Встретить трудовые династии учителей, музыкантов, врачей или рабочих одного завода просто. В других же профессиях отцов и детей, которые бы занимались одним делом, не так много. Что влияет на сыновей, когда они выбирают работу родителей? Насколько сложно построить успешный бизнес с родственниками, которых нельзя уволить? The Village спросил об этом у космонавта, пивовара, ювелира и флориста во втором поколении.
Сергей Волков, космонавт во втором поколении:
В мире всего две династии космонавтов — Волковы и Романенко. Я стал космонавтом во втором поколении случайно. Хотел быть военным летчиком, собственно, сначала им и стал. Просто так получилось, что смог попасть в отряд космонавтов.
Мне было четыре года, когда отец был отобран в отряд космонавтов и мы переехали в Звездный городок. В нашем доме жили Алексей Архипович Леонов, Валентина Владимировна Терешкова и другие космонавты первого набора. Леонов вообще много занимался с нами, детьми. За всю школьную жизнь мы один раз увидели, где работают наши отцы, — это была экскурсия в Центр подготовки космонавтов. Все это — гидролаборатория, центрифуга и тренажеры — очень впечатлило.
Разговоров о космонавтике дома практически не было. Что-то я узнавал, когда к нам приходили гости и взрослые что-то обсуждали. Часто после тренировок отец приходил настолько уставший, что у него не было сил что-то рассказывать.
Жизнь семьи космонавтов — это постоянные переживания, особенно во время космического полета. Понимаешь, что отец не на Земле, он улетел в космос на ракете. Возможность поговорить была раз в неделю, мы приезжали в Центр управления полетами, где собирались другие семьи летавшего экипажа. У нас было два раза по 40 минут, чтобы пообщаться с той стороной. Когда отец отправился в первый полет, я как раз пошел в шестой класс, мне было 12 лет. В моей школе учились все дети советских и российских космонавтов. Поэтому то, что отец полетел в космос, ни у кого не вызывало особых эмоций.
В детстве отец иногда брал меня с собой на аэродром, когда меня не с кем было оставить дома, и доверял свободным от полетов пилотам. Чем можно было занять маленького пацана? Конечно, посадить в самолет. Наверное, с того момента у меня был единственный ответ на вопрос "Кем ты хочешь быть?". Я хотел стать летчиком и поступил в военное летное училище. Только на третьем курсе я задумался о том, что мне было бы интересно заниматься космонавтикой. Тогда решил, что если будет возможность, то я буду пробовать поступать в отряд космонавтов.
У меня не было ореола романтики вокруг этой профессии. Чтобы реально полететь в космос, нужно иметь огромное трудолюбие и, несмотря на это, немножко везения. В моем наборе из 700 военных летчиков отобрали семерых. И процент летавших и не летавших потом был 50 на 50.
Отцу пришлось уйти с должности после того, как я был зачислен в отряд космонавтов. Когда я прошел все проверки и комиссии, встал вопрос, как быть: меня готовы были зачислить, а отец был командиром отряда. По правилам отец и сын не могли служить в одном подразделении. Я думаю, что это было непростое решение для отца. Уходить с работы, которой отдал жизнь, в никуда — это большой стресс. Я узнал обо всем, когда он сам принял решение. Так он ушел,
а меня взяли.
Теперь мы с отцом поменялись местами, и уже я связываюсь с ним, женой и детьми с борта, когда нахожусь в полете. Сейчас это намного удобнее, чем в моем детстве: нужно только выбрать время, когда на Земле никто не спит.
У меня двое сыновей. Старшему 15, младшему — шесть лет. Смысла думать о том, кем они станут, нет. Если они когда-то придут к идее, что им интересно попробовать себя в космонавтике, то отговорить все равно не получится. А настаивать на том, что кто-то из них обязательно должен стать космонавтом, тоже неправильно. Для них это еще сложнее, чем для меня, потому что их дедушка и папа — космонавты.
Александр Евгеньевич и Никита Макаровы, пивовары :
Никита: Отец занимался сначала обычными пивными ларьками, где продавалось "Жигулевское", а потом задумался о крафтовом пиве. Мы начали варить пиво дома на маленькой немецкой пивоварне. В 2014 году открыли бар. Позже стали задумываться о своем производстве, и сейчас у нас своя пивоварня.
Гораздо приятнее научиться чему-то у своего отца, чем работать на другого дядю по найму. Изначально я работал барменом в баре, который он открыл. Тогда отец поставил меня перед фактом, что я теперь должен обеспечивать себя сам, и предложил мне работу, чтобы я не искал ее где-то на стороне. Это я воспринял как должное. Скажем так, бармен — это не работа мечты, но деньги, которые я получал, стоили потраченного времени. В процессе работы мне приходилось общаться с разными людьми, за крафтовым пивом приезжали даже высокие начальники. Открыть свое производство было идеей отца, но большую роль в привлечении инвестора сыграл я.
Александр Евгеньевич: Когда мы начали варить пиво дома, Никита был в 10–11 классе. По сути, он, еще учась в школе, мне помогал, потому что домашняя пивоварня — достаточно тяжелый труд. У Никиты есть младший брат Савелий, ему 11 лет. Мы его тоже привлекаем к работе — например, он помогает сортировать пробки. И название он нам придумал, как ни странно. Мы называемся "Монкфиш". У Савелия была красочная книга о подводном мире. Когда он заметил, что мы судорожно думаем, как назвать пивоварню, посоветовал обратить внимание на monkfish.
Из семи работников на пивоварне, половина — из нашей семьи. Моя жена сейчас занимается у нас бухгалтерией. Я занимаюсь производством, а Никита — продажами. Понятно, что учился он по ходу дела. Я постоянно пытаюсь подсунуть ему какую-то литературу, правда, у него не всегда бывает время: мы проводим на пивоварне дни и ночи.
Вести бизнес с родными гораздо легче, чем с партнером. Потому что каким бы близким ни был партнер, никогда не знаешь, что у него на уме. Когда ведешь бизнес с родственниками, ты никогда не думаешь, что у тебя кто-то что-то сопрет. Но сложности тоже есть. Например, сложнее заставить работать. Члена своей семьи ты не пошлешь полем искать другую работу. Нужно добиваться, чтобы он все-таки делал. Заставлять я, конечно, никого не буду, если у детей будут какие-то другие интересы.
Никита: Я хочу заниматься пивом в дальнейшем. По крайней мере, сейчас меня ничто не интересует, кроме этого. Мнение отца играет большую роль в моей жизни. Так как он свободолюбивый человек, он и мне дает свободу выбора. Я хочу дать своим детям в будущем то же самое. Поэтому работать или не работать на пивоварне — зависит только от них. Хотя у нас амбициозные планы: хотим стать одной из лучших российских пивоварен.
Егор Анисимов, ювелир во втором поколении:
Моему отцу 56 лет, мне — 27. У нас своя ювелирная мастерская. Сейчас мы работаем вдвоем, а раньше с нами трудилась еще и моя сестра. Я занимаюсь ювелирным делом с 19 лет. Начал тогда, потому что мне нужны были деньги. Ну и отец позвал работать. Если вся семья занимается каким-то делом, то рано или поздно тебе как минимум дадут попробовать.
Мои мама и папа познакомились в училище по художественной обработке металлов. Отец как отучился, так всю жизнь и работает ювелиром. Мой дядя имеет образование часовщика и иногда помогает нам, так что семейное дело — это не только я и отец. Мама тоже работала, но теперь не может по состоянию здоровья: работа вредная, а у нее астма.
Какой-то тяги к этому делу в детстве у меня не было. А отец говорит, что с детства любил мастерить. Но у меня больше технический склад ума, хотя я все равно работаю: бросить семейное дело не могу. Учился всему в процессе — отец показывал, как и что делать. Моей первой работой стал тяжеленный серебряный браслет. Я его даже встречал после этого: люди принесли через много лет на ремонт.
У отца довольно консервативный взгляд на работу. Но он мастер своего дела, и то, что он делает, он делает хорошо. Большинство изделий делается одним мастером. К тому же я обычно работаю с серебром, а он — с золотом. Поэтому творческий конфликт может быть только с самим собой. Я, конечно, консультируюсь с отцом: прошу посмотреть на работу и сказать, что он думает. Он может чем-то помочь, хотя иногда и критикует.
Бизнес с родственниками построить сложно. Главный все равно отец. Зарабатывать большие деньги и масштабировать дело еще сложнее. И нововведения проходят с большой сложностью. Обычно я трачу на что-то свои деньги и только потом рассказываю отцу.
Но работа с родственниками закрывает вопрос доверия, который существует в ювелирном деле. Если работать не с семьей, то необходимо тщательно вести отчетность, заключать договоры о полной материальной ответственности. А когда все твое, то родных не обсчитаешь. По крайней мере, у нас так.
Юридически мы оба индивидуальные предприниматели. Доход получается от количества заказов, который каждый выполнил. Его время дороже, и мастер он лучше. Это даже не обсуждается.
Когда люди узнают, что мы отец и сын, удивляются, конечно. Появляется больше доверия к бизнесу. Обычно ведь боятся отдавать чужим дорогие вещи: могут принести кольцо с бриллиантом, а забрать — с фианитом. А тут используется имя семьи.
Я обязательно попробую приучить к этому ремеслу своих детей, но никогда не буду настаивать на том, чтобы это стало делом всей жизни моего будущего ребенка. Это довольно трудная работа, которая не всем интересна. Она сидячая, с большим количеством металлической пыли, которой невольно дышишь, с реактивами и кислотами, бензиновыми горелками с выхлопными газами. К тому же она портит зрение. У отца оно прилично село, а у меня появился спазм аккомодации — это когда зрачок перестает быстро менять фокус из-за того, что человек постоянно фокусируется на одной точке.
Владимир Александрович и Александр Бермяковы, флористы:
Владимир Александрович: Когда я стал флористом, такой специальности вообще не было. И такого слова в СССР не было: в 70-е годы мы назывались аранжировщиками цветов. В 1979-м я пошел работать инженером-декоратором выставочного зала "Цветы" в Петербурге, где проработал 12 лет. Тогда же я был объявлен мастером года СССР на конкурсе, который был в "Лужниках": весь стадион был забит цветами, с которыми работали аранжировщики.
Александр: Помню, как я года в три нашел дома кензан — это такая флористическая наколка для цветов. Я тогда укололся и страшно орал, и вот с тех пор все началось для меня.
В детстве я все время пытался проникнуть к отцу на работу, но брали меня нечасто. Не давали играться с цветочками, и вот, видимо, так захотелось, что до сих пор продолжается.
В десять лет участвовал в первом конкурсе на сцене. В старших классах школы я уже активно работал флористом. Однажды мне учительница поручила сделать "футуризм из цветов". На 1 сентября и 8 Марта делал букеты, старался, чтобы учителям понравилось.
Потом учился на экономиста, потому что это полезно в жизни. Пропускать учебу приходилось. На молодежный кубок Европы из института меня легко отпустили чуть ли не на месяц. После учебы шел сразу на работу, и так ежедневно. Получается, ничем другим и не успел заняться.
Владимир Александрович: Сейчас у нас три цветочных салона. Помимо этого, мы занимаемся цветочным оформлением на праздниках и крупных городских мероприятиях.
Мы делим обязанности очень просто. Я уже пенсионер, поэтому свалил все на Сашу. Он занимается заказом цветов, организацией производства. Я прихожу на работу и спрашиваю: "Александр, какие у меня задачи на сегодня?" Он ставит задачи, а я их выполняю. Когда я их выполняю неправильно, он мне делает замечания.
Сейчас мы, например, занимаемся Международным фестивалем цветов, который хотим провести в июне. В этом году исполняется десять лет с момента, как мы сделали первый такой фестиваль. Это был цветочный парад, в нем участвовали огромные платформы, ретроавтомобили и кареты, которые ехали по Невскому от Московского вокзала до Дворцовой площади вместе с духовыми оркестрами.
В процессе иногда переругиваемся между делом. Но обычно мы очень быстро приходим к консенсусу, потому что в нашей работе нельзя долго говорить: цветочки завянут. А доверия, конечно, больше. Я флорист с большим стажем, много видел, и то, что делает мой сын, мне нравится. Можно сказать, что он даже меня переплюнул. То, о чем я мечтал, свершилось: он стал европейской звездой флористики.
