Основателя мясной компании «Дымов» Вадима Дымова кризис не пугает: издержки снизились на 40%. Бизнесмен надеется на изменение отношения государства к малому и среднему бизнесу.

Вадим, большинство бизнесменов в панике, аналитики кричат о катастрофическом положении большинства отраслей. Вы можете охарактеризовать текущее положение дел в мясопереработке?
– Непростое. Переработчики в течение последних двух лет находились в трудном положении. К этому привел постоянный рост цен на мясо, за которым мы попросту не успевали. Но мясопереработка относится, как любят говорить, к реальному сектору экономики, и в нынешних условиях это огромный плюс. Сократится рынок товаров длительного пользования, но есть люди будут всегда. Наша задача – обеспечить их качественными продуктами.

Какой негатив несет для компании девальвация рубля?
– Повышение цен для потребителей. Боль­шин­ст­во контрактов по закупке сырья номинировано в долларах. Часть, например по шпику, в евро.

А собственного производства не хватает…
– За счет собственного сырья до кризиса закрывали около 30–40% потребностей, сейчас примерно 70%. Компания «Дымов» работает на лучшем сырье, и мы не можем заменить поставщика только потому, что он предложил лучшую цену. В России за по­след­ние годы увеличилось производство свинины, выросло и качество. А вот говядины в стране в прин­ципе мало. В основном импорт.

Где вы закупаете говядину?
– В основном в Бразилии. Другие производители – в таких странах, как Австралия, Уругвай, Парагвай. Бразильцы производят отличное мясо. Но свое производство нужно развивать и поддерживать как раз на случай различных коллапсов в мире для обеспечения продовольственной безопасности. Чтобы ни курс доллара, ни любые другие события не могли серьезно менять обстановку.

Какие еще факторы отрицательно влияют на мясопереработку?
– Все происходящее в экономике: рост цен на ЖКХ, увеличение ставок по рублевым кредитам. Злоупотребление некоторыми банками своим положением.

По каким ставкам сейчас кредитуетесь?
– У нас несколько кредитов – от 16 до 21%, если овердрафты. До кризиса были 10,5–12%. Ставки серьезно увеличились, все это отражается на конечных ценах и потребителе.

Недешево…
– Дешевле пока нет, что вызывает у меня возмущение. В этом и заключается успешный выход России из кризиса. Если банки снизят ставки до 12%, то мы и кризис прошли. В России все равно остаются огромные возможности по росту. Просто мы позволяли экономике надуваться не в тех местах. Сто раз буду повторять: нельзя допускать перегрева в отдельных отраслях. Недвижимость на пике, а все осталь­ное в хвосте плетется. Сырьевой сектор в космосе летает, а перерабатывающий – никакой. Малого бизнеса нет, зато крупный – шикует. Из-за этого происходят коллапсы. Сейчас мелкий бизнес должен поддерживать страну – а его нет.

Вы не боитесь снижения потребительского спроса?
– В своей отрасли мы привыкли ничего не бояться. У нас кризисы случаются постоянно, в силу того что у государства только-только зарождается своя политика в производстве мяса. Долгое время после развала Союза политика отсутствовала. Были очень мощные интервенции из Европы, Америки – и отрасль все время лихорадило. Лично я ничего не боюсь. Меня не удивляет ничего, даже этот кризис.

Мясопереработка несет потери с начала 2008 года именно из-за удорожания сырья.
– Регулярное явление, мясопереработка хронически запаздывает за ростом цен. Отрасль в потреблении является «градообразующей». Потому что на прилавках супермаркетов мясная гастрономия занимает порядка 25% площадей. И мы сильно влияем на потребительский спрос, хотя нас и не относят к продуктам первой необходимости. В том числе поэтому мы не можем резко взять и поднять цены. Процесс согласования цен с сетями – вечная проблема, даже в период стабильности. Им всегда кажется, что нет оснований для повышения. К счастью, сейчас таких отговорок уже не слышишь.
Повторюсь, мясопереработка всегда была одной из самых устойчивых отраслей в российской экономике. Мы успешно вытеснили импорт в конце 90-х и не позволили ему вернуться. Не все отрасли с этим справились. И если сейчас нас не поддержать, то ничего хорошего не произойдет. Европейские переработчики на «низком старте» стоят и мечтают сюда продукцию свою отгружать.
Многие привыкли увязывать мясопереработку с животноводством. Я откровенно скажу, что бизнесы эти абсолютно разные. Как если бы издательский дом вынужден был купить деревообрабатывающий комбинат и делать на нем целлюлозу для своих газет.

Почему бы и не купить ЦБК, если он приносит прибыль?
– Потом можно леса подкупить, деревообрабатывающий комбинат, пару складских баз, компанию-перевозчика… Журнал потом не понадобится: вы поймете, что у вас большой бизнес, а журнал в доходах занимает незначительную часть. И профессионально делать финансовые новости у вас уже не получится. В идеале каждый должен заниматься своим делом и стараться делать это как можно лучше.

Вы продолжите развивать сырьевой сегмент?
– Обязательно. Цифр точных сказать не могу, как раз верстаем план. Порядка миллиарда рублей в перспективе на год-два постараемся вложить, если государство поможет. Продолжим развитие существующего производства в Краснодарском крае, возможно, что-то новое появится. Я прицеливаюсь к Сибири, у нас там мощная мясопереработка. Было бы неплохо иметь сырьевую базу и там. Но потребуются федеральные программы, одному не освоить такие масштабы. Как подумаешь о масштабах, то невольно думаешь: господи, как я туда вписался… Сельское хозяйство – это «долгие» проекты на пять-семь лет.

Как кризис повлиял на вас?
 В какой-то степени я ему даже рад. Тому, что кризис сделал нам некий refresh. Ушат холодной воды на всю страну вылил. Мы немного расслабились, в облаках парили. Мне кризис пошел на пользу. Я сделал выводы, улучшил многие показатели. Чув­ст­во тревоги меня не покидает, но я вновь превратился в боеспособное подразделение. А не то, которое где-то на зимних квартирах зимовало.

Что вы сделали с приходом кризиса?
– Мы его почувствовали раньше остальных, еще летом. И все мероприятия запланировали в июне. В сентябре они уже были в стадии реализации. Поэтому мы проходим через кризис не то чтобы безболезненно, но оказались к нему хорошо подготовлены. В компании очень быстро и мобильно приняли ряд антикризисных мер. Где-то сократить персонал, где-то улучшить показатели, где-то поработать по таймингу. Издержки проверили еще раз, оказалось, что есть куда ужиматься. От каких-то целей отказались, на других направлениях сконцентрировались, сфокусировались. К себе требовательнее стали. Подвергли ассортимент очень тщательному анализу, отказались от низкомаржинальных продуктов и отдельных перспективных разработок.

По каким признакам вы почувствовали кризис еще в июне?
– Я ощущал перегрев экономики. У меня интуиция очень развита в этом плане. Перегреты были все рынки, особенно сырьевые. После такого подъема цен на гору всегда происходит откат. И он был делом времени. Конечно, я точно не знал, когда все случится. Думал, ближе к зиме. Но все произошло быстрее. Меня интуиция ни разу не подводила. Я «прожал» свою команду так, что они у меня пищали уже в сентябре.

От каких низкомаржинальных продуктов вы отказались?
– Всегда есть тоннажные продукты, которые занимают процентов 20 в общем объеме, но доходы по ним минимальные. Держишь их для какой-то второй цели. В кризис от них отказываешься: оборудование изнашивают, но ты ничего на них не зарабатываешь. Конечно, объемы падают. Увы, многие в отрасли изображали работу, что-то покупали, строили. Мы тоже приобрели три завода, которые легли на нас грузом ответственности. Когда проводил сделку, ничего предосудительного не видел: компания требовала расширения. Но сейчас немного другие приоритеты, не развитие, а повышение эффективности того, что есть.

Но и в кризис бизнес должен развиваться…
– Не факт. На первой стадии кризиса – не должен. Кризис – это всегда изменение структуры рынка. Значит, в боевой обстановке ты должен сначала разобраться, провести рекогносцировку, посмотреть свои запасы, персонал, все проанализировать. Атаку без подготовки в новой обстановке никто не проводит.
Я же военный человек. И всегда – в финансах, в экономике – оперирую понятиями military. Они есть суть, соль, выжимка. Что такое военные действия – это быстрое принятие решений. Мгновенно оценить обстановку и принять решение: обороняться или наступать, пополнить запасы или не пополнять. С какой стороны и как пойти на неприятеля…

Сейчас время для обороны?
– Не то чтобы для обороны, время перегруппировки, реорганизации боевых порядков. Надо готовиться к атаке, и дальше только вперед. Я исповедую принципы Суворова.

И когда для нее наступит время?
– О времени наступления должны знать только его участники, поэтому точных сроков, извините, не сообщу. Для себя цель поставили – удвоить объемы в этом году. Менеджеры даже немножко опешили.

Амбициозная задача, за счет чего планируете ее выполнять?
– За счет работы. План есть, но я же вам его не расскажу. Если в общих чертах, то в кризис большую значимость приобретают продукты эконом-сегмента. Появится новая торговая марка для них. Производителю премиальных продуктов проще откатиться вниз и выпускать более доступные товары. Для компаний, работающих в эконом-сегменте, премиальный сегмент недостижим даже в кризис.

От каких перспективных направлений вы отказались?
– Много сил и средств потратили на разработку продуктов ready meal – готовых к употреблению. Другая линия – полуфабрикаты, или semi food. Та же отбивная, уже в специях и ресторанном маринаде, тебе осталось ее только поджарить. Направление казалось интересным, но оно перспективное в условиях стабильности. Сейчас люди развернули свои кошельки немного в другую сторону. Понятие «цена/качество» для людей снова актуально – тоже хорошо, ведь мы такие продукты и предлагаем.

Но как раз полуфабрикаты и готовые продукты – это товары с наибольшей добавленной стоимостью, то есть самые выгодные для компании.
– Мы будем продавать полуфабрикаты. Но кризис все упрощает. Обычно производитель старается усложнить свой продукт, глубже доработать. А в кризис надо максимально упрощать. Потому что по­треб­ле­ние меняется в сторону традиционного. Посмотрите, как изменилась структура продаж по магазинам. Премиальные сети в продажах потеряли, а магазины эконом-класса, наоборот, приобрели. Психология человека так устроена, что в стрессовой ситуации – такой, как кризис, – рассуждаешь: лучше я не буду шиковать, а стану покупать те же продукты, но дешевле.

Планируете вернуться к производству готовой продукции?
– Когда кризис пройдет. У нас много наработок в этой сфере, а технологическая служба – одна из сильнейших в отрасли. Вкусу всегда уделяли большое значение. Мы ведь были просто помешаны на ка­че­ст­ве и инновациях. Не могу сказать, что сейчас не такие, но в кризис больше фокусируешься на традиционных продуктах.

Что с оборудованием, на котором производилась лишняя продукция?
– Оборудование в мясопереработке – как на кухне, одинаковое для всего за небольшим исключением. Проблем в этом нет никаких. Изнашиваться меньше будет, только и всего. Для меня печальнее всего была потеря персонала. Морально это очень тяжело.

Много людей сократили?
– В общей сложности уволенных и отправленных в отпуска – процентов 20.

Как изменился режим работы?
– Мы отказались от ночных смен.

Объемы производства сильно упали?
– Примерно на 10–15%. Зато повысилась эффективность. Выяснилось, что многие люди были лишними – из уволенных. То есть людей убираешь – и ничего не происходит. Это и есть позитивная сторона кризиса. В нормальной ситуации ты бы никогда не додумался сокращать людей и экспериментировать.

Насколько повысилась эффективность компании из-за антикризисных мер?
– Можете себе представить: на 40% компания сократила издержки, и ничего особенного не произошло. Какие резервы в российских компаниях! В сентябре сидели с Георгом Грубером, нашим шеф-технологом, анализировали ситуацию, и он сказал: «Welcome to Europe». Потому что в Европе на со­по­ста­ви­мом по размеру заводе работают три механика. А у нас – в разы больше. Лишние люди, которые ни черта не делают. Например, инженер КИП – человек, который только ходит и проверяет приборы. Или оператор газовой котельной. «Я вам должен платить заработную плату только из-за того, что вы приходите на работу, садитесь в кресло, курите время от времени и смотрите на приборы? А автоматика на что? Для чего человечество ушло вперед и придумало автоматику? Не для вас? – Вадим, вы странный человек. Вы поймите, оборудование ломается…» Должно быть больше профессионального аутсорсинга.

Но ведь в России работает немало аутсорсинговых компаний.
– Важен профессионализм, аутсорсинговые компании должны быть поколенческими, переходить от отца к сыну. Сейчас я понимаю, что делаю это лучше. Но при этом трачу свои ресурсы не в том направлении: «Ребята, я взял вас, чтобы вы вели все стройки на заводе. Но почему мне приходится все время за вами бегать, контролировать? То у вас рабочий без каски идет – голову разбил, то пожарную безопасность не соблюдаете, то не вовремя материалы подвезли…». Мне надо, чтоб работы быстро и качественно велись. Чтобы эти компании были гораздо эффективнее меня.

Что у вас с кредиторской задолженностью?
– Сокращается. Показатель долг/EBITDA улучшился и сейчас составляет 3,9 против 7,2 на 30 сентября 2008 года. Мы не устраиваем никаких тех­ни­че­ских дефолтов, «Дымов» – одна из самых стабильных компаний. Банки счастливы, что работают с нами. Им тоже интересны стабильные клиенты. Сегодня банки актуальны, к ним бегают. Пройдет два года, и они снова в очередь выстроятся: возьмите у нас кредит. Но сейчас я поставил цель максимально сокращать долг.

Что посоветуете своим контрагентам?
– То же, что мне советуют сети: работать над эффективностью, быть мобильнее. Все будет хорошо. Я оптимист. В каждой проблеме можно найти кучу положительных моментов. Большинство людей – скептики, меланхолики, начинают тут же впадать в депрессию… Все не так плохо.

Из чего вы делаете вывод…
– Государство не должно позволять кому-то из игроков злоупотреблять или оказываться в более выгодном положении. Оно призвано регулировать равномерное распределение денег между участниками той или иной отрасли. Чтобы функционировали необходимые для этого механизмы, существуют экономисты, Минэкономразвития, Минпромторг. А когда тебе в министерстве говорят: «Что ж вы такие умные торговлей не занимаетесь?» – звучит немного издевательски. Почему я должен за это браться? А производить кто будет? Это неправильно.
Если мы хотим построить эффективную экономику – должны реально что-то делать. Не просто разговаривать, а помочь малому бизнесу. Не представляю, как простой человек может открыть маленький магазин в Москве. Я четко понимаю, даже будучи самим собой, у меня голова просто взорвется от всех этих согласований и разрешений. За это должен кто-то взяться, выступать, объяснять, или даже публично наказать несколько виновных за противодействие малому и среднему бизнесу.

Боюсь, не поможет.
– Боюсь, поможет. В России – только примером. Гаишникам сказать: в течение четырех часов ставить машины на учет. И одного публично выпороть.

То есть вы за госрегулирование, пока нет нормального рынка и конкуренции?
– Мы обречены на госрегулирование, будучи страной с тоталитарно-авторитарным наследием. Неправильным было, что в начале 90-х годов экономику вообще никто не регулировал. Свободный рынок не мог резко взять и появиться. Была масса предприятий, налаженные связи. И вдруг: что хотите, то и делайте. А куда деваться выброшенным людям? Они лишние в этой жизни оказались? Так не бывает. Многие вещи, как должен работать рынок, казались команде Ельцина очевидными. Но у нас еще и данность была определенная. Нельзя было бросать все в рынок. Это привело к коллапсу и дефолту, и к нынешним проблемам, в том числе. Рынок условно называется свободным: здесь нельзя, здесь надо делать так, здесь предупредить. Государство регулирует все. В этом смысл рынка – правила очень просто прописаны и определены. И, самое, важное: они одни для всех.

Пока ситуация обратная, порой правила меняются и задним числом…
– Конечно. И это неправильно, бесчестно по отношению к собственным производителям. Делает работу нестабильной, отбивает желание у людей вкладывать деньги в собственный бизнес. У нас тоже нервы не железные.
Хотя, все понятно. Мы все в прошлом – советские люди. Привыкли, что разговаривать нужно по-хамски, чтобы человек чувствовал себя немножко виноватым… Дай волю этому бизнесмену – он вообще на шею тебе сядет. Мне кажется, что нужно на государственном уровне насаждать идею, что заниматься своим делом – это престижно. Это лучшее, чего может добиться человек в своей жизни. Потому что ты передаешь своему сыну собственное дело. Твоя фирма оказывает услуги или производит продукты на протяжении 40 лет, у нее есть определенный имидж, приходишь, и тебе говорят: «Ага, ты – сын вот этого. Отлично, мы с тобой работаем».

У нас такого нет. Капитализм в извращенной форме. За время «дикого» бизнеса, возник такой тренд, когда сорить деньгами было нормой, мы сами себя развратили и расслабили: «Без миллиарда не заходи» – это же форменное свинство. О какой социальной ответственности можно говорить. У подростка спросите: «Кем хочешь быть? – Олигархом или чиновником». Работать в «Газпроме», в «Роснефти» или в Сбербанке. Никто не говорит: «Хочу маленький ресторанчик» или «Хочу ферму хорошую построить». Им сейчас видится, что успех в жизни это – стать чиновником и компостировать мозги простым людям.

Почему же, немало людей, которые хотят открыть собственное дело.
– Люди есть, возможностей нет. Можно открывать ресторан с Аркадием Новиковым (известный ресторатор, владелец компании «Арпиком» – «Ф.»). Но одному – очень сложно. Пробить все барьеры – сродни подвигу. Плюс, потом придет чиновник, и весь мозг тебе вынесет. Наше законодательство в определенных областях морально устарело, его надо менять, улучшать. Пожарный инспектор или чиновник СЭС может загубить любое начинание. Ты открыл маленькую шашлычку, ежедневно кормишь 20 человек. И по закону у тебя должно быть четыре мойки. Ты говоришь: «У меня места столько нет, чтоб развернуть по вашим стандартам 4 мойки». Нет, должно быть. Глупо.
Например, в Лондоне есть Чайна-таун. И это не нелегалы ведь, а граждане страны, которые платят налоги. Представьте, если б у нас были бы такие национальные кварталы – от Маяковки до Белорусского вокзала, например. Идешь, люди там что-то готовят, зазывают тебя – прямо в центре Москвы. Можете такое представить? В любой крупной столице мира есть, но в Москве все своеобразно. У нас нужно быть отчаянным, чтобы выстоять. Таких людей не так много, гораздо больше тех, кто готов просто работать, а не сражаться с системой. Я ратую, чтоб государство повернулось лицом к людям. Это реальная возможность выйти из кризиса. Сейчас мы все могли бы опираться на мелкий бизнес. Подстригаться, есть за три копейки на улице.
Показывают, как в Германии инспекция, вроде нашей СЭС, проводит рейд по ресторанчикам. Чиновник приходит, объясняет, показывает, как надо убираться, все вежливо и по делу. Но где взять таких чиновников, красивых и умных? Может, как Петр Первый, нанимать их за границей? К премьеру с предложением обратиться: «Владимир Владимирович, давайте наймем тысяч 20 эффективных европейских менеджеров на госслужбу»… Опять появились бы такие старообрядцы-славянофилы, которые ходили бы и говорили: «Понаехали басурмане, сами разберемся».

Пока государство помогает крупным предпринимателям. Малый бизнес предоставлен сам себе…
– Малому и среднему бизнесу не столько поддержка нужна, сколько отсутствие противодействия. Думаю, Путин и Медведев думают и говорят так же, как мы с вами. Вопрос серьезный – как выработать механизм, чтобы все работало. Есть масса людей, у которых реально закостенелое сознание. И они просто не готовы дать вам возможность открыть свою мастерскую. Откроешь салон – надо держать бухгалтера, который не нужен – хватило бы одной тетрадки. Чтобы человек пришел, тетрадку показал – и ему сказали: «Все нормально, по-честному». Он бы зарабатывал деньги тем временем, три копейки родине отдавал бы. А так – сидит у нее на шее.

Что бы сделали вы?
– Создал бы рабочую комиссию и наметил цели. И до тех пор, пока простые люди не скажут: считаем миссию выполненной, проект пошел. А так чиновник приходит, докладывает: «Все красиво, работает… есть, правда, нюансы…» Должны простые люди сказать: государство достигло своих целей.
Хороший пример – нацпроект «Школьное питание». Медведев его курировал, будучи премьер-министром. Я был в составе рабочей группы, присутствовал на всех совещаниях. Он привлек туда людей, которые занимаются крупным кейтерингом, рестораторов. И все, сидя в кабинете, понимали, с каким столкнемся противодействием.
Любой человек нелоялен к изменениям. Я сижу, ко мне приходят и говорят: «Вадим, мы купили новое кресло, оно удобнее. Давайте поменяем. – Нет, мне это нравится, полностью устраивает. – Но это же очень удобное кресло. – Мне нравится мое». Как сделать так, чтобы я поменял это кресло? Надо сказать: «Вадим, есть очень хорошее кресло, принесли его вам показать. Поставим здесь, сидеть на нем не надо, но кресло классное, просто чумовое». Ходишь мимо него, день, другой: «Можно сесть, попробовать? – Пожалуйста. – Такое удобное… Можно его ко мне в кабинет? – Конечно, в чем вопрос». Иными словами: «Можно я сам его поменяю?»

И как проект «Школьное питание»?
– Существуют, конечно, сложности с его реализацией. И это несмотря на всю поддержку, которую оказывает государство. Как раз по тем причинам, которые мы констатировали ранее. Чтобы такой проект двигать, требуется в разы больше денег, очень мощная pr-поддержка для изменения сознания. Хотя в ряде регионов есть успехи.
В Англии стояла подобная проблема. Видел огромное шоу, как известный кулинар Джейми Оливер воевал с бабушками в колледжах. Ему соль тайно сыпали в блюда, чтоб невкусно было. А он хотел дать детям веселое и здоровое питание. Британия потратила на этот проект больше времени и сил. Но то маленькая Британия – а у нас огромная Россия, множество сельских школ, отдаленных районов. И инфраструктура во многих местах не идеальна.

Все постепенно…
– Надо влиять на сознание. Я сторонник того, чтобы нам мозги вправляли. Чуть-чуть. Мы другие. Нас призывают жить в капитализме, – но многие из нас пока ментально к этому не готовы. Возможно это прозвучит парадоксально, но самый крепкий капитализм – социальный. Важно осознать, что невозможно чувствовать себя хорошо и спокойно когда другим плохо. И от этого нельзя укрыться в дорогих домах и роскошных автомобилях, поскольку страна одна и общество одно.

 

Что вы думаете о снижении налогов?
– Это святое. В России надо снижать налоги для всего малого и среднего бизнеса, который что-то производит. Надо создать оазис в масштабах всей страны. Ничего не потеряем, только приобретем. Может, НДС на время отменить вообще: экономика вздохнет, а бюджету компенсировать из Стабфонда, например. Пройдем трудный период – и снова увеличим налоговую нагрузку. И бороться с коррупцией на всех фронтах и всеми методами.
Я не специалист в налогах, и не претендую. Знаю только одно: налоги очень мощные и запутанные. А должны быть простыми и понятными, как три рубля. Будучи бизнесменом не последней ноги, я не могу разобраться в своих налогах. Если сяду – запутаюсь сразу. Я их напишу, но ошибусь 20 раз. Поэтому вынужден содержать 20 бухгалтеров.
Надо поддерживать мелкий бизнес. Государство ничего не потеряет, даже если на какие-то моменты закроет глаза. За границей идешь по городу и видишь: прачечная, кто-то ботинки ремонтирует, или китаец, который даже по-английски говорить не умеет, продает еду. И ты понимаешь, что его с утра до ночи не насилует полицейский или налоговый инспектор. И какие-то налоги этот китаец все равно платит. Даже если уклоняется – то содержит 2-3 работников, и в этом уже огромный плюс. У нас полстраны официально вообще ничего не делает, но все как-то живут и все мимо казны.

Вадим Дымов

Родился 27 ав­гу­ста 1971 года в Уссурий­ске Приморского края.
Образование: окончил Донецкое высшее военно-политическое училище и Дальневосточный государственный университет.

Опыт работы:
2001 – н. в. – председатель совета директоров компании «Дымов».
1997–2001 – учредитель компании «Ратимир».
1994–1997 – помощник председателя районного суда во Владивостоке.

Семейное положение: женат, воспитывает сына.
Хобби: мотокросс.

Компания «Дымов»
Исто­рия фирмы началась в 2001 году с покупки разорившегося мясокомбината в Крылатском. Теперь в группу входят производ­ст­ва в Дмитрове, Новосибир­ске и Красноярске, а также жи­вот­но­вод­че­ский комплекс в Краснодар­ском крае. Выручка холдинга в 2008 году составила 5,4 млрд рублей. Кон­троль­ный пакет принадлежит Вадиму Дымову.

Точка зрения
Вадим Дымов о роли государства в экономике

Вы затронули тему отношений с сетями. Насколько серьезны задержки с оплатой поставок?
– Проблема есть. И поэтому руководство страны на самом высшем уровне уделяет этой проблеме пристальное внимание. Естественно, все пытаются лоббировать свои интересы. Но ведь существует здравый смысл, который говорит: взаимоотношения продолжаться по-старому не могут, ситуация в стране поменялась. А коль скоро мы не можем навести порядок самостоятельно, то ситуация требует законодательного урегулирования. Процесс непростой, но нормальный – рабочий. Некоторые представители сетевой торговли быстро осознали положение вещей и готовы пересмотреть договоренности в сторону смягчения условий. Я понимаю, что условия ритейлеров тоже не из воздуха были, арендные ставки росли вслед за ценами на нефть, и, есте­ст­вен­но, у них тоже нагрузка увеличивалась. Но сейчас можно справедливо снизить стоимость аренды процентов на 30–40 и соответственно давление на по­став­щи­ков ослабить. Все это позитивно отразится на финальных ценах и поддержит уровень по­треб­ле­ния. Ведь денег у населения сейчас, к сожалению, не прибавляется. В кризис нужно сплотиться и двигаться вместе, а не бороться.
Тем не менее, вы за госрегулирование этих отношений.

– Я за госрегулирование всего. Государство для того и су­ще­ст­ву­ет, чтобы регулировать все процессы, происходящие в обществе. В этом его предназначение. Вот вам пример – до чего довел излишний либерализм и отсутствие должного контроля за финансовым рынком в Соединенных Штатах. Мне кажется, что чем меньше бизнес, тем меньше его нужно регулировать. И наоборот, чем крупнее, тем более жесткое государственное регулирование требуется, по­скольку цена ошибок в разы вы­ра­ста­ет и последствия, к которым они могут приве­сти, носят глобальный характер. Естественно, важно соблюдать здравый смысл и не допускать перегибов.
Какими должны быть отношения сетей с поставщиками в идеале? Например, питерский губернатор Валентина Матвиенко недавно предложила ограничить отсрочку платежей поставщикам 30 днями.

– Думаю, в пищевой промышленности отсрочки больше 30 суток точно не должно быть. А если речь идет о скоропортящихся продуктах, то и вовсе не более 14 дней. Пока же ритейл развивался в разы быстрее, чем переработка, животновод­ство и сельское хозяйство вообще. Дисбаланс налицо.

0 0 vote
Article Rating
Телега.-Контент
Подписаться
Уведомлять о
guest
0 Комментарий
Inline Feedbacks
View all comments