Алексей Богачев: «Мои потери в основном виртуальные»

Алексей Богачев, президент банка «Система», рассказал о том, почему он собирается увеличить долю в «Магните», из-за чего его банк отказался от ипотеки и как конкурировать с цветочными импортерам

Алексей Игоревич, вы продолжаете владеть крупным пакетом «Магнита». Для вас «Магнит» – это…?
– Стратегическая инвестиция. Уменьшать долю не планирую и в 2009 году, думаю, увеличу свой пакет примерно на 1,5 процентных пункта. Хотел бы я купить 50% акций? Наверное, нет. Хотел бы я купить 20% – наверное, да. Это вопрос цены и возможностей. Выбирая между пакетом акций «Магнита» и, предположим, «Газпрома», я выберу «Магнит», потому что мне эта компания понятна. И вообще, в нынешней ситуации я не знаю, какие компании, какие секторы будут расти лучше «Магнита».
Его акциями я владею давно – около десяти лет. Тогда у меня было порядка 25%. Но я не имею отношения к управлению компанией, не вхожу в совет директоров, не занимаюсь операционной деятельностью. В отношении «Магнита» я всегда был финансовым инвестором. Безусловно, у меня сложились очень хорошие отношения с руководством. С годами моя доля снижалась. Была проведена сначала одна доп­эмиссия, затем вторая. Это хорошая компания, поэтому если приходится продавать акции, то делаю это с сожалением. Но это бизнес, всегда приходится с чем-то расставаться.

Но сейчас вы покупаете?
– Я думаю, что в 2009-м моя доля вырастет до 9–9,5%. В прошлом году пришлось продать небольшой пакет из-за финансового кризиса: были нужны ресурсы. Это жизнь, тут ничего не поделаешь, хотя, конечно, я сделал это с сожалением. В этом году я рассчитываю частично вернуть то, что продал.

Почему «Магнит» должен расти быстрее других?
– Что такое «Магнит»? Это в первую очередь магазины у дома. А что такое магазины у дома? Туда удобно каждый день ходить за продуктами, там очень хорошие цены и очень качественные продукты. Уже потом начали развивать формат гипермаркетов, который тоже подразумевает низкие цены, широкий ассортимент и качество продукции. Кстати, сейчас гипермаркетов будет открыто меньше, чем планировалось, и упор будет сделан именно на магазины у дома. Тот, кто занимается розничным бизнесом, понимает, за счет чего «Магниту» удается держать такие хорошие цены и продавать товар по пять рублей там, где всем остальным удается только по восемь. У «Магнита» очень большое региональное покрытие. Хорошо поставленное взаимодействие с поставщиками, логистика. Активно ведется работа по сокращению издержек. Тайны я вам не раскрою – все найдете в годовом отчете.

Из всех российских розничных сетей «Магнит» более других прокредитован госбанками. Почему они так охотно одалживают?
– Банкиры не дураки. Они смотрят на компанию, прогнозируют ее выручку и прекрасно понимают, что с ней будет дальше. Я знаю, что «Магнит» привлек от госбанков достаточно средств, чтобы выполнить всю инвестпрограмму на 2009 год. И я думаю, что ему дали столько денег, исходя из очень простых вещей. У компании долг по состоянию на октябрь – ноябрь около одной EBITDA и понятный бизнес.

В планы «Магнита» на 2009 год входит приобретение каких-то новых активов? Пока они дешевы…
– «Магнит» очень аккуратно относится к покупке новых компаний по двум причинам. Во-первых, ра­стет долговая нагрузка, во-вторых, все-таки другая компания – это другая философия. Когда вы кого-то присоединяете к себе, вам нужно переработать этот актив, чтобы стать с ним единым целым. У «Магнита», насколько я знаю, есть предложения, но до финальной стадии пока ничего не дошло.

Как продвигается ваш цветочный бизнес?
– Мы начали проект в 2005 году. Изначально было две компании – «Юг-агро» и Сельхозпроминвест. Примерно полгода назад их объединили в одно юридическое лицо под брэндом «Юг-агро».

Вы – это кто? У вас есть партнеры в данном проекте?
– Мы – это группа компаний, которые контролируются мной. В этом бизнесе у меня нет партнеров.
Сначала мы возвели 4 га производственных площадей, в сентябре достроили еще 6 га. Следующие 6 га находятся в стадии сооружения. В ноябре закончили строительство шестимегаваттной теплоэлектростанции для цветов. Кстати, до сих пор запустить не можем. Компания, которая поставляла нам оборудование, ведет теперь пусконаладочные работы. «Отличная» компания, ее менеджеры с 15 ноября то на Рождество уезжают, то еще в какой-нибудь отпуск. По сей день не могут закончить. Но, надеюсь, запуск станции состоится уже в ближайшее время.

Чем измеряется эффективность цветочного бизнеса?
– Деньгами, конечно же, прибылью, как и любой другой бизнес. А урожайность измеряется в штуках с квадратного метра. В зависимости от сорта, температурного и светового режимов можно вы­ра­стить розы разной длины. Коротких больше, длинных меньше. В целом – от 100 до 220 цветков на квадратный метр в год.

Сколько вы вложили денег в этот бизнес и сколько еще планируете инвестировать?
– С 2005 года и по сегодняшний день в строительство и основные средства мы вложили примерно $55 млн. Сейчас достраиваем еще один тепличный комплекс. В 2009 году мы его закончим и на этом, наверное, пока остановимся: у нас нет понимания дальнейшего развития ситуации на рынке. Кроме того, Сбербанк пока не дает нам кредитные ресурсы. Сейчас остаток задолженности предприятия перед «Сбером» около $5 млн, а размер собственных средств компании – $55 млн. Для быстрого развития должно быть по-другому: 30–40% – капитал, остальные деньги заемные.

Сбербанк совсем не дает денег или же предлагает неприемлемо высокие ставки?
– Не дает. Дело тут не в ставках. У компании уже давно сложились отношения с местным филиалом Сбербанка – там, вообще-то, работают очень адекватные люди. А сейчас они говорят, что, мол, таких-то бумажек не хватает, здесь запятая не так поставлена. По моим ощущениям, просто не хотят кредитовать и ищут причину, чтобы не дать денег. Не знаю, какова истинная мотивация «Сбера», но в итоге денег мы у них получить не можем. Надеюсь, что это временное явление.

Как влияет кризис на расстановку сил в цветочном бизнесе?
– У того, что происходит, есть плюсы и минусы. Начну с плюсов. На фоне девальвации рубля растет курс евро. При этом 90% продаваемых в России цветов – импорт. Соответственно, импортные цветы для российских закупщиков дорожают, на отечественные в таких условиях должен увеличиваться спрос. Но, с другой стороны, сейчас происходит рост тарифов на газ и электричество, которые являются основными статьями расходов в цветочном бизнесе. За границей такого роста нет. И я не знаю, каково будет соотношение цен на газ там и здесь. Если на приемлемом уровне, то все будет нормально.
Смотрим дальше, таможня. Импортные цветы всегда завозились «по-серому», проходили по непонятным категориям товаров. В последнее время ситуация улучшалась, проверки на таможне ужесточались и все больше цветов завозилось легально. Но сейчас из-за кризиса гайки снова могут отпустить. И если все будет опять завозиться «вчерную», это фактически может стать убийством российских производителей. Есть еще одна опасность: у европейских цветоводов тоже кризис, они могут начать демпинговать.

В результате падения евро спрос на российские цветы увеличится. Но ведь у российских покупателей в целом спрос будет падать?
– Предположим, что совокупный потребительский спрос упадет на 10–20 и даже 30%. Цветы покупать все равно не перестанут. Но доля импорта – 90%. И для российских производителей все будет зависеть от того, сможем ли мы конкурировать с иностранцами. Здесь играют роль несколько факторов. Первое – курс евро. Чем он выше, тем мне легче. Второе – энерготарифы. И, конечно же, таможенная политика нашего государства.

Вы говорите о повышении таможенных пошлин?
– Повышать не надо. Пусть собирают те, что уже есть, – этого будет достаточно. Но даже в таких условиях конкурировать будет сложно. Выращивание цветов – очень сложный сельскохозяйственный бизнес с массой тонкостей: надо угадать сорта, которые будут пользоваться спросом следующие три года, не допустить болезней цветов, своевременно бороться с вредителями, отладить производство, правильно организовать продажи и т. д. А у ино­ст­ран­цев столетний опыт (все технологии придумали они), они очень хорошо умеют производить и на всем экономить. Плюс на рынок выходят ки­тай­ские производители.

Выращивание цветов – это прибыльный бизнес?
– Маржа приличная. EBITDA к выручке должна быть процентов 50. Но в какой-то момент цветы могут заболеть, и вы рискуете недополучить, например, 50% выручки. Но при всех рисках и сложно­стях это очень хороший показатель. И когда мы все достроим, отладим, то так и будет. Потенциально положительный денежный поток должен быть примерно 400 млн рублей в год минус амортизация, минус выплаты по кредитам, налоги. «Юг-агро» должно стать очень прибыльным предприятием. И это притом, что мы не Европа, где цветов на душу населения продается раз в десять больше, а значит, есть потенциал роста. Мы дарим цветы только по какому-то поводу.

А вы часто дарите цветы?
– Я очень редко дарю цветы без повода.

А вам цветы сами по себе нравятся, или это только объект инвестиций?
– Спокойно отношусь к цветам. Но вообще, конечно, это красиво. Бизнес красивый. Сами по себе цветы мне нравятся, но каких-то возвышенных чувств не вызывают.

Какие вы строите планы по «Юг-агро»?
– Когда у нас будет 16 га производственных площадей, то это будет крупный тепличный комплекс. То, что мы планировали, доделаем до конца 2009 года. А там посмотрим, как будет развиваться ситуация в стране и мире.

Вы, как и многие российские предприниматели, вовлечены в девелоперские проекты. Не жалеете?
– Для меня девелопмент – это диверсификация бизнеса. Поэтому часть средств мы вложили в недвижимость. У нас есть несколько проектов. Например, сейчас мы возводим жилой комплекс на Большой Никитской. В здании через дом отсюда (Нижний Кисловский переулок – «Ф.») делаем капремонт и т. д.
Львиная доля инвестиций направлена в объекты, расположенные в лучших местах Москвы. В основном это элитная жилая недвижимость. Почему именно Москва? Потому что это один из самых больших рынков, и потому что я живу в этом городе и, значит, понимаю, где хорошее место, а где нет. Есть профессионалы, которые четко знают, можно ли построить торговый центр, скажем, в Саратове. Я – не профессиональный девелопер и не хочу им становиться, я не знаю рынка Саратова. Но я знаю, что если построить дом на Никитской, а Никитская у нас одна, это всегда будет стоить денег. Есть проекты и в других городах. Был, например, объект в Сочи – я его продал. В Дмитрове мы сейчас финансируем пару жилых домов. Но это совсем другой объем инвестиций.

Мы?
– Группа компаний, основным акционером которых являюсь я. Просто слово «я» мне не очень нравится. Это труд многих людей, поэтому и говорю «мы». Кроме того, в некоторых проектах у меня есть партнеры – профессиональные девелоперы, владельцы крупных компаний.

Сколько всего вы инвестировали в недвижимость?
– Около $150 млн. Сейчас очень трудно оценить рынок недвижимости, он просто остановился, проходят лишь единичные сделки. Поэтому я не могу сказать, сколько теперь все это реально стоит. Я думаю, что все строительные проекты мы доведем до конца, но какие-то новые вряд ли будем инициировать. Например, я не знаю, сколько стоит здание, которое мы ремонтируем в Нижнем Кисловском, и имеет ли смысл его вообще ремонтировать. Может быть, его цена будет близка к цене ремонта.

На чем зарабатывает банк «Система»?
– Он в основном обслуживает группу наших компаний плюс постоянную клиентскую базу, которая сформировалась с тех пор, как я пришел в банк в 2002 году. В свое время он занимался факторингом, затем этот бизнес был выведен в отдельную компанию. Начали развивать ипотеку. Но в какой-то момент ко мне стали приходить менеджеры, которые толком ничего не понимали в ней, требовали каких-то сумасшедших денег, и я не мог найти на рынке других специалистов. Плюс к этому – банки начали кредитовать заемщиков с нулевым первоначальным взносом, ставки понизились до 9% в рублях. И я решил с ипотекой завязать. Было понятно, что эта благотворительность скоро закончится. Мы все продали АИЖК и другим банкам. Остал­ся небольшой портфель на балансе – порядка $1,5 млн под 13–14% годовых в рублях. Я буду нести этот крест. Сейчас банк зарабатывает на корпоративном кредитовании, расчетно-кассовом обслуживании, есть VIP-клиенты, небольшой объем брокерских операций. Мы никогда не лезли в розницу. Я всегда знал, что для этого нужно много длинных и дешевых денег. Поэтому я не понимаю банкиров, которые открывали по 20–100 отделений за счет клиентских денег, думая потом продать бизнес. Хотя кто-то из них успел. Но, по-моему, это афера.

А «Магнит» в «Системе» обслуживается?
– «Магнит» обслуживается в основном в крупных банках. Но в нашем банке «Магнит» имеет расчетный счет. Когда компании нужно очень быстро провести какую-то сделку со сложными взаиморасчетами, где важна быстрота и надежность, он обращается к нам.

Какова чистая прибыль банка по итогам 2008 года?
– Порядка 27 млн рублей.

Какие у Вас планы на эту кредитную организацию?
– Пока ничего стратегического я на этот банк не планирую. Есть кое-какие задумки, но я посмотрю, какова будет ситуация.

Вы планируете подвести вашу группу компаний под единый брэнд?
– В какой-то момент мы уже все подготовили к брэндингу, а потом я бюджет зарезал.

Какой сегмент вашего бизнеса пострадал от кризиса сильнее других?
– Если брать конкретные компании, то больше пострадали те, которые находились в положении стартапов или у которых было плохо с ликвидностью, либо они неэффективно управлялись. Вот, например, есть факторинговая компания «Система-фактор» – пришлось свернуть портфель, так как не хватало финансирования. Да и как можно заниматься факторингом, когда такая девальвация происходит? Зачем мне давать деньги Пете и гадать, отдаст ли он мне их, если я могу заработать на валютной переоценке в два раза больше, чем мне Петя может заплатить. Это бессмысленно. Надеюсь, что долго так происходить не будет. Я не буду давать деньги под 20-30%, когда валютные свопы стоят 50%. Поэтому мы аккуратно сворачиваем факторинговый порт­фель.
Я вообще не знаю, зачем правительство и ЦБ растянули на такой срок девальвацию. Это же очень плохо. Вот если бы они взяли и за несколько дней девальвировали… То есть, например, сегодня доллар стоит 25 рублей, а через четыре-пять дней – 38. Отпустили бы – и все, дальше бы страна продолжала жить, резервы ЦБ на месте, через месяц люди бы успокоились. А сейчас что происходит – люди вытаскивают деньги из банков, переводят их в валюту, у банкиров получаются валютные привлечения, значит, они и кредиты в валюте будут выдавать. Если бы сразу сделали 40 рублей за доллар, никто бы ничего не переводил. Хотя здесь есть социальный аспект, его мне сложно комментировать. Но, все это при условии, что нефть стоит не $15 за баррель. А если цена на нее будет таковой, то надо уже не рубль девальвировать, а действительно начинать «сильно волноваться».

Нынешний кризис часто сравнивают с кризисом 1998-го. Как вы его переживали?
– У меня тогда была совсем другая ситуация. В 1998 году я вообще ничего не потерял. У меня было достаточно много свободных ресурсов. Как раз в 1999-м купил 25% акций «Магнита». Еще в одну сеть вкладывал деньги. Поэтому некорректно сравнивать. Смотрите, нам тогда пришлось брать деньги у МВФ, потому что своих было $20 млрд на всю страну. А сейчас мы входили в кризис с $500 млрд резервов да и нефть тогда стоила дешевле. Тогда мы практически все покупали за границей. У нас ничего не работало, все производства были развалены. Сейчас немного другая ситуация. Кстати, именно с тех пор у нас осталась привычка – накопить доллары и спрятать под подушкой. Если у кого-то появлялись хоть какие-то деньги, первое, что он делал, – шел в обменник. Сейчас у людей долларов не было на руках до последнего времени – они делали рублевые вклады, держали деньги в банках.

А на этом кризисе вы много потеряли?
– Переоценился «Магнит», его акции подешевели примерно в 2,5 раза. Но это в основном виртуальные потери. Я потерял, конечно, на тех акциях, которые пришлось продать, но основной пакет остался. Плюс переоценились другие активы, но это вопрос времени. У меня есть доля в компании, я не собираюсь ее продавать, какая мне разница, сколько она стоит в данный конкретный момент.

А как для Вас лично кризис начался?
– О, я помню этот день – вторник, 7 октября, когда все совсем обвалилось. У меня был день рождения! Пожалуй, худший в жизни. У нас был кредит у Credit Suisse трехлетний. Мне пришлось отдать его за полтора месяца – банк потребовал досрочного погашения. А в этот момент денег на рынке не было вообще.

Вы считаете, что кризис – холодный душ, который пойдет на пользу?
– Если это холодный душ, то польза будет. Но если нас столкнули в прорубь и сверху закрыли льдиной, то мы просто все утонем. А вообще здесь хотелось бы процитировать фразу одного моего товарища: «Страна – это не банк. Так просто ее не разоришь». Ничего страшного. Страна выживет. Никуда она не денется.

Алексей Богачев
Родился 7 октября 1970 года в Москве.
Образование: Московский государственный университет дизайна и технологии. Кандидат экономических наук.
Опыт работы:
2002 – н. в. – президент банка «Система».
2005 – начал строительство цветоводче­ского комплекса на базе компаний «Сельхозпром­инвест» и «Юг-агро» (сейчас объединены под брэндом «Юг-агро»).
2007 – приступил к реализации девелоперских проектов на Большой Никитской улице в Москве.
Семейное положение: женат, воспитывает сына и дочь.

Юг-агро
Действующие производственные площади цветоводче­ско­го комплекса, расположенного в Краснодарском крае, составляют 10 га. Еще 6 га находятся в стадии сооружения. Общий объем инвестиций в проект – $55 млн рублей.

Банк «Система»
Специализируется на кредитовании корпоративных клиентов и расчетно-кассовом обслуживании. Имеет лицензии профессионального участника рынка ценных бумаг – на депозитарную, брокерскую, дилерскую деятельность, а также на осуществление доверительного управления ценными бумагами. Входит в Систему страхования вкладов.
Активы на 01.01.2009 – 1916 млн рублей
Капитал – 571 млн рублей

Точка зрения

Алексей Богачев о неэффективности российской экономики
«У любого человека, который делал в этой стране более или менее серьезный бизнес, не занимался жульничеством и спекуляциями, возникли сложности.
Кто-то их уже решил, кто-то решит, кто-то – нет. Нашей экономике будет тяжело: она очень зависима от цен на нефть, газ, металлы и прочие commodities. Если мировая экономика растет – цены на commodities идут вверх, падает – вниз. Американская экономика задает темп мировой и, наверное, глобально все зависит от того, что будут предпринимать администрация США и руководст­во Евросоюза. Есть два варианта. Если они начнут делать «жест­кую посадку своих экономик», то есть не станут вбрасывать деньги в достаточном количестве (что маловероятно), будет очень тяжело всем, и России в том числе. Если же средства выделят, то спу­стя какое-то время экономика нач­нет восстанавливаться, затем вырастут все commodities. Вопрос в том, сколько дадут и когда начнется рост? Я думаю, что будет какой-то промежуточный вариант, поэтому на скорое восстановление лучше не рассчитывать.
Я считаю, что нефть – это беда России. Лучше бы ее вообще у нас не было. Нефть – это проклятье. Когда у тебя есть деньги, ты не идешь работать до тех пор, пока они не закончатся. Из-за нефти экономика однобокая. У нас все настроено на то, чтобы достать, выкачать и продать. А все оста­ль­ное – перераспределенные «углеводородные» деньги: офисы, склады, магазины, строительство. Соответственно, у нас развивалось два основных сектора. В одном выкачивают и продают нефть, в другом, потребительском, помогают людям по­тра­тить. А что у нас, кроме нефти и газа, еще есть? Глобально? Когда у нас был построен какой-нибудь действительно крупный завод масштаба «Норильского никеля»? Вы помните? И я не помню.
Ситуация, которая складывалась в России в последнее время, нас очень развратила. Мы все стали много тратить, а хорошо работать не научились. Мы просто ожирели от количества денег. Мы прекратили смотреть на эффективность бизнеса, перестали серьезно заниматься этим бизнесом, повесив управление на наемных менеджеров. И когда начались проблемы, мы очень удивились. Когда нам прекратили давать взаймы – тоже очень удивились. Что происходило в ритейле? Люди вообще с ума посходили! Практически не вкладывая своих денег, открывали магазины, делали оборот и на кредитные средства строили другие магазины. На полугодовые кредиты! Притом что магазины окупаются через три-четыре года. Очень хорошо, что нас так тряхнуло. У нас была формула «как стать очень богатым человеком»: берешь взаймы, покупаешь что-либо, через полгода продаешь или перекредитовываешься в другом месте. В какой-то момент перекредитоваться стало невозможно. Продать что-либо тоже. Вот тогда-то все и произошло, и это очень даже неплохо.
Раньше как было: человек приходит устраиваться на работу и на вопрос: «Что ты умеешь?» – говорит: «В прин­ци­пе ничего, но я научусь». «А какую ты хочешь зарплату?» – «Три тысячи долларов». И ты вынужден его брать, потому что придет другой и скажет: «Хочу пять тысяч». Здорово, что этого больше нет. А откуда все это по­шло? Нашим неф­тяным и металлургическим компаниям, которые получали сверхприбыли, было вообще плевать, сколько платить людям. И они формировали рынок труда таким образом, что сманивали самые лучшие кадры, предлагая им безумные деньги. Отвратительно, когда талантливые люди, вместо того чтобы заниматься соб­ст­вен­ным бизнесом и производить добавленную стоимость, стали переходить на работу либо к сырьевикам, либо в госкорпорации, либо становились чиновниками. Это все происходило только потому, что у некоторых было очень много денег и очень мало ответственности. Мы не понимали, что вообще вокруг происходит, в то время как деньги били из-под земли – нефть, газ, металл.
Взять, к примеру, безумные зарплаты аналитиков – это вообще очень интересная исто­рия. Я иногда читал более или менее адекватные отчеты, а порой попадался настоящий бред! Я смеялся. А они получали громадные зарплаты. А что сейчас с теми, кто их слушал?
Я своим менеджерам очень много не платил никогда. Если не было человека на каком-то участке, то делал работу сам. Сейчас мы расстались с 25% персонала. У людей, которые получали больше 100 тыс. рублей, сократили зар­платы на 25%. Мне сказали, что это жестко. Я ответил – по уровню зарплат мы вышли на начало 2007 года. А цена на нефть упала до уровня 2004 года. Это означает, что в 2004-м мы тратили гораздо меньше и бизнес был эффективнее. Но сократить зарплату, к примеру, на 50% невозможно: нельзя работать с человеком, который думает не о своих служебных обязанностях, а о том, чем семью кормить».