"Власть" представляет очередной выпуск Книги рекордов бизнеса — за четвертый квартал 2009 года. Из новых глав книги вы узнаете, кому принадлежит самый старый бренд, на сколько лет назад откатился российский автопром и кто в ближайшее время станет крупнейшим производителем нефти в мире.
Все, что происходило с законопроектом "О госрегулировании торговой деятельности в РФ", обсуждение которого пришлось на конец 2009 года,— рекорд. Российская власть, замахнувшаяся на прямое регулирование рынка объемом 7 трлн руб. в год, пока делает рекордное количество ошибок. И конечно же, последствия принятия закона почувствует на себе рекордное число граждан России.
Объяснить, что именно за документ обсуждается в парламенте России под неформальным заглавием "Закон о торговле", довольно несложно. Представьте себе, что вы владелец журнала "Власть" и продаете его через газетные ларьки. Допущение не такое уж и дикое: одной из поправок к закону во втором чтении (отклоненной) было именно предложение сделать объектом его регулирования газетно-журнальную торговлю. Вы, как и полагается предпринимателю, подозреваете, что владельцы ларьков, объединенные в ларечные сети, наживаются на вашей популярности, тогда как журналисты "Власти" не видят белого света, снабжая отечественного читателя пищей для ума. Тогда вы и ваши коллеги из издательского дома "Коммерсантъ" обращаетесь в Госдуму, правительство, администрацию президента с предложением создать закон о госрегулировании газетно-журнальной торговли в вашем городе. В законе, с вашей точки зрения, должно быть твердо зафиксировано следующее (часть идей Госдума отвергнет, а часть примет) положение вещей, отвечающее понятию "справедливость".
Газеты и журналы — жизненно важная вещь для читателя России, их продажа является предметом поддержки и заботы исполнительной власти на всех уровнях, она должна принимать комплексные программы развития торговли газетами и устанавливать минимальный уровень числа ларьков на душу населения в городе.
В некрупных ларьках более 60% ассортимента должны составлять местные газеты и журналы. Богатые ларьки не имеют права требовать от вас особых условий. Вообще, единственное, о чем они могут с вами законно договориться,— это то, что при продаже ста номеров "Власти" по цене 50 руб. за штуку они могут получить скидку в размере не более 500 рублей. Если при этом какой-нибудь наглец, допустим, из "Роспечати" вздумает потребовать с "Власти" скидку за то, что его продукция будет выкладываться на виду у публики, то это ему надо запретить — за всякие же рекламные услуги требуется платить отдельно, а навязывать эти условия нельзя. Лучше было бы вообще запретить ларькам предлагать издателям невыгодные СМИ условия продажи. Кроме того, очевидно, что "Власть" — особенный журнал, жизненно необходимый и социально важный, а главное, российский, не какой-нибудь Forbes или Newsweek. В случае, если цена на "Власть" за месяц вырастет более чем на 15 руб., то правительство (а возможно, и губернатор, и даже глава сельсовета) будет иметь право на три месяца установить на "Власть" твердую цену, а за нарушение этого закона — штрафовать. Впрочем, надо подумать и о журналистах. Было бы неплохо, чтобы ларьки покупали "Власть" не дешевле, скажем, тех же 50 руб. Кроме того, надо запретить спекулировать "Властью". На социально значимые и интересные журналы может быть установлена предельная наценка — скажем, не более 15 руб. от цены, за которую вы ее продаете ларьку. Еще одна важная деталь: поскольку газета живет один день, то оплачивать поставку газеты в ларек нужно не позднее чем через день, а еженедельного журнала — не позднее чем через неделю.
И наконец, вы не любите, скажем, "Роспечать" и боитесь, что именно она вытеснит и с вокзала, и с площади Ленина дружественный вам ларек, поэтому ко всему сказанному стоит добавить: всякий торговец газетами и журналами, продающий в городе более четверти печатной продукции, не имеет права ни покупать существующие ларьки, ни открывать новые. Нужна конкуренция, а иначе где же мы возьмем деньги на выполнение государственной программы "Развитие снабжения населения РФ свежими новостями"? Ведь, согласно ей, к 2025 году каждый взрослый житель России с образованием не ниже среднего специального должен покупать продукции российских издательских домов не менее чем на 700 руб. в месяц, из них отечественной (в первую очередь "Власти") — минимум на 256 руб. 44 коп.
Отмахнитесь, но обеспокойтесь. Да, "Власть" не собирается этим заниматься. Однако это воистину рекордное число странностей — прямая калька из предложений в закон о торговле, обсуждавшихся в профильных комитетах Госдумы в ноябре-декабре 2009 года. Часть этих предложений, выглядящих на взгляд почти любого человека просто абсурдными (автор проверил реакцию на непрофильных вице-премьерах правительства), войдет в закон, который, как ожидается, президент Дмитрий Медведев подпишет в последних числах 2009 года.
В истории закона о торговле куда ни плюнь — всюду рекорд. Это один из старейших обсуждаемых законов: его первые наметки появились еще в 2002 году, проект пережил двух министров сельского хозяйства и две реорганизации министерства, ведающего торговлей. Министр промышленности и торговли Виктор Христенко еще год назад во всеуслышание заявил, что закон, в общем-то, не нужен вовсе. Мы не способны назвать точную цифру совещаний в правительстве, посвященных этому закону, но уверены в том, что она трехзначная (обычная практика — не более двух десятков). Список только отклоненных поправок ко второму чтению закона в Госдуме составляет 167 страниц. Закон был столь тяжел, что в начале ноября его приходилось вносить в Госдуму в течение двух суток три раза — по дороге он портился, видимо, задевая о двери, и оттого несколько менял смысл, так что его приходилось возвращать в Белый дом на починку. Заслышав о законе, чиновники администрации президента просили им больше по этому вопросу не звонить никогда. Лишь Аркадий Дворкович, помощник президента, не побоялся внести в него свою лепту, потребовав смягчить часть драконовских норм. Наконец, спикер Госдумы Борис Грызлов пообещал лично проконтролировать в законе каждую запятую, чтобы противники русского агропрома не внесли в него подвохов.
Мотивации сторон в поддержке тех или иных норм в процессе менялись также множество раз. К осени 2009 года, когда подготовка закона вошла в финально-скандальную фазу, конфигурация выглядела примерно так.
Одна сторона — крупные федеральные торговые сети, заинтересованные в том, чтобы развиваться максимально быстро даже после кризиса; наиболее крупный игрок — холдинг X5, объединяющий "Перекресток" и "Пятерочку".
Вторая — российские крупные агропроизводители, считающие, что крупные сети им недоплачивают. Корреспонденту "Ъ" доводилось слышать, как в Госдуме аграрии-депутаты обсуждают еврейский заговор в сетевой торговле: главой X5 имеет радость быть Лев Хасис, который, по этой версии, разглядел в Аркадии Дворковиче единоплеменника и "бухнулся в ножки своим у Медведева". А известный куровод Сергей Лисовский так и открыто говорил об американском следе в противодействии патриотичному закону.
Третья сторона — региональные власти, они нередко связаны с местными продуктовыми сетями, конкурентами федеральных, равно как и с агропроизводителями, поэтому союзны аграрному лобби.
Четвертая, самая загадочная,— госбанки, прежде всего Сбербанк и ВТБ. Им должны по кредитам множество ритейлеров в России, они уже владеют розничными активами, и им интересно обеспечить законодательно максимум преференций собственности, находящейся под их управлением.
Наконец, есть и правительство России, и Госдума. Надо отдать им должное, вот уже несколько лет они героически воздерживались от попыток вмешаться в работу крупных рынков в стране. Но рынок продовольственного ритейла с оборотом около 7 трлн руб. в год сломил их волю. Перед таким неисчерпаемым источником популистских высказываний спасовали и премьер-министр, и президент,— чего стоит одна возможность бить себя в грудь и говорить о том, что граждан России защищают от грабежа при покупке молока, хлеба и товаров первой необходимости!
Промежуточный итог битвы по состоянию на 15 декабря 2009 года таков. Большая часть антирыночных и противосетевых норм (атакующей стороной были агролоббисты) или значительно смягчены, или аннулированы — закон почти пуст. Единственным резким ограничением закона является норма о запрете включения в договор поставки продуктов в сеть каких-либо условий, кроме скидки за объем: сеть, обещающая продать больше, имеет право получить скидку, но не более 10% от суммы сделки. Норму о том, что одна сеть в городском или муниципальном районе не может занимать более четверти, смягчили так, что в каждом конкретном случае ситуацию будет разрешать суд. Губернаторы не получили почти ничего, кроме новых обязанностей. Что выиграли госбанки, пока неясно вообще.
Для потребителя же видимым результатом станет, вероятно, сверхбыстрая смена ценников в супермаркетах. Лишенные возможности заключать долгосрочные комплексные договоры со всеми механизмами, объявленными нечестными, сети, очевидно, перейдут на более короткие соглашения с поставщиками, и каждая новая партия товара будет иметь свою цену.
В принципе на этом можно и закончить список свершений. Но рано радуетесь. Глава комитета Госдумы по экономполитике Евгений Федоров еще в ноябре 2009 года предупредил всех: поправки в закон, возможно, придется вносить уже в 2010 году. А значит, новые рекорды ждут своих авторов и пострадавших.
Мобилизация цен
В развитых странах государственный контроль за ценообразованием, как бы он ни назывался в законах, применялся в основном в военные годы.
В Британии в 1939 году был принят закон о ценах на товары и услуги, вступивший в силу с 1 января 1940 года. Список товаров, на которые распространялось действие закона, первоначально весьма короткий, постепенно расширялся. В конце концов в него вошли не только спички, соль и мука, но и батарейки для фонариков, зажигалки, услуги прачечных и т. д. Закон не устанавливал специальных цен, но лишь запрещал повышение уже существующих, если это не оправдывалось доказываемым ростом стоимости производства товаров. Ценовой контроль в Британии просуществовал до середины 1950-х годов.
В США усилия по государственному регулированию цен также предпринимались в основном в военные годы. Вскоре после вступления Соединенных Штатов во Вторую мировую войну было создано управление по ценовому администрированию, а после этого был принят и закон о контроле за ценообразованием в чрезвычайных обстоятельствах. В отличие от британской модели американское законодательство прямо разрешало устанавливать потолок цен для всех товаров и услуг, за исключением цен на сельхозпродукцию. В конце концов благодаря действию этого закона было заморожено 90% всех розничных цен.
Действие закона было отменено сразу после войны. Тем не менее вскоре после начала войны в Корее государственный контроль за ценами возобновился и продолжался в течение всего времени ведения боевых действий. В 1971 году президент Ричард Никсон ввел беспрецедентные для мирного времени меры по контролю за ценами. Было объявлено о замораживании цен на 90 дней с дальнейшим разрешением повышения цен лишь по особому распоряжению властей. Практика просуществовала до 1973 года, однако, по данным исследователей, в период действия разрешительного порядка повышения цен удовлетворялось около 90% таких прошений.
Во Франции один из первых законов о государственном регулировании цен, так называемый закон максимума, был принят в 1793 году и устанавливал максимальные цены на сельскохозяйственные товары. В 1970-х годах, борясь с инфляцией, французские власти ненадолго ввели меры, аналогичные никсоновским, однако, как и в Италии, эти меры вскоре были сведены лишь к ограничению цен на бензин.
В послевоенной Германии оккупационные властисохранили без изменений принятую еще нацистами на время войны систему контроля за ценами. Нацистские меры просуществовали до 1948 года. Противодействие оккупационных властей идее отмены контроля за ценообразованием было настолько велико, что тогдашнему директору экономического комитета британской и американской зон оккупации Людвигу Эрхарду пришлось пойти на хитрость: об отмене фиксированных цен на товары и услуги он объявил в воскресенье, когда оккупационные власти не работали. Это было очевидным превышением служебных полномочий, однако накануне провозглашения независимой Федеративной Республики Германия и учитывая то, что внутриэкономические вопросы уже давно решались самими немцами, оккупационные власти не стали отменять решение Эрхарда.