Год назад основатель холдинга "Евродон" Вадим Ванеев едва не потерял бизнес. Компания А1 (подразделение "Альфа-Групп") попыталась через суд исключить предпринимателя из числа акционеров. Иск был подан через неделю после того, как А1 приобрела 40% "Евродона" у офшора, принадлежавшего бывшему министру имущественных отношений Фариту Газизуллину. Ему акции крупнейшего российского производителя индейки достались ещё в 2007-м, только Ванеев тогда (как он сам сейчас рассказывает) думал, что отдаёт их по номинальной цене не бывшему чиновнику, а ВЭБу — чтобы получить кредит на 17,9 млрд рублей.
Противостояние с А1 длилось три недели и закончилось тем, что компания оставила Ванеева в покое и продала свой пакет ВЭБу. По информации "Ведомостей" и РБК, бизнесмен обязан спасением земляку (и владельцу 15% "Евродона") Валерию Гергиеву, который обратился за помощью чуть ли не к Владимиру Путину.
Конец 2016 года для Ванеева выдался не менее нервным. В декабре эпидемия птичьего гриппа заставила "Евродон" уничтожить 700 000 птиц. Продажи "Евродона" в результате упали вдвое. Производство в прежнем объёме сможет восстановиться не раньше апреля. Убытки, по словам Ванеева, уже перевалили за 1,8 млрд рублей.
В интервью "Секрету" Вадим Ванеев рассказал, чему его научила рейдерская атака, за счёт чего "Евродон" рассчитывает вернуть потерянные позиции, а также о новом проекте в Южной Осетии, где бизнесмен по просьбе Владислава Суркова "отдаёт долги малой родине", отношении к труду и семейных ценностях.
"Болезнь наш пыл немного остудила"
— Тяжело вам пришлось в 2016-м. В феврале попытка рейдерского захвата, в декабре — эпидемия птичьего гриппа. Сколько вы потеряли? Больше 1 млрд рублей?
— Убытки уже перевалили за 1,8 млрд! Пока вычищали и пересчитывали всё с Россельхознадзором, цифра выросла. Сейчас уже говорим не о 160 000 потерянных голов, а о 700 000. А всего у нас около 12 млн индюшек…
— Ого.
— Убытки колоссальные! И кто мог подумать, что в комплекс с такой сильной биозащитой может попасть птичий грипп? Сейчас проводим расследование вместе с Россельхознадзором и рассматриваем все варианты — вплоть до диверсии.
— Расскажете подробнее?
— Расследование продолжается, поэтому детали раскрыть не могу. Да и на кого-то наговаривать не хотелось бы. Но всё может быть. Мы большая компания, и, конечно, многие не хотят, чтобы мы процветали. Мы сейчас оказались в шкуре всех российских свиноводов — зато стали сильнее. Думали, что у нас современный комплекс и мы от всего защищены, но болезнь наш пыл немного остудила.
— Планов больше не строите?
— Нет, планы всё те же — никто не изменит моё видение в индейке. Сейчас нужно основательно взяться за безопасность. Но что именно мы изменим, не скажу — это секрет компании. Вообще, когда в первых числах декабря ветеринары обнаружили, что с индейкой что-то происходит, мы сначала подумали, что это просто какая-то инфекция. Российские лаборатории не смогли дать быстрое заключение, потом подключился Россельхознадзор, и мы поняли, что это птичий грипп. Несколько площадок сразу закрыли на карантин, чтобы зараза не пошла дальше, а заболевших птиц уничтожили.
— Сожгли?
— Нет, обычно птиц в таких случаях хоронят в глубоких ямах в специальном боксе.
— Из магазинов вашу продукцию изымали?
— Нет, до магазинов такая продукция не дошла. Хотя поставки, конечно, пришлось сократить. Кому-то пришлось заплатить штраф — договор есть договор. Некоторые сети пошли навстречу. В основном, конечно, пострадали наши дистрибьюторы, которые просто оказались без мяса. В целом объём продаж сейчас упал на 50%.
— В супермаркете у дома я это заметила. Сначала угол холодильника, где была ваша индейка, недели две пустовал — потом заполнился зелёными упаковками с индейкой "Индилайта".
— Свято место пусто не бывает. И вообще, лавры "Евродона" никому не дают покоя. Все хотят обогнать нас или хотя бы написать, что уже обошли. Тот же "Индилайт" сейчас называет себя самой крупной компанией в России. Мы на это просто улыбаемся. У нас 310 птичников и 150 000 т индейки в год, а у них всего 50 000. О каком лидерстве может идти речь?
Я могу своего пресс-секретаря попросить, чтобы она говорила, будто мы номер один в мире, но что это изменит? Как в старом анекдоте. Мужик 60 лет приходит к доктору и заявляет: "У моего соседа молодая жена. Ему уже 90, но рассказывает, что спит с ней три раза в день. Хочу так же. Может, какие-нибудь таблетки посоветуете?" Доктор смотрит на него и говорит: "Покажите язык. Так, а теперь пошевелите им. Нормальный у вас язык, можете тоже говорить им, что захотите". Вот и здесь — пускай говорят.
В конце марта или в начале апреля мы вернёмся на полки и заберём свою долю. Раньше не получится. Мы столько индейки убили… Нужно, чтобы выросла новая, это 140 дней для самцов и 105 для самок. В этом году у нас должно было быть 140 000 — 150 000 т индейки в живом весе, но из-за птичьего гриппа даже близко таких цифр не будет — если 100 000 — 110 000 сделаем, уже успех. Да, ещё произведём 27 000 тонн утки. Хотим и эту цифру увеличивать. Как появятся деньги, начнём строить новые птичники.
"Если хочешь быть сильным, нужно защищаться"
— В прошлом году вы едва не потеряли компанию. В одном из интервью вы потом сказали, что готовы назвать тех, кто вам помог, только через 30 лет. Почему?
— Я бы не хотел об этом сейчас говорить. Это уже забытая история. Со всеми вопросами — в ВЭБ.
— ОК. Но меня вот ещё что интересует. Вы берёте кредит в государственном банке — и акции компании вдруг оказываются у каких-то непонятных людей. Чему учит этот сюжет? Тому, что по-другому крупный бизнес в России не построить?
— Любой бизнес приходится отстаивать. И не только в России. У нас страна в переходном периоде, чего вы хотите? Чтобы мы за 20 лет добились того, к чему Америка шла 300?
— Не думаю, что вы так же философски к этому относились год назад.
— Нет, я понимал, что, если хочешь быть сильным, нужно защищаться. Просто так в жизни ничего не бывает. Ну что мне вот сейчас с этим птичьим гриппом, например, делать? Ну возьми сейчас всё и продай, пей чай, кофе, отдыхай… Но я борюсь, и я выстою. Зачем-то мне всё это нужно.
— И зачем же?
— А затем, что люди мне поверили, когда мы построили не просто завод, а создали две новые аграрные отрасли с нуля, в чистом поле, провели 1000 км коммуникаций, сделали родительское стадо. Почему этого до меня никто не сделал — не только в России, но даже в Советском Союзе? Потому что нужно было взять на себя огромный риск, и даже в такой огромной стране таких людей не нашлось. Если уж ты решил заняться серьёзным бизнесом, ты его не можешь бросить.
Это как в спорте: остановишься, только если травму получишь. Вот и мы не остановимся. Да, в России сложно делать бизнес, но в Европе я никому не нужен и там вообще ничего не сделаю. Уехать в Африку? Не хочу! Я живу на родине, и мне здесь нравится. Как и многие, я наблюдал за Дмитрием Каменщиком, когда у него отбирали аэропорт Домодедово. Мы с ним лично не знакомы, но я в душе его очень поддерживал и болел за него. Видно было, что парень борется. И он выстоял. У него, правда, чуть хуже история: он оказался в тюрьме, а меня рейдеры посадить не смогли.
— Так какие выводы вы для себя сделали?
— Я никогда не думал, что человек в 55 лет может измениться. Мне казалось, что характер уже сформировался. Но после всех этих историй — рейдерского захвата, птичьего гриппа — я стал, во-первых, более жёстким и требовательным, во-вторых, перестал расстраиваться из-за мелочей и стал относиться ко многому философски. Другой бы на моём месте давно застрелился, а я живу, в футбол играю, кофе пью.
"Бизнес — это тяжёлый труд"
— Ваш новый проект — маленький мясоперерабатывающий завод в Цхинвале. Зачем он вам, крупному производителю индейки и утки?
— Отдаю долги малой родине. На меня вышли Владислав Сурков и Олег Говорун, начальник управления президента по социально-экономическому сотрудничеству с государствами СНГ, Республикой Абхазия и Республикой Южная Осетия. В основном я общался с Говоруном, и он меня жёстко спросил: "Почему мы помогаем Южной Осетии, а ты родился в Цхинвале и ничего для него не делаешь?"
Завод будет перерабатывать всего 2 т мяса в день и рассчитан на местных фермеров. Это такое показательное выступление: если у меня получится, местные тоже начнут что-то делать. Вот только что звонили, говорят, что у знакомого фермера 50 коров, он готов отдать их на убой. Если будем регулярно у него покупать, он увеличит поголовье.
— Но вряд ли это благотворительность с вашей стороны. В минус вы же не собираетесь работать?
— Минуса быть не должно. Мне ещё долг за этот завод в 156 млн рублей за восемь лет надо отдать. В марте откроем завод, в апреле запустим. Начнём с индейки, будем делать сосиски, колбасу, а потом начнём закупать свинину и говядину у фермеров.
— Кредит вам на льготных условиях дали?
— Да какие там льготные условия! 10%! Если бы ты ещё прочитала, что пишут в Южной Осетии про меня… "Взял у нас деньги, да лучше бы местному малому и среднему бизнесу отдали!" Я сперва злился, а сейчас мне просто смешно. Называю таких критиков диванными работниками, которые не то что бизнес вести — дома у себя прибраться не могут.
Я эти деньги точно верну. Если сам за восемь лет не расплачусь — придётся "Евродону" расплатиться. Государство в любом случае не проиграет. Я ведь полтора года над этим проектом думал, пока не решил, что всё-таки сделаю.
Сложно там… 20 лет страна боролась, люди не привыкли работать, целое поколение выросло, которое, кроме камуфляжа, ничего не видело. Но ничего, собираем команду, обучаем. Всего до 40 сотрудников будет. Ветеринарного врача, правда, так и не нашли пока…
— У вас три сына. Вы их к труду приучаете?
— Двое всё ещё учатся, а старший, ему 24 года, уже год как в компании работает, сейчас отвечает за экспорт. Бизнес — это тяжёлый труд. Иногда такие проблемы возникают — врагу не пожелаешь. Знаю, что многие бизнесмены не хотят, чтобы их дети становились предпринимателями. Нужно быть очень стрессоустойчивым, а если ты не такой, бросай всё, иначе заболеешь и сдохнешь. Мне со стрессом помогают справиться 100 г виски, красное вино или футбол. Немножко успокоишься и начинаешь мыслить. Когда случилось это ЧП с птичьим гриппом и мы всю индейку уничтожали, я взял с собой сыновей, чтобы они понимали, что может случиться. Я стоял с ними и думал о том, вот это моё упущение, что я сам виноват.
