В октябре Всемирный банк в своем очередном докладе констатировал: 2012 год является годом наивысшего развития текущей российской экономической модели. Года благоденствия никто не оценил — с января по декабрь Россия готовилась к новому кризису и теперь, видимо, готова ко всему, кроме неожиданностей, которые обычно и вызывают кризис.
Если бы кто-нибудь в летний полдень в июне 2012 года в каком-нибудь высоком собрании, хотя бы и в Федеральном, заявил, что экономика России находится в настоящий момент на пике собственного развития, присутствующие наверняка подумали бы, что он перегрелся. Но Всемирный банк выпустил свой доклад в октябре 2012 года — и тогда тезис о том, что зенит уже пройден и новую наивысшую точку искать негде и незачем, звучал уже более очевидно. К зиме 2012 года о том, что в ближайшие годы динамика ВВП будет гораздо более слабой, чем в этом году, и нет никаких причин ожидать выхода ее хотя бы на 5% роста в год, говорили уже везде и все — пик пройден.
Счастья никто не заметил — констатация фактов, что по итогам 2012 года реальные располагаемые доходы населения выросли на 4%, даже с учетом неурожая инфляция в России будет ниже, чем ожидалось в середине года, а внутренний спрос по-прежнему поддерживает экономику лучше, чем экспортный (то есть уход от сырьевой зависимости есть), никого в восторг не привела. Практически все время было потрачено на подготовку к будущим проблемам, которые неизбежны. Официально считалось, что кризис, к которому готовятся,— европейский, внешний. Но на всякий случай готовились к какому угодно: все равно же рано или поздно какой-нибудь будет.
Вообще создание наиболее эффективной защиты от большей части возможных кризисов было в 2012 году прямо с января основной задачей самого нешумного и, видимо, самого эффективного из российских экономических органов власти — Банка России. Именно в 2012 году страна практически перестала интересоваться курсом рубля к доллару — реализованная наконец схема перехода к плавающему курсу рубля сработала так же, как она работала до этого в десятках стран мира, эффект был предсказуемым. В конце 2012 года околоправительственным структурам даже пришлось специально беспокоиться, разъясняя: в изменившихся условиях отток капитала, ранее полностью считавшийся "бегством капитала", должен считаться в основном естественным процессом, ничем особенным не угрожающим экономике страны,— и даже где-то позитивным.
Впрочем, даже страхи перед тем, что точка наивысшего благополучия пройдена и дальше будет хуже, оказались достаточно полезными — они помогали экономическому блоку правительства продвигать идеи, которые вне кризиса проходили плохо. Например, новому министру финансов Антону Силуанову легко удалось продавить во власти идею "бюджетного правила" — ограничения бюджетных трат и де-факто воссоздания суверенных фондов, которые половина Белого дома и почти весь Кремль уже было решили потратить на что-нибудь полезное. Необходимостью торопиться — пока чего не вышло — объяснялись и скорость одобрения правительством реформы образования, и относительно легкая разработка "дорожных карт" по улучшению инвестиционного климата (в 2006 году такого рода документы вызвали бы забастовки в Доме правительства, сейчас их принимают на ура), и многое другое.
Проблема в том, что в Белом доме не хуже нас с вами понимают: кризис, к которому готовятся, всегда наступает неожиданно. А если точка наивысшего благополучия уже пройдена, что-то в ближайшие месяцы неизбежно назовут кризисом.
