Сергей Выходцев, изобретатель «Инвайта» и «Быстрова», о том, как искать идеи для бизнеса и получить $6000 на каждый вложенный доллар.
Сергей, есть ощущение, что у многих предпринимателей сейчас глобальный кризис идей. Случился кризис, но люди ничего не меняют, а просто ждут, когда все восстановится. Открою бизнес-центр, продам его и заработаю 100% прибыли…
—Я отношу себя к еще весьма тонкой прослойке российских предпринимателей. Это люди, которые занимаются VC-сделками (от venture сapital — венчурный капитал), то есть высокорискованными проектами. Здесь кризиса идей нет и быть не может.
Все традиционные ниши были заняты до кризиса, а в кризис конкуренция лишь усилилась. Вы правы, в основном цепочки с добавленной стоимостью были в недвижке: кто-то искал землю, кто-то оформлял, кто-то застраивал — все эти карманы были сопряженными. Добавленная ценность двигалась по раз и навсегда заведенному кругу. В кризис большинство этого всего поумирало, но нам это никогда не было интересно.
Почему люди боятся начинать что-то новое?
—Любому нормальному человеку свойственно стремление к стабильности и консерватизму. Но так получилось, что ровно 20 лет назад я и мой партнер оказались в ситуации полной неопределенности. Я приехал в Африку: языка не знаю, чем заниматься — не знаю, как возвращаться в Россию — тоже не знаю, поскольку обратного билета нет. Окажись на моем месте другие люди, думаю, их судьба была бы схожей с моей. Ключевым моментом тогда стало желание банально не умереть с голоду и отсутствие возможности залезть в портмоне, достать кредитную карточку и купить билет в Россию. Это все, что двигало мной первые 6-8 месяцев. Никаких идей. Банально выживать в абсолютно агрессивном мире, где идет непонятная для тебя и не понимающая тебя история.
И что дальше? Открылся третий глаз??
—Да-да-да, что-то типа того. Открылось понимание, что не все, к чему мы привыкли, есть истина в последней инстанции. Есть масса новых измерений в жизни, и, пройдя очередной эволюционный виток, понимаешь: да, я здесь был, но на энное количество сантиметров или метров ниже. Хорошо, если ты гораздо выше поднялся — многие так и ходят по кругу, как пони. Вот и все. Дальше моя жизнь развивалась по этому сценарию много-много раз. Да, уровень угрозы был уже меньше, но уровень неопределенности никогда не снижался. Если для нормального (подчеркиваю это) человека заход в такую непонятную систему координат является архиагрессивным и неприемлемым, то для меня это лишь очередная история, которая была уже много-много раз.
Значит, в состоянии наибольшей неопределенности мозги работают лучше?
—Не лучше и не хуже… Это своего рода наркотик. VC-сделки — это повышенная доза адреналина, которую биологическая машина — твой организм вкачивает, когда ты влетаешь в поворот, за которым неизвестно что. И у тебя на повышенных оборотах начинает работать абсолютно вся система организма. Одни люди ищут этот адреналин на американских горках, другие лезут на Bungy Jump (прыжки с высоты с резинкой, привязанной к ногам), третьи поднимают его какими-то химическими способами. Я 20 лет поднимаю уровень адреналина, занимаясь бизнесом.
Существует ли у вас наработанная технология поиска новых идей?
—Да, технология существует, но я не могу похвастаться ее авторством. Все без исключения венчурные фонды в мире работают примерно по одному и тому же сценарию. Мы это называем pipe line, то есть трубой. Каждый день, каждую минуту, находясь где угодно, венчурный предприниматель ищет для этой «трубы» то, что вылезает за пороги обыденного. Я управляю инвестфондом, и моя задача — чтобы в «трубе» всегда было 15-18 идей, которые двигаются от точки «идея» в точку «стартап». Часть проектов постоянно умирает, часть трансформируется. К стартапу должны ежегодно приходить три-пять проектов, и из них один-два — добираться к финишу — той точке, когда бизнес выращен, ему собрана команда. Не обязательно проект должен быть прибыльным, ряд проектов мы продаем с глубокими убытками, но при этом мы создали технологию, из лабораторной идеи сделали промышленную установку — единственную и уникальную в мире, и на нее существует 10 патентов. Такая штука продаваема, и мы ее продаем, получаем добавленную стоимость и возвращаемся в точку ноль.
А что сейчас на финише?
—Мы только-только закрыли большую и очень успешную сделку, связанную с биотопливом. В мире есть целое направление, которое сейчас доминирует в инновационных проектах, — CleanTech, чистые технологии, которые в России, правда, никому не интересны. Из самого понятного — солнечные батареи, ветрогенерация и т.д. Американский бюджет истратил $2,5 млрд на стимуляцию этого направления: выдачу безвозмездных грантов предпринимателям, университетам, лабораториям.
В том числе и мы, не имея ни малейшей возможности найти ни копейки в России, получили от федерального правительства США и Калифорнии деньги на создание российской технологии. В России более-менее известно, что можно делать бензин из кукурузы, солярку из сахарной свеклы. А мы сделали индустриальную установку получения биодизеля — дизельного топлива из водорослей. Сейчас это одно из самых перспективных направлений, а когда 6 лет назад я говорил людям, что делаю солярку из водорослей, то в лучшем случае они думали, что мы ненормальные, а в худшем — что у нас какие-то криминальные бабки, которые русские отмывают в Калифорнии. А сейчас это уже обыденно. Мы одни из многих, но мы стартанули раньше и вошли в тройку крупнейших компаний мира по достижениям в этой области.
Кому продали? Какая получилась прибыль?
—Продали немецкому консорциуму, который дальше будет эту идею коммерциализировать. Получили порядка 6000%. За 5 лет 8 месяцев мы получили на каждый вложенный доллар $6000.
Следующий по спелости проект — Velle. Это технология получения полезных и вкусных продуктов из овса. Этот банальный рецепт существовал у финно-угров много сотен лет, как у болгар существовал процесс получения продукта, который мы сейчас называем йогуртом. Создание высокотехнологичной компании со 106 мировыми патентами заняло у нас тоже 5 лет.
Почему решили продавать?
—Самые главные индикаторы — проникновение на западные рынки этой идеи и готовность потребителей в Германии, Австралии, Японии, США платить деньги за продукт без молока, но со вкусом йогурта.
Velle уже есть на Западе?
—Это следующий этап. Венчурные фонды всегда специализируются на разных этапах. Мы эффективно расходуем деньги, создавая исходные материалы для следующих компаний, которые вложат еще 150-200 млн евро и превратят наши наработки в продукцию на полке.
Люди в России готовы после кризиса платить за премиальный продукт с полезными свойствами?
—Если еще пару лет назад я говорил на эти темы достаточно спекулятивно, то сейчас уверен, что Velle прошел стресс-тест, каковым для всех инновационных проектов был кризис. Посмотрите, сколько марок, к которым потребители уже потихоньку начали привыкать, поумирали в кризис. Сколько больших серьезных брендов сократили полку! Velle не потерял ни полки, ни копейки в цене. Это была принципиальная позиция: мы сделали суперпремиальный продукт для очень узкой продвинутой части потребителей. Это 130-150 тыс. лояльных потребителей в Москве и Петербурге.
Для того чтобы сделать хороший бизнес, нужно ли быть фанатом или можно все сделать с холодной головой?
—Я не знаю, как это сделать. Если я в прямом смысле не беременен идеей, я даже браться за нее не буду. Когда ты можешь спать спокойно, это 100%-ный провал, пролет.
Были ли обидные провалы?
—У нас еще во времена «Быстрова» был проект порошкового энергетика. Red Bull, только в форме «Инвайта». Идея абсолютно потрясающая. В России еще толком не было всех этих энергетиков в банках. Команда была потрясающая. Но мы стартовали слишком рано, и это было исключительно моей стратегической ошибкой. Тогда еще у людей не было сформировавшейся потребности в энергетиках. Сейчас емкость рынка энергетиков где-то под миллиард, а тогда даже $50 млн не было.
Если бы я их проект еще 3-4 года в этой «трубе» подержал, ситуация была бы совсем другая. Думаю, миллиона полтора мы там оставили, долларов или евро — тогда это было без разницы. Это один из немногих проектов, которые мне очень жалко, но это наиболее классический пример того, как не надо работать.
Вся беда была в том, что я еще не понимал жизненный цикл товара. Мне казалось, что чем раньше я выйду на рынок, тем лучше… Но быть впереди волны не всегда хорошо.
А как поймать волну?
—Это сын ошибок трудных. И интуиция. Десять лет ты занимаешься тем, чем занимаешься, делаешь ошибки, они бьют тебя рублем. В какой-то момент начинаешь понимать.
Так в деревне: обычный банальный агроном выходит в поле и говорит: надо заводить комбайн и убирать… Почему? Бог его знает, но надо. Не завелся комбайн — завтра пошел дождь, и все полегло. Как он это делает?
Насколько вы глубоко влезаете во все проекты? Вы контролируете все или ищете людей, которым можно доверять?
—Скорее второе. Идея без человека — для меня бессмысленное занятие. Сам я в большей степени привык делегировать возможности, а ответственность нужно оставлять себе. То есть людям надо дать возможность делать ошибки. Только тогда есть перспектива, что из этого что-то хорошее получится. Поэтому у меня есть ребята, которые генерируют идеи, а я лишь подправляю их.
Сами были генератором?
—В меньшей степени. У меня, конечно, бывают озарения, но взяться за осуществление одного проекта — это значит поставить крест на всех остальных, стать рабом каких-то своих амбиций и, возможно, самых светлых идей. Пожалуй, я не готов сейчас к этому. Хотя у меня есть один свой собственный проект — Organic Escape, экодеревня на Байкале. С точки зрения рисков, это один из самых непонятных проектов в нашем портфеле.
Если отслеживать ваши известные проекты, то сначала был «Инвайт» — почти чистая химия, потом «Быстров» — по сути фастфуд, затем полезный Vellе, теперь деревня на Байкале. Откуда этот экологичный тренд?
—Это не мой тренд, а тренд общества: советского/российского.
Чистая химия «Инвайта» была и остается сегодня чистой химией любого прохладительного напитка. В то время рынок диктовал: нужно сделать что-то, что в 5 раз дешевле, чем Coca-Cola, но со всеми ее потребительскими качествами. И мы это сделали. Дальше появилось 150-200 тыс. людей, которые были готовы платить за что-то более продвинутое, и мы сделали «Быстров». Дальше (в России это мало кому известно) у нас был проект в области интернет-телефонии в Гонконге. Тогда это выглядело архинепонятно. Зачем изобретать велосипед? Ну есть же нормальный телефон — сними трубку и разговаривай. Чего ты прешься в Интернет?
Нынешний экопроект — это скорее возможность не взять, а отдать. Если не отдавать, любые суммы денег в твоем кошельке не сделают тебя сбалансированным человеком. Потеря баланса неизбежна, а баланс для меня — это самое главное в жизни. Если с интернет-телефоном и напитками мы зарабатывали, то в случае с Organic Escape хотим сделать бизнес-модель, на которой инвесторы, которые придут следом за нами, будут зарабатывать привычные 30-40% годовых. Лично для меня деньги — абсолютно всегда это следствие. А не причина. Я не занимаюсь проектами ради денег.
А ради чего?
—Деньги идут за успехом. Делая хороший, качественный проект, вы обязательно получите соответствующее вознаграждение. Деньги для меня — это топливо, это не сама машина, а возможность залить новый бензобак и поехать к следующей своей цели.
Уровень скепсиса по поводу проекта, к примеру, друзей и знакомых — для вас не показатель?
—Давайте пример. Вот сейчас, в кризис, все премиальные продукты у людей вызывают большой-большой вопросительный знак. А в 1998 году… Вы помните вообще 1998-й?
Еще как!
—Да, все еще хуже было. По уровню эмоционального страдания для абсолютного большинства знакомых 1998-й год был гораздо хуже, чем сейчас. А мы запускали продукт — пакет овсянки «Быстров» (38 гр.), который стоил столько же, сколько 800 гр. «Геркулеса». Как вы думаете, какой уровень скепсиса я получал? На меня смотрели так: либо у вас нет понимания ситуации, либо денег столько, что вам просто по фигу — очередную трешку или пятерку миллионов бахнуть и забыть. Тем не менее мои люди верили в «Быстров». Моя задача — просто вовремя выпустить зараженных этим вирусом веры ребят в поле. Чтобы их вирус шел гулять дальше и с большой вероятностью заразил весь рынок.
Насколько ваши инновации строятся на достижениях старой советской школы? Читал, что «Инвайт» делали чуть ли не ракетные инженеры.
—Абсолютная правда. Они решили архисложную задачу. Если вы возьметесь за чисто техническую задачу — равномерно вмешать в тонну порошка 10 гр. ингредиента, то окажется, что это архисложно. А в «Инвайте» было 17 ингредиентов.
Старая школа еще позволяет что-то брать?
—Сейчас нет уже. Биодизель у меня оттуда, его мы делали из советских запасов, Velle, рацион питания для астронавтов МКС — все это делали спецы, которых мы штучно выбирали из ВПК.
Мой офис в Калифорнии выходит окнами на офис Facebook. Кучу народу оттуда я прекрасно знаю. Вот такого же плана люди работали в ВПК. Их только неэффективно использовали и, как говорится, микроскопом забивали гвозди. Откуда теперь черпать кадры — не знаю. Вот китайцы существуют по принципу бамбука. Если вы посадите зерно бамбука, то 4 года не увидите ничего: он создает корневую систему, набирая мощь, которую потом никто не остановит. На 5-й год вы вдруг получаете бамбуковый лес. Но люди склонны видеть 1 год и забывают про те 4, когда все происходило под землей. Большинство китайцев, которые по 10 лет работали в моей индустрии в Силиконовой долине, Гарварде, Стенфорде, сейчас пакуют чемоданы и едут в Шеньжень, Гонконг и Шанхай и будут там преподавать в университетах. Россиян, делающих то же самое, мне не известно ни одного.
В интервью с известным предпринимателем мы спросили: можно ли честно заработать миллиард. Он долго объяснял, но осталось одно слово: не знаю.
—Сейчас или до кризиса? До кризиса — точно нельзя. Мы работали в абсолютно агрессивной среде, которая на каждом шагу создавала предпосылки, чтобы перестать быть честным человеком, даже если ты таковым был.
А сейчас?
—Сейчас идет становление новой системы, и если мы — подчеркиваю слово «мы» — доведем до ума то, что начато на самом верху, то получим нормальную страну — не сразу, но через 10-15, может быть, 20 лет.
Сейчас горстка предпринимателей, политиков и ученых говорят вещи, в которые я верю. Я готов ими заниматься. А если мы будем говорить: сидят наверху Вексельберг со товарищи и деньги в Сколково пилят — ну что из этого Сколково вырастет?
А вас, кстати, туда позвали?
—Нет, не позвали.
Я думаю, принцип, что царя в своем отечестве мы никогда не ищем, — он в данном случае работает на 100%.
