К моменту выхода этого номера Государственная дума скорее всего уже ратифицирует Соглашение о присоединении России к ВТО. Многолетние споры о плюсах и минусах этого решения станут историей, а документ, содержащий 1130 страниц печатного текста и почти 23 тысячи условий и обязательств, накладываемых на Россию,— полноценным международным договором. Последние недели перед ратификацией, что неудивительно, прошли в острых дебатах о возможных последствиях подобного шага.
Самой характерной чертой всех этих обсуждений является строго отраслевой характер дискуссии, иногда переводимой в контекст "общегосударственных", но, что парадоксально, не "личных" вопросов. Оценивается влияние вступления в ВТО на сельское хозяйство, химическую и пищевую промышленность, автомобилестроение, металлургию. Рассказывается о том, что государство потеряет, по разным оценкам, от 310 до 500 млрд рублей бюджетных доходов ежегодно и потребуются дополнительные меры по повышению поступлений в казну. Все должно создать впечатление о грядущем апокалипсисе. Вся парламентская оппозиция, включая даже рациональных политиков из "Справедливой России", голосовала против ратификации соглашения. Но так ли обоснованны опасения и действительно ли вступление в ВТО не несет нам выгод?
Ответ на этот вопрос может быть дан только в случае четкого понимания того, кто такие эти "мы". Если "мы" — это только предприниматели, чиновники и рабочие, то опасения оправданны. Если "мы" — это еще и потребители, то существуют и иные резоны. В России живут 140 млн граждан, которые каждый день должны покупать для себя все необходимое. В этом качестве они окажутся в выигрыше от наращивания конкуренции и снижения цен. В то же время около 17 млн человек работают в промышленности и сельском хозяйстве — и они в определенной мере могут проиграть. Если исходить из принципов демократии, меньшинство должно уступить воле большинства. Но стоит ли обсуждать экономику с таких позиций? В этом-то и проблема…
Итак, начнем с очевидного плюса от вступления в ВТО. Оно снизит пошлины на импортные товары и тем самым, в принципе, обеспечит понижение цен. Правда, не слишком значительно: средние пошлины на промышленные товары упадут с 9,5 до 7,3 процента, на сельскохозяйственные — с 13,2 до 10,8. Есть и исключения — в частности, пошлина на молочные продукты сократится с 19,8 до 14,9 процента, пошлины на говядину внутри квот — с 50 до 15 процентов, на свинину сверх оговоренной квоты — с 75 до 25 процентов, а на живых свиней — с 40 до… 5 процентов. Совершенно очевидно, что все это затруднит конкуренцию для российских аграриев, но, судя по всему, действительно приведет к коррекции цен на потребительском рынке. И если бюджет вдруг окажется не способен индексировать пенсии или пособия, то и траты на продукты питания вполне могут сократиться. При этом у властей есть очень широкие возможности компенсировать аграриям потери: пока производители говядины и свинины запросили у правительства дотаций дополнительно на 17 млрд рублей — в условиях, когда по букве соглашений с ВТО оно может поддерживать сельское хозяйство на 9 млрд долларов (или почти на 300 млрд рублей, из которых в этом году предполагается использовать лишь 149 млрд). Значит, власть вполне может справиться с данной проблемой, не допуская ни снижения уровня жизни, ни разорения сельхозпроизводителей. Разумеется, все эти потенциальные преимущества для потребителей нужно воспринимать с учетом серьезных монопольных тенденций в нашей торговле, которые могут воспрепятствовать заметному снижению цен.
Куда более сложная ситуация в промышленности. Здесь есть как отступления, так и — что удивительно — "контратаки". Например, сегодня пошлина при импорте широкофюзеляжных самолетов не взимается, но с вступлением в ВТО ее будут взыскивать по ставке 20 процентов и лишь через 7 лет снизят до 7,5 (для остальных самолетов — до 12 процентов). На первый взгляд это хорошо: отечественным производителям обеспечены дополнительные льготы — только самолетов мы по-прежнему не производим (14 штук за весь 2011 год — против 9-11 в неделю у Boeing и Airbus). В автомобильной отрасли пошлины будут снижены почти в 2 раза, в фармацевтике — в 3 раза. На первый взгляд это плохо, но разве не правильнее не переплачивать за лекарства, тем более что их прямым импортом покрывается до 70 процентов общероссийского потребления, "российское" производство осуществляется на 3/5 из импортных субстанций, а совокупный валовой продукт фармацевтической отрасли составляет не более 100 млрд рублей, или менее 0,2 процента ВВП страны? Поэтому в каждой отрасли нужно оценивать эффект от введения норм ВТО отдельно, но и в этом случае выгоды для потребителей зачастую выглядят достаточно очевидными.
Здесь мы подходим к важнейшей проблеме — конкурентоспособности наших производителей перед лицом возрастающего импорта. Она не касается нефтяников и газовиков, чья продукция вообще не регулируется нормами ВТО, но, за исключением металлургов и производителей удобрений, большинство наших промышленников однозначно высказываются против новых подходов. И тут особого внимания заслуживает не сам этот факт, а набор применяемых аргументов. Недавно в печати появился целый разворот, в котором "на правах рекламы" пропагандировалось неприсоединение России к ВТО,— его стоит прочесть. Например, Валерий Мальцев, гендиректор "Ростсельмаша", считает, что на рынок хлынет дешевая сельхозтехника и доля российских производителей сократится с 52 до 3 процентов. Но тут же уважаемый директор утверждает, что это ухудшит положение аграриев (это более-то дешевая техника?), и походя отмечает, что сейчас его предприятие "экспортирует комбайны в 27 стран" (но тогда почему оно должно проиграть конкурентам на собственном рынке?). Получается не слишком убедительно. Борис Ягуд, исполнительный директор Ассоциации предприятий хлорной промышленности, справедливо говорит о возможном наплыве дешевого импорта из Китая, замечая, что электроэнергия, на которую приходится в его бизнесе большая часть издержек, стоит в России 2,5-3 рубля за кВт/ч, а в Поднебесной — всего 30-40 копеек. Но, простите, это ВТО навязала нам такую цену на электричество или жадность наших собственных энергетиков? Георгий Самодуров, глава ассоциации "Станкоинструмент", тоже не без основания говорит о том, что иностранные компании гораздо охотнее поставляют технику в лизинг, располагая системой поддержки экспорта. И он прав, но и в этом случае нужно винить не ВТО, а господ из фирм, которые занимаются в основном только распилом отпускаемых на эти цели государством средств. И перечисление можно продолжить.
Российские компании после вступления страны в ВТО действительно станут менее конкурентоспособными, но причинами того окажется не столько конкуренция извне, сколько крайняя завышенность тарифов со стороны "естественных" монополий, исключительная неэффективность государственных институтов и упорное нежелание власти допускать на внутреннем рынке ту конкуренцию, которая могла бы подготовить компании к нормальным условиям функционирования. И весьма показательно, например, что ВАЗ, ГАЗ и "Соллерс" сейчас лоббируют законопроект о введении особого "утилизационного" сбора на ввоз подержанных иномарок, а группа "Автотор" готовится наращивать производство на своем "калининградском плацдарме". ВТО, несомненно, заставит наши компании быть более эффективными, но, собственно, что тут плохого? Те условия, которые выторговали переговорщики из Минэкономразвития, дают нам массу возможностей и оставляют в руках государства важные инструменты регулирования — ими просто нужно воспользоваться. И если сделать это правильно, можно в перспективе вернуть себе рынок, который кажется сейчас чуть ли не потерянным.
Итак, на одной чаше весов при вступлении в ВТО лежит конкурентоспособность части промышленности и усилия государства по поддержке этих предприятий. На другой — рост предложения на потребительском рынке и снижение цен на значительное число позиций товарной номенклатуры. При этом, подчеркну, если пошлины и снижаются, то, например, взимание НДС с импортируемых товаров никто не отменял. А это означает, что рост импорта на 100 млрд долларов к 2014-2015 годам, который считают возможным последствием вступления в ВТО, принесет казне 18 млрд долларов дополнительного дохода просто из воздуха. При этом уже сегодня оптовая и розничная торговля обеспечивает 18,1 процента ВВП, тогда как промышленность — 14,5. Рост товарооборота на 20-25 процентов за 3-4 года обеспечит дополнительно не менее 1,3 процента прироста ВВП ежегодно, да и рабочих мест в этой сфере создается намного больше, чем в индустриальном секторе (за 2005-2010 годы здесь прибавилось более 1,2 млн рабочих мест, тогда как в промышленности их число сократилось на 1,1 млн). Конечно, многие из этих вакансий замещаются гастарбайтерами, но в том вина адептов Единого таможенного пространства и Евразийского союза. В общем и целом негативные эффекты от вступления в ВТО вполне могут перевешиваться позитивными следствиями.
Проблема ВТО для России сводится к двум вопросам, каждый из которых, на мой взгляд, судьбоносен для перспектив развития страны. И ни один из них не касается непосредственно шансов России на модернизацию. Действительно, до вступления в ВТО модернизацию проводить проще, чем в рамках этой организации, это прекрасно показывает опыт Китая. Но если 18 лет в Кремле никто не пытался модернизировать страну иначе как на словах, сейчас не стоит сожалеть об упущенных шансах. Их просто не было. А "если у вас нет собаки, ее не отравит сосед…", как пелось в популярной советской песне. При правительстве, которое сидело на нефтяной игле куда более прочно, чем вся страна в целом, о модернизации не стоило даже и вспоминать. Поэтому поговорим о более реальных вещах.
Итак, первый вопрос, который сейчас встает со всей очевидностью,— это вопрос о том, что для страны важнее: благополучие 140 млн потребителей или 17 млн производителей и 3 млн чиновников? На мой взгляд, ответ очевиден. Нам нужны более дешевые продукты, более доступные и качественные лекарства, большее разнообразие товаров. Нам нужны инструменты, которые докажут, что аппетиты наших государственных монополий слишком велики. Без тотального проигрыша иностранным конкурентам отечественные компании не начнут давить на правительство ради снижения тарифов, всегда предпочитая отыгрываться на потребителях и перекладывать свои проблемы на нас. А эффективность наших "чемпионов" и жажда прибыли таковы, что я не удивлюсь, если через несколько лет мы будем массово импортировать бензин из Европы (где оптовые цены, не считая взимаемых на автозаправках акцизов, уже сейчас равны российским, а качество заметно отличается в лучшую сторону), тогда как "Роснефть" под руководством Игоря Сечина будет блокировать все попытки ввести в стране хотя бы стандарт Евро-3. Вступление в ВТО — это инструмент установления в России "предельно допустимых" цен на не слишком качественные отечественные товары и услуги, и в этом отношении оно выгодно всем и каждому в нашей стране.
Не менее важен, однако, и второй вопрос, который будет поставлен данной мерой со всей жесткостью. И это вопрос об эффективности российского государства — не отдельных групп ОМОНа или части силовиков, а государства как комплексного института. Потому что ВТО оставляет своим членам много инструментов для поддержки своих производителей. Никто не препятствует развитию лизинговых схем или кредитованию экспорта, но у нас традиционно считалось, что ведомства, занимающиеся этим, просто осваивают государственные средства. Теперь, хочется верить, им придется работать. Или хотя бы не надувать щек, если работать они не смогут. Государству придется более комплексно относиться к бюджету, правильнее администрируя доходы, не направляя их в оборонное ведомство или Министерство внутренних дел, а четко распределяя дополнительные доходы от импорта и дополнительные налоги с торгового оборота на нужды поддержки отдельных секторов промышленности; выделяя точки роста и обеспечивая ускоренное развитие новых отраслей и т.д. И это будет большим благом для российской экономики и российского общества, так как столь анахроничный государственный аппарат является для страны непозволительной роскошью.
Вступая в ВТО, Россия делает крайне важный выбор. Она выбирает между рынком продавца, которым мы во многом остаемся, хотя и простились с СССР, и рынком покупателя, в условиях которого давно живет большинство развитых стран. Нам нужна более открытая конкуренция на потребительском рынке, потому что только она остановит рост цен и заставит обратить внимание на то, что основой его все последние годы был рост монопольных тарифов и прибылей госкомпаний. Нам нужна борьба с иностранными компаниями, за которыми зачастую стоят государственные структуры, потому что только она заставит наше государство перейти от словоблудия к реальным мерам по поддержке отраслей. Вступая в ВТО, Россия прощается с протекционизмом и исключительностью; впервые в истории она действительно отдает часть своего суверенитета международной организации, а часть функций по принятию решений выводит за пределы собственных границ. И об этом можно было бы сожалеть лишь в случае, если быть уверенным, что этот суверенитет всегда использовался на благо страны, а эти решения всегда оказывались беспристрастными и эффективными. Но так как это далеко не очевидно, жалеть об этом я бы не стал.
Собственно, это все, что хотелось сказать относительно долгожданного вступления России в ВТО. Хотя есть и еще одно наблюдение — особенно странное. Три оппозиционные партии проголосовали в Думе против этого шага. Значит ли это, что они приветствуют монополизм и госкапитализм, насажденные в последние годы в российской экономике кремлевскими кланами? Что они в большей мере млеют от почтения к чиновничьим полномочиям, чем сами единороссы? Что они не хотят, чтобы безумия российской власти хоть кто-то мог контролировать и призывать ее к ответу? Или все еще надеются на ФАС и меры по развитию конкуренции, к которым призывают президент и премьер? Хочется верить, что кто-то из этих оппозиционеров прояснит ситуацию…
