Рано или поздно турбулентность на российском рынке закончится, и по-настоящему встанет вопрос о перезапуске роста экономики, уже исчерпавшей свои резервы. Готово ли поколение 1980-х, в своей профессиональной жизни не видевшее ничего, кроме роста, успешно преодолеть стагнацию?
Десять лет без роста
Паника на валютном рынке, очереди в магазинах и рост цен – это лишь вершина айсберга, с которым нам придется столкнуться. Есть фундаментальные причины, по которым мы можем не увидеть значимого роста на горизонте десяти лет после завершения кризиса и упустить возможности, которые открывает для России исторический момент смены управленческих поколений.
Условия стремительного роста экономики последних 15 лет больше не повторятся. Мы росли с низкой базы при удивительно благоприятной ценовой конъюнктуре: с 1999 по 2014 год цены на нефть выросли в пять раз, добыча нефти выросла почти на 80%. Даже если в ближайшие годы высокие цены на нефть вернутся, вряд ли они выйдут на уровень $500 за баррель, а мы существенно нарастим добычу.
Есть и внутренние ограничения: российская экономика исчерпала потенциал экстенсивного роста. Безработицу снижать почти некуда – уровень ниже 6% считается крайне низким. Загрузка мощностей достигла 65%, почти максимального показателя для России при текущей структуре экономики. Чтобы его повысить, надо вовлекать новую рабочую силу (которой нет), нарастить производительность, исправлять структурные перекосы экономики.
Так, страна попала в "ловушку среднего дохода": как только ВВП на душу населения достигает уровня $10–15 тыс. на человека, рост экономики сильно замедляется. Выбраться из нее непросто: для этого необходимо переходить от опоры на дешевую рабочую силу и природные ресурсы к высокотехнологичному экспорту и созданию максимальной добавленной стоимости внутри страны.
Еще один фактор – негативная демографическая динамика. "Демографическое окно возможностей", при котором основную часть населения составляет экономически активное поколение, для России скоро закроется. Сейчас трудоспособные люди в возрасте от 20 до 60 лет составляют около 60% населения, а через десять лет их доля сократится на 5% при общем снижении численности населения на 6–8 млн. При этом качество иммиграционного потока существенно уступает качеству эмиграционного.
Наконец, мы не знаем, как долго продлится "война санкций" и какими будут ее реальные последствия. Возможно, нам еще долго придется жить при отсутствии внешних источников финансирования и технологий. Ущерб от санкций оценивается более чем в $40 млрд в год и будет расти.
Потерянное поколение
В ближайшие десять лет мы можем не увидеть роста, под знаком которого прошла вся профессиональная жизнь сегодняшних 30–35-летних. Это целое поколение людей, которые не знают, как работать в условиях кризиса и глубокой стагнации, не склонны к риску и привыкли жить в регулируемой экономике с высокой долей госучастия. Проблема в том, что это поколение – наиболее массовое и наиболее экономически активное.
Мы привыкли, что выпускник московского вуза сразу получает зарплату $1000, менеджеры зарабатывают больше их зарубежных визави и каждые два года меняют автомобиль и работу. За минувшие годы у них сформировалось особое "мышление роста" и специфический набор компетенций, приносивших профессиональный успех. Но сейчас эти компетенции оказываются бесполезны – кризис приведет к санации зарплат, доходов и ожиданий.
Если посмотреть на возрастную структуру населения, в глаза бросается сходство демографической пирамиды 2015 года с 1990-м. Мы до сих пор видим "эхо войны", которое предопределило большой разрыв между поколениями. Сегодня, как и 25 лет назад, самые многочисленные группы – пожилые, 30-летние и дети. А профессионалов возраста 40–50 лет и подростков 15–20 лет дефицит.
Сегодня основная власть и капитал в России сосредоточены в руках поколения 50–65 лет: больше половины списка Forbes составляют люди из этой группы. Это те самые люди, которым в начале 1990-х было по 30–35 лет. Сейчас, как и в 1990-е, происходит естественное замещение старых элит новыми 35-летними, выросшими в другой политической, экономической и культурной среде. И точно так же это приведет к серьезным структурным и идеологическим сдвигам.
Социологи и психологи считают, что полноценная самореализация человека начинается в 38–40 лет и продолжается примерно до 60–65. Получается, что большинство из тех, кому сейчас около 35 лет, будут проживать этот период на очень негативном экономическом фоне и с багажом, который не имеет уже никакого значения. Самый деятельный период их жизни придется на время, когда роста уже не будет.
Бегство или предпринимательство
Какие стратегии должен применить к себе человек поколения 1980-х, чтобы адаптироваться к новым реалиям? Первое и необходимое – осознать, что быстрого фонового роста, скорее всего, не будет. Реагировать на это можно по-разному. Можно бежать туда, где рост до сих пор есть, но там ждет жесткая конкуренция со стороны более дешевой и адаптивной глобальной рабочей силы, голодной до профессионального и личностного успеха.
Второй путь – трансформация. Изменить себя, получить новые компетенции, найти новую нишу и начать сначала. Но поменять себя в зрелом возрасте сложно, да и пространство для маневра в рамках привычных корпоративных путей существенно сузится.
Третий – стать бизнесменом, прежде всего по образу мышления. В непредсказуемом мире преуспевают именно предприниматели, и взрывной рост предпринимательской активности становится естественной реакцией на кризис. Большая часть наиболее успешных российских компаний из несырьевых секторов была основана как раз в кризисные 1990-е годы.
Другое дело, для системной трансформации нужна критическая масса подобных лидеров. Может ли общество ее обеспечить? Здесь важна реакция образовательных институтов. От их способности перестроиться под новые реалии во многом зависит, найдем ли мы новые точки роста.
