая.
А вот с товарами другая ситуация. Если рубль в этом году продолжит обесцениваться, — средний класс это ощутит, но сможет сохранить образ жизни.
В среднесрочном периоде будет происходить рационализация нашего потребления — и с точки зрения национальной экономики, и с точки зрения отдельной семьи среднего класса. У нас много показного приобретательства, и это имеет простые экономические объяснения. У нас завышена стоимость нового жилья, нет эффективных механизмов накопления — на болезнь, на старость. Отсюда ситуации, когда молодой квалифицированный специалист не имеет накоплений и своего жилья, живет с родителями — но ездит на купленной в кредит престижной машине, отдыхает на довольно дорогих курортах, имеет весь набор самых дорогих модных гаджетов… Если такие люди будут менять телефон не раз в год, а раз в два года, думаю, от этого их благосостояние мало изменится.
И много в России людей, которые могут себе позволить?
Ярослав Кузьминов: Сейчас у нас средний класс — это порядка 25-30 процентов населения.
Тогда получается, что больше всех пострадает самая нижняя прослойка среднего класса, на которой все держится?
Ярослав Кузьминов: Назовем ее предсредний класс. Средний класс — это несколько иное. Есть масса определений, но мне ближе всего то, в котором говорится, что к среднему классу относятся люди, имеющие расширенную зону выбора. В потреблении, в трудовом поведении.
Они могут позволить себе, к примеру, поменять работу, если не нравится коллектив. А вот люди, зарабатывающие "в обрез", трудовой и потребительской свободой не обладают. Если первые могут "сжать" свое потребление на 10%, не меняя образ жизни, то для граждан с ограниченными заработками повышение цен значит отказ от каких-то реальных благ, которые они только что начали себе позволять.
Если мы войдем в полосу обесценения рубля, государство должно предусмотреть "подушку безопасности" для большинства своих граждан. В первую очередь — в виде поддержки и реструктуризации набранных потребкредитов. Массовых дефолтов физических лиц быть не должно.
И если мы всерьез озабочены экономической перспективой — государству надо переходить от компенсирующей политики к стимулированию экономической активности граждан. Это касается и предсреднего, и среднего класса. Речь идет об активизации занятости, в том числе связанной с переездом на новое место жительства. Это гранты на переезд, строительство комфортабельных общежитий для работников и арендного жилья.
Не менее важны пакеты поддержки малого и среднего бизнеса, ориентированные на вывод на рынки конкретных продуктов и услуг в сфере сельского хозяйства, пищевой и легкой промышленности, ЖКХ, базовых и интеллектуальных услуг.
Пока мы в лучшем случае даем кредиты — и отпускаем предпринимателя в свободное плавание. А во многих странах банки, работающие с малым бизнесом, буквально сопровождают нового предпринимателя. Когда выдается кредит, инспекторы банка изучают бизнес-планы и при необходимости помогают предпринимателю с арендой, лизингом, маркетингом и даже юридическим сопровождением ключевых сделок. Все правильно: ведь бизнес рискует деньгами банка!
Должны быть созданы преференции для семейного бизнеса — в России он распространен в основном на селе, а надо развивать его и в городах. Надо максимально снизить издержки малых ресторанов, кафе, магазинчиков, ремонтных мастерских, обеспечить им удобный режим работы — это, в свою очередь, зависит от наличия помещений для бизнеса, оптимально — совмещенных с жильем хозяев. Мы должны закладывать это уже при строительстве.
В поисках роста
Вы упомянули о снижении экономической активности. Как считаете, спад по итогам 2014 года возможен?
Ярослав Кузьминов: Резкий спад, как в 2008 году — нет. Скорее нулевой рост. Сейчас мы вошли в фазу, которая характеризуется замиранием роста. Экономисты предупреждали, что она наступит после нефтегазового роста, который у нас был. Вот и сбылось.
В чем причины?
Ярослав Кузьминов: Проблема экономического спада носит частью внешнеэкономический, частью внутриэкономический характер. Если говорить о внешних событиях, а именно они катализировали негативные процессы в нашей экономике, то основное — это выход из рецессии экономики США. Она самая большая, самая активная, самая драйвовая, если хотите экономика в мире. Как только она начинает дышать, инвесторы забирают деньги с развивающихся рынков и вкладывают туда. Это происходит по целому ряду причин. Во-первых, многие инвесторы из англосаксонского мира, им просто своя экономика ближе. Если они видят возможность зарабатывать дома, они ее используют. Даже не из сентиментальных, а из рациональных соображений.
Вот такого рода отток в прошлом году начался. Он замедлил экономики и напряг валюты всего развивающегося мира. Замедлил даже Китай, не говоря уже о других странах БРИКС, где ситуация в прошлом году была значительно хуже, чем в России. Но было бы странно, если бы все определялось только по формуле: сосед построил дом, а у нас крыша покосилась. В России действует ряд внутренних факторов, которые мешают быстрому развитию нашей экономики.
Какие именно факторы?
Ярослав Кузьминов: В первую очередь, объективная нехватка внутренних инвестиций.
В России крайне слабы финансовые инструменты, обеспечивающие долгосрочные инвестиции — накопительная пенсионная система, медицинское страхование, национальный фондовый рынок. У нас отсутствует один из ключевых элементов "длинных" денег — это пенсионные фонды, накопления обычных людей. Наши пенсионные накопления не капитализируются. Неразвитость этого сектора не менее опасна для экономики, чем неразвитость инновационного сектора.
Вторая проблема — отсутствие должной защиты собственности и плохой режим для инвестиций. Она решается комплексом мер. Среди них совершенствование судебной системы, прозрачный учет собственности, эффективные страховые механизмы. Правительство многое сейчас делает, чтобы бизнес-климат улучшить, и по ряду позиций мы быстро продвигаемся. Но этого недостаточно. Мы слишком мало внимания этому уделяли раньше.
К проблемным моментам можно отнести и то, что очень большая доля экономики контролируется государством, связана с государством, оглядывается на государство. Цена всего этого — очень низкая конкуренция на рынке. При этом обычно говорят о "Газпроме" и РЖД, но корень зла — в организации рынков на региональном и местном уровне. Власть, вместо того, чтобы обеспечивать равные правила игры, приглашать новых игроков — предпочитает опираться на "проверенные фирмы". Механизм здесь — это не только коррупция. Это привычка привлекать бизнес для решения разных социальных проблем, заставляя его не только платить налоги, а делиться законной прибылью. Но цена этому — особая поддержка, на которую такой ангажированный властью бизнес начинает претендовать.
Четвертая проблема — раздутый и неэффективный бюджетный сектор. В России сфера производства человеческого капитала организована в основном в виде бюджетных учреждений. Но ведь во всем мире социальная сфера — это не часть государства, это растущий сегмент экономики, он создает ВВП и доля соцсектора в ВВП постоянно увеличивается. Речь не о том, чтобы отказаться от бюджетного финансирования; услуги для бедных останутся бесплатными, но их выполнение — от помощи бедным и инвалидам до высшего образования — должно быть организовано на рыночной основе. Сохраняя унаследованную от СССР модель, мы уничтожаем возможность экономического роста.
Еще одна причина, которая у нас делает темпы роста недостаточными, ведет к замиранию экономики — крайняя слабость нашей инфраструктуры. Мы об этом говорили и в Стратегии-2020, предлагали бюджетный маневр в виде реаллокации ресурсов не только в образование и здравоохранение, но и в транспортную инфраструктуру.
Если мы сравним ситуацию в России и в Европе, то вы можете жить в любом месте в 60 километрах от Бремена или Мюнхена, и экономически быть в этом городе — ездить туда на работу или продавать продукцию. А у нас, условно, от Красноярска или Томска 20 километров отъехал — и все, уже 70% земли ничего не стоит, дороги к ней нет. В инфраструктуру очень долго не вкладывали ни копейки. Результат — завышенная стоимость ведения бизнеса, непомерная по отношению к доходам цена жилья, транспортные пробки, снижение качества жизни…
Ну, и не стоит забывать об особенностях структуры нашей экономики. У нас недостаточно развиты сектора, которые сейчас задают драйв экономического развития.
Вопрос ребром
Так какие сектора могут стать драйверами российской экономики?
Ярослав Кузьминов: В первую очередь, сфера производства человеческого капитала в широком смысле, и услуг, связанных с этим. Это медицина, это рекреация, связанная с поддержанием здорового образа жизни. У нас она совсем не развита, даже вообще как отрасль не существует. Это образование и культура. Это университеты, исследовательские институты и лаборатории корпораций.
У нас часто говорят, что сейчас где-то полтора процента ВВП тратится на науку — почти триллион рублей. Но мы считаем очень криво и сами себя обманываем. Например, относим туда весь Роскосмос, "Росатом", — по статистике это две трети отечественных затрат на науку. Но это, на 90 процентов, извините, серийное производство ракет, разработанных еще Сергеем Павловичем Королевым. Без этого получается мизер.
Если вы посмотрите на масштаб финансирования РАН (теперь ФАНО) — это порядка 70 миллиардов рублей. Финансирование группы 40 ведущих университетов — тоже около 70 миллиардов. Один Гарвард имеет бюджет 4,2 миллиарда долларов в год — больше, чем академия и ведущие университеты, вместе взятые.
Мы совершали ошибку последние десять лет, когда развивали венчурные институты без соответствующего увеличения финансирования фундаментальных исследований. Такое увлечение поддержкой "вершков" без заботы о "корешках"… Надо же понимать, что яблоки не из воздуха материализуются. И недостаточно сделать корзину или тачку для сбора яблок, чтобы обеспечить хороший урожай. Надо учесть, что они растут на ветке, а ветка на дереве. И дерево надо выращивать, поливать. По-другому не получается.
Чисто теоретически, есть шанс частично восстановить исследовательскую компоненту через программу вооружений, которую мы приняли. Но, к сожалению, фундаментальных исследований не предусматривает и программа развития ОПК.
