В видео-интервью телеканалу "Дождь" экс-глава «Евросети» Евгений Чичваркин поблагодарил Медведева и Суркова, а также объяснил, почему он не вернется в Россию.
Еловский: Ну, что, самый центр Лондона, Гайд-парк. Погода, конечно, не московская, но все равно очень холодно. Вот-вот должен приехать Евгений Чичваркин.
Желнов: Из загорода.
Еловский: Очень много новостей вокруг его персоны в последнее время и самое главное, наверное, то, что прекращено одной из важнейших дел в истории вообще всей компании «Евросеть».
Желнов: Дело о контрабанде прекращено 20 января этого года. То есть, фактически мы в таком жарком информационном поле находимся, что здорово.
Еловский: Второе дело закрыто. Как ощущения?
Чичваркин: Оно не второе. Оно самое основное базовое дело, из которого было выделено дело. Ощущение правильности. Вообще, надо сказать большое спасибо Дмитрию Анатольевичу Медведеву за то, что ввел эти поправки, потому что огромный кусок ФСБ, в принципе, остался без работы. Под «работой» мы подразумеваем ограбление коммерсантов путем заведения на них уголовных дел. Сначала он хотел это сделать в марте, потом в мае, потом в сентябре и вот получилось это прямо, можно сказать, на излете его времени в президентском кресле, но, тем не менее, надо отдать должное, это, наверное, самое важное, кроме тех изменений, которые, я надеюсь, будут в политической сфере, самое важное, что он вообще сделал за все свое президентское время. Это и самое правильное то, что огромное количество людей, тысячи реальных коммерсантов, настоящих коммерсантов вернутся назад в бизнес.
Желнов: А насколько он при принятии этого решения учитывал именно вашу ситуацию?
Чичваркин: Мне неизвестно. Я не думаю, что это делалось конкретно под это дело. Это закрывалась огромная коррупционная лазейка и у нас, слава Богу, на этот момент никто не был в тюрьме, как, например, Антонина Бабосюк или владельцы компании, которая привозила яхты, катера и так далее. Есть огромное количество людей, некоторые сидят уже много лет по обвинениям очень странно составленным и, на мой взгляд, надуманным, которые напрямую не имеют отношения к контрабанде, но которых было выгодно ограбить, используя эти статьи. Это достаточно большой шаг к либерализации, достаточно большой шаг к свободе, хотя бы его лозунг «Свобода лучше, чем несвобода» — это является тем самым доказательством, которого мы ждали 3,5 года.
Желнов: А вы контактировали с кем-то последнее время отсюда, из Англии, с кем-то окружения Медведева, его штатом?
Чичваркин: У меня отношения весьма доверительные с некоторыми из людей, но я не уверен, что эти люди хотят, чтобы это всплыло в публичной информации. Я с 2005 года активно искал контакты среди властей и общался всегда открыто, и использовал всегда один единственный свой телефон, писал огромное количество писем и напрашивался на встречи, звонил, просил, требовал и так далее. То есть, я очень активную деятельность вел лоббистскую в отношении отрасли и в отношении компании. Все законно. Я вообще не считаю, что это такое что-то богопротивное – отстаивание своих интересов.
Желнов: А в политику из-за этого пошли? Вот когда вы в «Правое дело» вступили, «Стратегия-2020», ролик в поддержку Медведева, это связано было вот с этим лоббированием ваших бизнес-интересов, вернее с их отстаиванием?
Чичваркин: Это корреляционно. Дело в том, большой доступ до СМИ, такой серьезный доступ это давало, и там не было ничего, что противоречило моей позиции. Например, в «Стратегии-2020» мне ни один человек ни с одного уровня не сказал вообще, что говорить, а что не говорить. Да, было принято табу не (неценз.) Медведева и Путина. Но против Медведева я и не собирался ничего говорить, потому что до выборов, например, какие-то вещи, которые он делал, они были существенно хороши. Например, невведение вот этого 5-процентного авторского сбора. Тогда именно из его окружения пошел сигнал о том, что этого делать нельзя, потому что это опять бы огромный кусок рынка загнало бы в «серую» зону и от 400 млн до миллиарда долларов собирали бы бандиты. А сейчас, 1% правда, собирает Михалков, который у меня стал ассоциироваться тоже именно с бандитом, который получает деньги за то, к чему не имеет никакого отношения.
Желнов: Это правдивая информация (думаю, сейчас ее можно подтвердить или опровергнуть), что Сурков, с которым вы были, естественно, знакомы по «Стратегии-2020», все видели вас на…
Чичваркин: Мы и до были знакомы.
Желнов: И до были знакомы, но публично вас видели вместе на заседании «Стратегии», на винзаводе, по-моему, даже это проходило. …Что Сурков ходил к Путину с просьбой как-то внимательно отнестись к вашему делу, по-моему, уже ко второму, связанному с контрабандой и Путин сказал: «Не хочу связываться с этим уголовником» или какая-то такая была фраза?
Чичваркин: Я не держал свечку, я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть это, но могу сказать, что в начале июля 2008 года, когда правительство было готово отменить ввозную пошлину на телефоны, именно гнев Путина этот процесс остановил, и именно его вмешательство сохранило «серый» рынок мобильных телефонов до сих пор. Он сказал (не дословно), что «не позволим всяким сетям (имея в виду нас), вмешиваться в тарифно-таможенную политику, лоббировать интересы для набивания своих карманов за счет бюджета».
Желнов: Это кому он сказал?
Чичваркин: Это он сказал на заседании правительства, где был поднят вопрос о снятии 5-процентной пошлины на телефоны, потому что предыдущее было – снятие пошлины за цифровые аппараты и бюджет получил в три раза больше денег. Выбелилась целая большая отрасль. Все, что нужно было делать – это отменить эти 5%. В следующий год в масштабе государства выпадали небольшие доходы, а через год они с лихвой восполнялись. Но команде, которая вокруг Путина, это не нужно, потому что они на этом деньги грабят. Это не нужно было ни таможенным органам, ни Федеральной таможенной службе, ни тем ставленникам Путина, которые были в Бюро специальных технических мероприятий, которым как раз вся поляна телекомная была отдана для «крышевания» и для набивания себе карманов.
Желнов: Вы имеете в виду Бориса Мирошникова?
Чичваркин: Я имею в виду Бориса Миршникова и товарищей. Это самый основной бандит, который инициировал и прикрывал дело против нас, и «дело Власкина», и «дело Моторолы», и контрабандное дело и так далее. «Дело Моторолы», когда запахло жаренным и жопа задымилась, он сам сел на пресс-конференции (есть видеодоказательство), где он сказал, что это вообще плановая, обычная, нормальная деятельность и что есть признаки преступления и все это контрабанда, контрафакт и вредное для здоровья. И через несколько недель все вернули, потому что все оказалось абсолютно чистым и нормальным.
Еловский: Когда Мирошникова в определенный момент сняли, у вас были какие-то положительные эмоции по этому поводу?
Чичваркин: Он не прошел аттестацию…
Еловский: Он и еще один высокопоставленный генерал.
Чичваркин: Там из них никого не осталось, кроме куратора «Евросети» Дмитрия Освальдо. Где он сейчас, я не знаю, но несколько месяцев назад он был вне штата, но он продолжал работать в подразделении «К».
Желнов: А с самим Сурковым обсуждали уже вне рамок заседания «Стратегии-2020» вот ваше положение?
Чичваркин: Да. Я пожаловался ему сразу же, рассказал о ситуации так, как она есть. И не только ему, а всем, кого знал. И близким к правительству, и к Кремлю, я всем рассказал.
Желнов: Какая у него была реакция? «Поможем», «рассмотрим», «доложу»?
Чичваркин: Да, он заинтересовался. У него хорошее чувство юмора, он говорит: «Виноват – посадим, а не виноват – отпустим».
Еловский: Ну, к Суркову такое отношение вполне однозначное…
Чичваркин: А насрать, какое отношение. Я почему никогда не смогу стать нормальным политиком, потому что для меня личное важнее общественного. У меня личное отношение, оно не такое, как у либеральной общественности.
Желнов: А вы сейчас с ним как-то созваниваетесь, поддерживаете связь, когда он в Лондоне бывает, может быть, встречаетесь?
Чичваркин: Нет, мы не встречались, но по какому-то поводу, я думаю, я могу позвонить.
Желнов: Но кто-то еще был, помимо Владислава Юрьевича, вы же многих знали?
Чичваркин: Дело в том, что я вообще не общался ни с кем из силовиков, я их не знаю и знать не хочу. И, на мой взгляд, вот этот весь силовой блок, по большому счету, он должен пару-тройку лет просидеть в суде, а потом еще очень долгое время строить ту самую дорогу Хабаровск-Чита, чтобы по ней можно было, действительно, ехать 140.
Еловский: Сейчас, похоже, нет никаких особых препон, по крайней мере, юридических, чтобы вам вернуться. Вы не хотите возвращаться?
Чичваркин: Юридических и формальных препон нет, а по факту тот же Борис Мирошников, хоть и ушел оттуда, но он ушел с орденом «За заслуги перед Отечеством» и руководство МВД, Нургалиев ему речи говорил сладкие на выходе на пенсию, и Бортников, то есть, одновременно и руководство ФСБ и руководство МВД его провожало на пенсию с почестями.
Еловский: Но он на пенсии уже.
Чичваркин: Он работает в «Уралсибе», получая большую зарплату и для «Уралсиба» решает вопросы по развитию бизнеса, угадайте, какие используя знакомства.
Еловский: Какие?
Чичваркин: Свои же ФСБшные, МВДшные знакомства. То есть, если они захотят быстро открыть уголовное дело, я еще долететь не успею, как они его откроют и напишут все документы, которых будет достаточно для этого.
Желнов: Евгений, согласитесь, что это тоже такой поиск внешнего врага. Сейчас-то уже, кажется, ну, второе закрыли, уже вряд ли какой-то фантом в виде Мирошникова возникнет на горизонте, тем более, вы сами говорите, что…
Чичваркин: Вы знаете, я их лишил кормушки. Точка.
Желнов: То есть, вы всерьез полагаете, что они будут продолжать вам мстить?
Чичваркин: Они воровали десятки миллионов. Сейчас я не уверен, что у них эта возможность есть. Их кураторы из ФСБ также лишились денег, которые сейчас все в должностях. Я фамилии называть не могу, потому что я их не могу доказать в суде.
Желнов: То есть, вы считаете, что уже даже после закрытия двух уголовных дел…
Чичваркин: Да что такое открыть уголовное дело в России? Это раз-два. Это была бы воля.
Желнов: Мне кажется, вы сейчас могли бы героем вернуться и не опасаться, нет?
Чичваркин: Героем в глаза кого?
Желнов: В глазах интернет-аудитории, которая вас вполне поддерживала…
Чичваркин: Интернет-аудитория, в основном, относится хорошо, а вернуться с целью чего?
Желнов: Вот я хотел вас спросить. То есть, вы не хотите возвращаться потому, что у вас там нет никаких дел и возможностей?
Чичваркин: Мы сорвали детей. Дети здесь мучились, учили английский язык. По сути, такая ломка менталитета, все друзья остались там, но детей вырвали из среды. Опять их вырывать из среды? Нет.
Желнов: А какой у вас сейчас статус в Великобритании?
Чичваркин: Легальный на 100%.
Желнов: Вы же не политэмигрант, насколько я понимаю, не политическое убежище вам было предоставлено?
Чичваркин: У меня нет политического убежища, но по факту я политэмигрант самый настоящий, по сути.
Желнов: Я имею в виду юридически.
Чичваркин: Статуса юридического нет.
Желнов: А у вас виза или на каких основаниях?
Чичваркин: У меня 100-процентный легальный статус.
Желнов: Какой?
Чичваркин: Долгосрочный.
Еловский: Он уже решен, то есть, это вопрос решенный?
Чичваркин: Да. Я длительное время могу, очень длительное время могу здесь жить.
Желнов: Это вид на жительство, правильно?
Чичваркин: Я не буду сегодня раскрывать, но утверждаю, что он легальный абсолютно.
Желнов: Вот эти заявления, который вы сейчас сделали по поводу Мирошникова, что, несмотря на закрытие уголовных дел, все равно угрозы остаются и с новой силой могут возрастать и как-то вас настигать в России. Эти заявления, они, скорее, адресованы Англии, чем России, потому что в Англии вам нужно, в силу разных причин, поддерживать статус политэмигранта?
Чичваркин: Была ситуация в 2007 году. Путин попросил Блэра отдать Березовского. Блэр сказал, что он этого сделать не может, что это решает суд. Тогда Путин, по слухам, говорит: «Ну, позвони в суд».
Желнов: Ну, вряд ли Путин так напролом действовал.
Чичваркин: Здесь этот слух я слышал много-много раз и у меня, по большому счету, нет сомнений. Я говорю «по слухам», чтобы это не звучало, как утверждение в эфире. И Блэр сказал, что «я не могу влиять на суд. Я могу подать в суд, я могу собрать доказательства за свои деньги, платя адвокатам, но я не могу влиять на суд». И потому здесь все так дорого и богато, и потому здесь безопасно, удобно и хорошо, потому что здесь независимый суд.
Еловский: Евгений, а у вас в Лондоне бизнес есть какой-то?
Чичваркин: Пока нет.
Желнов: Но скоро будет?
Чичваркин: Будет обязательно. К какой-нибудь красивой дате можно приурочить, например, 2 сентября.
Еловский: Говорили про сентябрь 2011 года, что что-то должно открыться.
Чичваркин: Кто?
Еловский: Говорила местная общественность, скажем так.
Чичваркин: Давайте так: 2 сентября 2012 года.
Желнов: А что говорили, что открыться должно?
Еловский: Говорили про винный бутик.
Чичваркин: 2 сентября 2012 года вот что будет – то будет.
Желнов: Ну, а история с винным бутиком здесь, в Лондоне, она достоверная?
Чичваркин: Не скажу пока.
Еловский: А почему?
Чичваркин: Не хочу.
Еловский: Сглазить не хотите?
Чичваркин: Я не суеверный, я материалист. Это не от сглаза, это от…
Еловский: Конкурентов?
Чичваркин: Нет, что вы. Просто рано.
Желнов: То есть, это будет какой-то роскошный здесь магазин, да?
Чичваркин: Хорошо сказали. Я постараюсь. Конечно, предприятие, оно во много сотен раз меньше, чем один магазин ИКЕА, просто я никуда не спешу. Кто понял жизнь, тот не спешит.
Желнов: Но у вас уже есть какая-то команда, промоутеры?..
Чичваркин: Промоутеры?
Желнов: Ну, очевидно, что нужно будет как-то заявлять об этом месте.
Чичваркин: Я сам себе промоутер.
Желнов: Это да.
Чичваркин: Насмешили.
Чичваркин: Как давно вы начали готовить открытие этого магазина?
Чичваркин: На Оксфорд-стрит я заходил в каждый магазин и задавал себе вопрос: а этим я хочу заниматься? Нет. И дальше шел, пока не нашел то, чем хочу заниматься. Еще долго думал, точно ли я хочу этим заниматься, как я хочу этим заниматься.
Желнов: Значит, 2 сентября 2012 мы выпиваем в вашем новом магазине?
Чичваркин: Выпиваем?
Желнов: Закупаем.
Еловский: Поправьте.
Чичваркин: А может, закусываем.
Еловский: Вы тут довольно часто принимаете участие во всякого рода политических акциях, сами устраиваете различного рода перформансы…
Чичваркин: Да.
Еловский: Зачем? For fun?
Чичваркин: С одной стороны, фофАн, как говорят, с другой стороны – фОфан. С другой стороны, я этого не мог делать в России, а мне всегда хотелось. Я как-то у Гельмана купил картину «Ребята с нашего двора», где 24 человека все с лицами Путина были одной командой. Наш руководитель Службы безопасности, который всегда очень вежлив и ко мне обращался на «вы» все время говорил: «Женя, вы (неценз.), что ли? Снимайте это на (неценз.) немедленно, чтобы этого никто не видел».
Еловский: Это такой арт, что ли, у вас?
Чичваркин: Да, арт.
Желнов: Евгений, а вот у вас белая ленточка.
Чичваркин: Да, я ее немножко не так, как все повернул, более к «V» — победа.
Еловский: Вы следите за тем, что в Москве происходит?
Чичваркин: Я надеюсь, что когда-нибудь Илья Яшин расскажет о том, о чем мы с ним в июле 2010 года здесь общались. Я очень рад. Я предлагал три цвета: естественно, желтый любимый, светло-зеленый, либо белый для протестного движения. И вот последнее, что мы обсуждали – ленточки на машины – это было буквально вчера. Про единый цвет оппозиции, если вы зайдете на его блог того же времени (июль 2010 года), он скажет, что я их немного критиковал за отсутствие единого стиля у всего оппозиционного движения.
Еловский: Брендбука не было?
Чичваркин: Да.
Еловский: Такой философский вопрос. Вам самому не хотелось бы оказаться на одной из этих площадей, может быть, на сцене?
Чичваркин: Вот это то, что мы, в общем-то, потеряли, потому что, когда мы уезжали, слово «Путин» даже вот с такой гримасой нельзя было произносить по телевизору, только вот такой, а сейчас произошла полная десакрализация. В общем, это только начало.
Желнов: Почему нельзя вам хотя бы 4 февраля на один день прилететь на митинг? Будет митинг, я думаю, вас бы с радостью там в число ораторов записали, только свяжитесь с реализаторами.
Чичваркин: Говорю в четвертый раз за последний час: для меня опасно пересекать границу РФ и даже границу посольства РФ.
Желнов: Есть версия, она давно обсуждается в бизнес-кругах в Москве, но почему-то она непубличная, что дело в отношении вас сфабриковано «Альфа-Групп» и что изначальным выгодоприобретателем вашей компании хотела быть структура «Альфа-Групп». Вот как вы можете это прокомментировать?
Чичваркин: У меня нет ни доказательств, ни ощущения, что это они. Ни единого доказательства, ни ощущений. Послушайте, вы назвали сумму – они ее заплатили. Да, часть заплатили позже, но они ее заплатили.
Желнов: Но есть мнение, что вы ее заплатили, скорее, вынуждено, просто под давлением, что уже некуда деваться.
Чичваркин: У нас был эксклюзив с МТС 3,5 месяц и в течение этих 3,5 месяцев «Альфа» выходила с предложениями, с теми или иными. За две недели, дней за 10 до того, как этот эксклюзив истекал, меня пригласил руководитель Службы безопасности «Системы» Руслан Алмакаев и сказал, чтобы я больше по телефону не произносил фамилию Путин, когда общаюсь с руководством АФК «Системы» и с руководством МТС, и что если мы пойдем с ними дальше, с «Системой», то они все эти проблемы снимут, а также процитировал мне мои телефонные переговоры, сделанные неделю назад.
Желнов: Ну, а почему они все-таки не купили, если вы были готовы пойти на то, чтобы дело в отношении вас было закрыто тогда?
Чичваркин: Вы лучше этот вопрос задайте руководству «Системы».
Желнов: Ну, ваше мнение? У вас же есть какое-то свое понимание?
Чичваркин: Есть формальные факторы, как экономический кризис 15 числа, например, у «Lehman Brothers», но к этому моменту уже из 3,5 месяцев прошло 3 месяца и неделя. 15 сентября, а 21 истекло 3,5 месяца.
Желнов: А не формальный фактор?
Чичваркин: А про не формальный фактор лучше задать им, потому что у меня нет доказательств, кроме косвенных. По моим ощущениям, они не хотели платить эти деньги.
Желнов: А какую сумму вы им выставляли?
Чичваркин: Не скажу.
Желнов: А как потом появился Мамут?
Чичваркин: Они в конце апреля сделали первое робкое предложение…
Желнов: Мамут?
Чичваркин: «Альфа». Но мы, у нас был положительный опыт работы до этого с МТС и они, действительно, нам за всякие маркетинговые вещи платили десятки миллионов долларов, а с «Вымпелкомом» не было настолько большой истории именно подобных взаиморасчетов. Мы их не знали просто. Просто не знали, и у нас была устная договоренность, которая переросла в эксклюзивную и письменную. Сейчас я понимаю, что правильно было бы в мае-июне продать «Альфа» гораздо дороже, может быть.
Желнов: Почему тогда осенью возникает Мамут-посредник между «Альфа» и вами?
Чичваркин: Эта конфигурация удобная была для «Альфы», на мой взгляд, и она нас никак не расстраивала. С Мамутом отношения ровные, нормальные и через какое-то время у нас, не позже, чем через месяц, этому будет маленькое подтверждение.
Желнов: Чего подтверждение?
Чичваркин: Что отношения вполне рабочие.
Желнов: Каким образом?
Чичваркин: Не образом, а чем-то вроде подсвечника. Сейчас еще чуть-чуть рано.
Желнов: Дайте нам новость.
Чичваркин: Хорошо. Хотите новость? Ок. 2 и 3 марта последний концерт на «Свободе» будет «Гражданин поэт» в Лондоне и там лондонский проект Мамута тоже будет участвовать чуть-чуть.
Желнов: Какой проект лондонский Мамута?
Чичваркин: Вот какой-то такой. Надо купить билеты, прийти и увидеть.
Желнов: А откуда тогда эта версия, ваше мнение мне интересно, достаточно распространенная по поводу «выкручивания» своих условий со стороны «Альфа-Групп» именно на момент 2005 года?
Чичваркин: ФСБ. Это оттуда. Информационный вброс – это их чекистская любимая тема.
Желнов: Переложить на «Альфу»?
Чичваркин: Да. Они их не очень любят, видимо. Не знаю. Мне постоянно, даже убедили некоторых из наших адвокатов.
Еловский: Сейчас три года, как вы уже тут находитесь?
Чичваркин: Да, чуть больше.
Еловский: Чего не хватает, что не нравится?
Чичваркин: Мне кажется, что многие местные жители отмерили себе лет по 200 по их ритму и вообще по планированию, лет по 200 жить. Они детей рожают, когда папе под 50, маме под 40 и так далее. Такие странноватые вещи некоторые происходят. Такое впечатление, что в течение 300 лет все, кому что-либо было нужно, они уехали в Австралию, в Америку и остались те, кто ценит, мягко скажем, ценит стабильность.
Еловский: Вы тут уже «свой»?
Чичваркин: Конечно, нет. Никогда не буду своим. Никогда.
Еловский: Почему?
Чичваркин: Форсировать ассимиляцию я не хочу, а естественным образом она происходит достаточно медленно.
Желнов: А что вы вкладываете в понятие «не свой»? Как вы это ощущаете? Как с вами поступают не так, как с самими англичанами поступают англичане?
Еловский: Или это на уровне какого-то вашего отношения к местным реалиям?
Чичваркин: Я не лезу в их общество, я не навязываюсь. Есть люди, которые лезут и навязываются, которые хотят «прописаться». Я – не лезу и не навязываюсь. То, что получается естественным путем, то и получается без насилия.
Еловский: Круг общения, естественно, уже сложился?
Чичваркин: Да.
Еловский: В основном, это соотечественники, местные?
Чичваркин: В основном, соотечественники. У меня язык не очень.
Еловский: Учите?
Чичваркин: Нет. Естественным путем происходит, как у детей.
Еловский: С кем из публичных персон, которые здесь живут, дружите, приятельствуете?
Чичваркин: Я не уверен, что люди хотят… Вдруг я снова окажусь врагом режима.
Желнов: Что ж так все бояться рассказать про своих друзей?
Чичваркин: Потому что, кроме своих интересов, есть интересы друзей.
Желнов: Ну, то, что вы с ними дружите, общаетесь, каким образом вы их выдадите?
Чичваркин: Мы дружим, мы общаемся, но огромное количество людей, особенно года три назад, не очень было готово это выносить на публичную сферу, потому что иногда людей, которые отсюда выезжали, там подвергали, например, обыскам прямо в здании аэропорта.
Желнов: С Лужковым общались здесь, в Англии?
Чичваркин: С Лужковым я не общался. Его никто и не задержит: слишком много голосов лишиться Путин в Москве, если он Лужкова задержит. И потом, не дай Бог, если Лужков начнет говорить.
Еловский: Вы бы за кого проголосовали, кстати, или не пошли бы на выборы?
Чичваркин: Из тех, кто сейчас есть? Ну, если представить, что 51% вдруг проголосует за Прохорова… Если бы он захотел, он бы сделал себе больше, конечно. Его нет в интернете, нет в YouTube, он очень мягко, обтекаемо говорит, он вызывает… Я к нему отношусь лично с большим уважением, но он сейчас играет договорной матч.
Еловский: То есть, за него бы вы не стали голосовать?
Чичваркин: Стал бы, тем не менее. Если бы надо было сделать именно так, чтобы нагнать ему голосов неимоверное количество, причем, чтобы люди ему поверили, это можно было бы сделать, но это не Антоном Красовским делается.
Желнов: Вы за городом живете или в Лондоне?
Чичваркин: То так, то так.
Желнов: У вас своя недвижимость?
Чичваркин: Своя.
Желнов: Вы выкупили?
Чичваркин: Первый раз в жизни имею свой дом. В России мы арендовали.
Желнов: Дом и квартиру здесь, соответственно, в Лондоне?
Чичваркин: Да.
P.S.
Чичваркин: У нас с 2000 года, как только мы начали политику низких цен, все время были угрозы. Уже у нас был такой абсолютно рефлективный посыл всех на (неценз.) с любыми угрозами.
Еловский: Это угрозы от конкурентов были или от покупателей?
Чичваркин: Их было столько… Какие-то переговорщики, какие-то люди с триколорами приезжали в галстуках выбритые, на ухо шептали, их было столько вообще… Они уже потом привыкли, что я их посылаю на (неценз.). Они пытались через руководство Службы безопасности (неценз.) мозги, партнерам (неценз.) мозги, пытались через жопу (не мою) (неценз.) мозги. Есть каста профессиональных (неценз.) вокруг российских чекистов, которые кормятся от бизнеса и пытаются всячески грабить.
