Давид Якобашвили мог бы попасть в Книгу рекордов Гиннесса как человек, принявший участие в наибольшем количестве бизнесов. Но известен он в первую очередь как один из основателей "Вимм-Билль-Данна". Продажа молочно-сокового гиганта два года назад принесла Якобашвили несколько сотен миллионов долларов. Сегодня он присматривается к интернет-стартапам, инвестирует в торф и нефтетрейдинг, пытается поменять мировоззрение властей и вспоминает уличных шарманщиков.
В общей сложности с 1980-х годов у Давида Якобашвили было около 300 бизнесов. От сельского хозяйства, недвижимости и торговли автомобилями до таких экзотичных, как проведение экскурсий по Москве в сопровождении пограничника — услуга для иностранцев без визы, которым было тоскливо сидеть в аэропорту в ожидании рейса.
"Вимм-Билль-Данн" (ВБД) Якобашвили создал вместе с Сергеем Пластининым, Михаилом Дубининым и Гавриилом Юшваевым. Десять лет назад, в 2002-м, ВБД первой из российских потребительских компаний провела IPO, разместив на $207 млн 27,7% акций на Нью-Йоркской фондовой бирже. Таким образом, компанию оценили примерно в $750 млн. В 2011 году она была куплена PepsiCo уже за $5,7 млрд. Из них лично Якобашвили мог получить около $600 млн.
"Никаких фейерверков, салютов не было"
"Секрет фирмы": Что изменилось в вашей жизни после продажи "Вимм-Билль-Данна"?
Давид Якобашвили: У меня ничего не изменилось. Просто "Вимм-Билль-Данном" больше не занимаюсь, и все.
СФ: Все-таки основной бизнес, самая большая сделка в жизни…
ДЯ: У меня никогда основного бизнеса не было. Основной он или нет, зависит не от размера бизнеса, а от того, сколько времени ты на него тратишь. Сказать, что я много тратил времени на "Вимм-Билль-Данн", с утра туда ходил, отдавал распоряжения, производил йогурты, нельзя. Я больше занимался GR-работой, которая касалась всех остальных бизнесов. А сделка — это же обычная рабочая ситуация. Два-три месяца вели переговоры. В декабре в гостях у юристов из Latham and Watkins подписали. Никаких фейерверков, салютов не было. 28 декабря мы вынесли сделку на рассмотрение ФАС, в первых числах нового года получили разрешение, в конце января закрыли сделку.
СФ: Вы довольны тем, как новый собственник развивает компанию?
ДЯ: Нормальная компания, качество хорошее — американцы очень следят, дистрибуция неплохо налажена.
СФ: Стало лучше, чем при вас?
ДЯ: Про качество не могу сказать, но, во всяком случае, оно никоим образом не ухудшилось. Дистрибуция у "PepsiCo Россия", конечно, пошире. Компания в прошлом году показала $8,5 млрд выручки. Россия для PepsiCo — это крупнейший рынок за пределами США. Раньше была Мексика.
СФ: Каков вклад "Вимм-Билль-Данна" в эти $8,5 млрд?
ДЯ: Ну сколько у нас был оборот? $3,5 млрд, когда мы продавали. Достаточно большой объем.
СФ: Вскоре после продажи вы говорили, что готовы помогать Pepsi консультациями, если они к вам обратятся. Обращаются?
ДЯ: Да мы все время общаемся, но я не хочу говорить, чем конкретно помогал. Зачем? Это же нескромно.
СФ: После продажи "Вимм-Билль-Данна" вы довольно много инвестировали в АФК "Система". Говорят, вам принадлежит около 2% холдинга стоимостью $200 млн.
ДЯ: Да, я инвестировал часть средств в АФК "Система". Большую или нет, я бы не хотел об этом распространяться.
СФ: Чем привлек этот актив?
ДЯ: Многопрофильностью. Я всегда занимался разными проектами одновременно. И Владимир Петрович (Владимир Евтушенков — основной владелец АФК "Система".— СФ) является моим хорошим товарищем много лет. Сначала мне поступило предложение стать членом совета директоров и возглавить комитеты по GR и IR. А потом я принял решение, что могу стать и акционером.
СФ: Какие бизнес-направления АФК "Система" показались вам наиболее перспективными?
ДЯ: Я же не менеджер. Я понемножку занимаюсь всем. Участвую советом, разговором. Это мне нравится.
"Некоторые законы мы принимаем за пять минут, а в некоторых конь не валялся"
СФ: В 2011 году вы основали корпорацию "Биоэнергия" по добыче торфа и производству из него топлива. Что навело на идею бизнеса — пожары 2010 года?
ДЯ: Да. Просто какая ситуация сложилась? В свое время болота осушили, а, как в 1966 году газ нашли в Западной Сибири, торф забросили. Провести обводнение торфяников теперь будет стоить огромных денег, и начнется гниль, мошкара, опять экологию испортим. Лучше использовать торф на внутреннем рынке, заменить им каменный уголь, солярку, газ, а их продавать на экспорт. Мы решим вопрос и экологический, и материальный. Потому что к 2020-2025 годам спрос на имеющееся у нас сырье в мире исчезнет. Зарабатывать деньги надо сейчас и строить на них производство более технологичных продуктов — аммиака, полистиролов, например.
СФ: Почему такой негативный прогноз?
ДЯ: Придут альтернативные источники энергии: солнце, ветер, но в первую очередь вода. Свой главный рынок сбыта — Европу — мы потеряем.
СФ: Насколько торф выгоднее угля или солярки?
ДЯ: Здесь надо понимать, что у торфяников появляется хозяин, который предохраняет их от пожаров. Потом есть социальная составляющая вопроса. В регионах, где торф добывается, идет социальная деградация, людям нечем заниматься — надо обеспечить их работой. Наконец, торф по теплоотдаче лучше. В России огромнейшие потери в теплосетях — от 50%. Мы же меняем оборудование, строим новые котельные. Одна котельная обходится в $2 млн, но она будет давать КПД не 20-30%, как сейчас, а до 85%. В масштабах страны миллиарды можно сэкономить. Но, к сожалению, тарифы на солярку власти готовы дотировать, а на торф не готовы. Если губернатор купит не солярку, а торф, его посадят в тюрьму, потому что он нецелевым образом потратил деньги. Должна быть программа на уровне кабинета министров. Некоторые законы мы принимаем за пять минут, а в некоторых конь не валялся. И опять торфяники будут гореть, опять будут по старинке тушить. Что ж, хорошо осваивать деньги.
СФ: Вы обещали инвестировать в "Биоэнергию" $100 млн. Сколько вложили?
ДЯ: Пару десятков миллионов долларов, но не хотелось бы больше. У нас есть месторождения в Ярославской, Тверской и Владимирской областях. Есть и 20 котельных там, но потребителей немного. Пока это скорее пример, чтобы показать, как все работает. Надо поменять мировоззрение менеджмента страны. Тогда можно любые деньги подтянуть. Будет у меня окупаемость три-четыре года, и я буду строить и строить по всей стране.
СФ: Сейчас какова окупаемость?
ДЯ: В современных условиях она наступит через 12-15 лет. Получается, я могу положить деньги в банк и буду загорать. А здесь еще работать надо, воспитывать людей, тысячу вещей делать.
"Уже лет семь колупаемся"
СФ: В какие еще проекты вы вкладывались после "Вимм-Билль-Данна"?
ДЯ: Сказать, что я вкладывался в большие предприятия, не могу. Я считаю, что для меня основной проект — это мой музей (музыкальных инструментов.— СФ). Я в него вложил много души, больше, чем в "Вимм-Билль-Данн". Это достаточно большой проект. Внешняя часть здания уже закончена: четыре этажа вверх и еще четыре вниз. Там паркинг будет, хранилище, мастерские. Теперь нужно тепло, свет провести, декорации сделать. Год-полтора еще уйдет. Еще гостиничный комплекс хотим сделать на Никольской улице и апарт-отель на Тверском бульваре. Есть проект мелькомбината в Шмитовском проезде, на территории которого мы планируем построить жилищно-офисный комплекс.
СФ: В какой стадии находятся проекты?
ДЯ: Бумаги надо получить. Уже лет семь колупаемся. Один из примеров бюрократии, которая заедает порой. Но в последнее время стало легче. Ребята пришли молодые, которые хотят облегчить ситуацию.
СФ: Вы имеете в виду команду Сергея Собянина?
ДЯ: Да. Я к Юрию Лужкову с огромным уважением отношусь. Но, к сожалению, такая машина была создана, которая в течение семи лет не позволяла получить разрешение на строительство.
СФ: Сейчас жалуются на новую администрацию, что она пересмотрела многие инвестконтракты.
ДЯ: Может быть, какие-то правила были введены, которые кому-то не нравятся. Но сейчас меньше кругов нарезаешь: или говорят "да", или "нет". "Нет" — это тоже ответ.
СФ: На Никольской, наверное, пятизвездный отель планируете? Они быстрее окупаются.
ДЯ: Да, у нас есть договоренность с Sofitel.
СФ: Почему именно их выбрали?
ДЯ: Много было управляющих компаний: и Hyatt, и Hilton, и Jumeirah. Предложение Sofitel было привлекательнее с учетом того, за сколько они смогут окупить проект, какова будет стоимость их услуг. Опять-таки с их помощью можно взять кредит, за который дает гарантию французское правительство. Тоже неплохо.
СФ: У вас есть формула, сколько в бизнесе должно приходиться на свои, а сколько — на заемные средства?
ДЯ: Самое лучшее, если 30% — ваши средства, остальное — кредиты. Так вы можете запустить больше проектов. Надо диверсифицироваться.
СФ: Вы могли бы инвестировать в интернет?
ДЯ: У меня были мысли, но пока не осуществились. Вообще я очень хорошо отношусь к интернету, к соцсетям.
СФ: Что вас останавливает?
ДЯ: Просто не договорился, или не увидел зерна, или увидел риск достаточно высокий. Мне нравится, когда молодые что-то делают. У них много фантазии. Просто сейчас я просматриваю огромное количество идей, которые ни с какой стороны внимания не привлекают. Если же я вижу составляющую бизнеса, меня ничто не сдерживает. Так же я и с торфом начинал: идеи были, потихонечку мы их облепили материальной составляющей.
СФ: Какие бизнесы у вас еще есть сегодня?
ДЯ: Есть компания, которая занимается нефтяным трейдингом. Это начинающий бизнес, пара лет ему. Тоже молодые ребята обратились, покупают дизель, бензин Аи-92, продают в Казахстан, Армению.
СФ: Почему решили заняться нефтепродуктами?
ДЯ: Тоже было интересно. А нефтетрейдинговой компании нужны были деньги.
СФ: Но многие же проекты нуждаются в деньгах.
ДЯ: Да, но не все они привлекательны.
СФ: Как называется компания?
ДЯ: Название ничего не говорящее. Есть известные брэнды. Вот у Тимченко (Геннадий Тимченко — совладелец Gunvor.— СФ) это компания. А тут несопоставимый масштаб.
"Я думал, эта беда навсегда"
СФ: Главный проект для вас — музей. Сколько экспонатов сейчас насчитывает коллекция?
ДЯ: Более 10 тыс. экспонатов. Был человек, который много лет собирал самоиграющие музыкальные аппараты. Самодостаточный человек. Иногда он в город выходил, играл на шарманке. Потом предложил мне купить свою коллекцию, тогда в ней было 400 экспонатов, чтобы детям оставить деньги, а не шарманки. Договорились, что я построю музей, и я стал развивать идею.
СФ: Когда это было?
ДЯ: Десять лет назад.
СФ: Вы сами принимаете участие в антикварных аукционах?
ДЯ: Только сам и принимаю. На откуп не отдаю, хотя советуюсь, конечно. Сейчас сезон. Я вчера в трех аукционах участвовал, сегодня перерыв, завтра будет два аукциона, послезавтра еще три.
СФ: Во сколько вы оцениваете свою коллекцию?
ДЯ: Да я и не оценивал. Чтобы оценивать, нужно привезти специалистов, а это дорого. Я лучше на эти деньги куплю еще что-то для коллекции. Я же продавать ее не собираюсь. Я хочу, чтобы люди приходили, особенно студенты, школьники. Детям очень интересно. Я сам застал еще время, когда по улицам ходили шарманщики, в 1960-е годы в Тбилиси.
СФ: А вы бы могли с шарманкой на улицу выйти?
ДЯ: Может быть. Но куда выйти? Не так поймут, милиция арестует. Тот человек, у которого я коллекцию купил, в Швеции жил. Он даже большой орган ставил на площади для публики. Всем нравилось, власти только приветствовали. В Швеции принято, что люди играют на улицах.
СФ: У вас ведь тоже шведское гражданство.
ДЯ: Да. Я уезжал из Советского Союза, потому что думал, эта беда навсегда. Они же обещали, что это навсегда. Я же не мог им не верить.
СФ: Что, по-вашему, изменилось в стране, в инвестиционном климате за десять лет?
ДЯ: Многое. Жизнь идет, эволюционирует. Конечно, становится сложнее. Глупости много, но с этим надо бороться. Сложнее справиться с нечестностью, когда люди готовы на все, чтобы у вас отнять. Рейдерство и сейчас существует. Раньше было попроще. Братва была, которая резко выделялась на фоне остальной публики. А сейчас уже не отличишь, рейдер он или нерейдер. Он может быть облачен в форму, обладать привилегиями, корочками, оружием. Все изощреннее стало.
СФ: Вам лично по вашим активам приходится с рейдерством сталкиваться?
ДЯ: Конечно. Отнять всегда легче, чем строить. Но защищаешься, стараешься выжить.
