Для начала – информационное сообщение. «На последней неделе потребительское доверие в США выросло до максимального за последние 4 года уровня, так как улучшение на рынке труда усиливает склонность американцев к расходам. Рассчитываемый компанией Bloomberg LP индекс потребительского комфорта за неделю 5-11 марта вырос до -33,7 пункта (что стало самым сильным значением с марта 2008 года) против -36,7 пункта на предыдущей неделе. Один из рассчитываемых подиндексов — индекс потребительского климата — показал наивысшее с ноября 2007 года значение, другой подиндекс — индекс оценки экономики — достиг максимального с сентября 2008 года значения. «Улучшение дел на рынке труда усилило доверие потребителей», — говорит Джозеф Бруселас, старший экономист из Вoomberg LP. — «Рост зарплат поддерживает розничные продажи и потребительское доверие несмотря на растущей цены на бензин». С декабря 1982 года среднее годовое значение индекса потребительского комфорта составляло -15,2 пункта».
Вроде бы невинное сообщение, однако для США оно играет крайне важную роль. Собственно говоря, для этой страны, как для никакой другой в Западном мире, потребительская уверенность практически равносильна росту ВВП. Почему это так? Из-за чего этот показатель играет такую важную роль? Насколько к нему нужно присматриваться?
Для начала нужно отметить тактический аспект – в США идет предвыборная кампания. А потребительская уверенность всегда очень коррелировала с оптимизимом – иными словами, если она растет, то и потенциальный избиратель доволен действующей властью и готов ее вновь поддержать. По этой причине Обама и его администрация готовы любой ценой потребительскую уверенность (читай – оптимизм) повышать, а противоположная сторона должна его снижать. Что уж они реально делают, вопрос отдельный, но сам факт нужно учитывать.
А вот дальше начинаются моменты более сложные. Вся концепция кейнсианства, построена на стимулировании частного спроса за счет перераспределения прибыли (в основном, через государственные институты). Иными словами, в рамках этой концепции совокупный спрос – это понятие материальное, зависящее от доходов домохозяйств. Но в 70-е годы на смену этой концепции пришел монетаризм, главный идеолог которого, Милтон Фридман, с точки зрения философии придерживается не материализма, а субъективного идеализма. В нашем конкретном случае это означает, что он считает, что если индивид хочет потреблять, то он будет потреблять.
Эта позиция хорошо проявилась в диалоге Путина и Кругмана на какой-то конференции в Москве в начале года. Путин там начал объяснять, что кризис связан с падением спроса, а Кругман ему возражал, что китайцы и африканцы хотят потреблять. Было очень смешно – поскольку Китай последние годы из штанов выпрыгивает, чтобы заставить своих граждан увеличить потребление, они хотят – но не могут! И с учетом этого примера Кругман, который хоть и выставляет себя кейнсианцем, на самом деле является самым что ни на есть махровым монетаристом, выглядит несколько смешно.
Действительно, желания китайца или африканца на платежеспособный спрос влияют мало. Но вот для США философские воззрения Фридмана вовсе не выглядят такими уж глупыми. Дело в том, что в США спрос определяется не только реальными доходами домохозяйств, но и еще теми кредитами, которые они получают … И если домохозяйства готовы увеличивать свою долговую нагрузку, а банки готовы кредиты давать – то спрос может вырасти даже на падающих доходах – за счет роста долговой нагрузки.
Напомним, что перед кризисом общий объем долга домохозяйств достиг более, чем 15 триллионов долларов, долг среднего американского домохозяйства на осень 2008 года составлял более 130% от его годового дохода, а ежегодный прирост долга домохозяйств составлял 1.5 триллиона долларов в год. Около 15% ВВП США, между прочим! И в рамках такой модели субъективно идеалистические построения Фридмана вполне себе реализовывались на практике.
Был и еще один эффект, косвенно связанный с ростом кредитования, но не напрямую. Речь идет о так называемом «эффекте богатства», когда рост стоимости принадлежащих домохозяйствам активов (недвижимости, в первую очередь) снижал сбережения, в пользу потребления, естественно, и позволял получать дополнительные кредиты за счет перезалога имущества.
Потом, правда, начались проблемы. Банки перестали давать кредиты, домохозяйства не могли их больше брать, поскольку не справлялись с обслуживанием ранее взятых обязательств, стоимость недвижимости резко упала. И вот тут власти США вновь начали чисто кейнсианскую политику стимулирования спроса – Обама увеличил дефицит бюджета больше, чем на триллион долларов в год – с целью увеличить спрос наименее обеспеченных граждан. Были также приняты меры, направленные на снижение долгового бремени домохозяйств, поддержало спрос и падение покупок недвижимости.
И банки, у которых ФРС выкупила значительную часть неликвидов, взамен на чистые деньги, снова готовы кредитовать население, и само население снова готово увеличивать свой долг – к чему, к тому же, их призывают все СМИ. И фридмановские идеи снова расцвели. Правда, как нам кажется, ненадолго.
Но, тем не менее, сегодня роль потребительской уверенности как показателя, тесно связанного с экономическим ростом, снова выросла. Как только оптимизм потребителя растет, он бежит в банк, берет кредит – и рост потребления, а значит – экономики, имеет место. Разумеется, потом, через некоторое время, придет расплата, но ведь это же будет только потом!
Отметим, кстати, еще одно очень интересное место во всей этой истории. В 2008 году в США начался дефляционный шок, который почти мгновенно перевел идеалистическое отношение спроса на материалистический уровень. Власти США сделали из этого вывод и теперь перешли на чисто инфляционные методы стимулирования экономики – при которых реальный спрос, конечно, падает, но номинальные цифры растут, что позволяет сохранять связь потребительского оптимизма и готовности взять кредит. А значит – имеет смысл поддерживать этот самый оптимизм и обеспечивать, тем самым, более или менее приемлемый уровень потребления.
Разумеется, рано или поздно лафа закончится, мы про это много раз писали. Но пока она позволяет не придумывать ничего нового, а просто продолжать использовать уже отработанные за десятилетия методы стимулирования. Вполне логичная позиция для чиновников. Другое дело, что она почти неминуемо ведет к острому шоку для граждан – ну так, опять-таки, это же будет потом …
