По словам мэра Москвы Сергея Собянина, за 2012 год объем частных инвестиций в столицу вырос на четверть и почти достиг докризисного уровня, а общие вложения в экономику города составили $30 млрд. При этом обеспеченность жильем в Москве одна из самых низких в России, а по площади торговых центров и деловых зданий город отстает от зарубежных мегаполисов. По мнению главы города, это не только проблема, но и повод для привлечения инвесторов в Москву. В то же время в отношениях с иностранными инвесторами столица РФ пока довольно консервативна. Москва готова выйти из конкурентных отраслей, ввести единые правила для иностранных и российских инвесторов, но пока больше интересуется привлечением высокотехнологичного бизнеса — на фоне растущей конкуренции с другими регионами, рассказал “Ъ” заместитель мэра по экономическим вопросам Андрей Шаронов.
— Когда у вас с иностранными инвесторами проходит встреча один на один, о чем они спрашивают?
— Они интересуются, если они приедут в Москву, к кому они могут обратиться. И мы пытаемся создать ситуацию, когда стратегические инвесторы могли бы адресно обращаться, например, ко мне или еще к кому-то. А остальные — в штаб, который возглавляет руководитель департамента науки, промышленности и предпринимательства Алексей Комиссаров.
— Если говорить о привлечении иностранных инвестиций в развитие Москвы, вы ощущаете конкуренцию за них с другими регионами?
— Ощущаем. На самом деле сейчас многие регионы подтянулись по качеству жизни, а по вниманию к отдельным инвесторам они давно нас переплюнули. Во времена предыдущего правительства подход к инвесторам был такой: все мечтают вкладывать деньги в Москву, что у нас еще стоит огромная очередь из инвесторов и мы просто будем выбирать самых лучших. То есть Москва не искала инвесторов, потому что ситуация дефицита и огромные нормы прибыли помогали делать фантастический бизнес «для своих», особенно в девелопменте. Вот эту ситуацию мы сейчас пытаемся менять — и не только в девелопменте, но и в других областях. Есть много инвесторов, которые мечтают не строить, а получить помещение в аренду и заниматься там бизнесом. Нам как раз интересны те инвесторы, которые приходят с высокотехнологичным бизнесом, а не просто хотят построить десять домов и продать их.
— Какие механизмы поддержки вы готовы предложить иностранным инвесторам? Потому что, если даже половина российских рисков не существует на практике, другая половина все равно остается. В рейтинге Всемирного банка, например, по подключению к энергосетям Россия на последнем, 184-м месте.
— Мы надеемся, что в этом году рейтинг будет пересмотрен, потому что ситуация радикально изменилась по низкой мощности до 15 кВт, она меняется уже и по средней мощности до 150 кВт. Это большой прогресс, и мы надеемся, что инспекторы Всемирного банка это отметят. В прошлом году у нас уже был прогресс, который они не увидели, потому что, к сожалению, мы не проговорили методику оценки и они опрашивали тех людей, которые подключались к сетям в 2009 или 2010 годах. Бизнес в 2012 году уже закончил стройку, и когда им задают вопрос про подключение, они рассказывают сюжет двух-трехлетней давности. То же самое про разрешение на строительство. Я далек от мысли, что мы все проблемы решили, но самые грандиозные сложности мы сняли и сейчас будем настаивать на том, что у нас вместо 42 обязательных процедур осталось всего 10. Временные затраты тоже сокращаются: в 2009 году Всемирный банк считал, что для получения разрешения на строительство требуется 700 дней, а сейчас уже 344 дня, то есть ситуация меняется.
Что касается работы с иностранными инвесторами, мне вообще кажется правильным иметь некие универсальные правила для всех: и для российских, и для иностранных. Не должно быть двух стандартов. Скорее иностранные инвесторы должны получать какую-то дополнительную информацию, поддержку просто в силу того, что они не знают Россию и боятся ее. У них нет местного партнера.
— Местный партнер необходим?
— Как правило, да. Хотя я думаю, что это вопрос времени, вопрос культуры. Если вспомнить нашу историю за последние 20 лет, то, с одной стороны, есть большое разочарование из-за упущенных возможностей. Но, с другой стороны, вспоминая, с чего мы начинали, понимаешь, что все-таки прогресс огромный. И, согласитесь, за 20 лет построить из социалистической экономики, которая порой противоречила фундаментальным принципам даже человеческой психологии, рыночную экономику достаточно сложно. Особенно когда и во власти, и в экономике остается большое количество людей с менталитетом «лучше, если государственное», которые живут в модели «здесь и сейчас» и не готовы работать на перспективу.
— То есть не будет так, что иностранные инвесторы получат специальные налоговые льготы?
— Нет. У нас нет индивидуальных налоговых льгот.
— Другие регионы идут на это.
— Нет, пожалуйста, у нас ведь есть такие возможности, как специальная экономическая зона. Там легальные льготы и не очень высокие требования к компаниям, которые хотят стать резидентами такой зоны. У нас есть иностранные инвесторы, которые приходят сейчас в технополис «Москва», бывший завод «Москвич». Они получают более низкую арендную ставку при условии, что инвестируют и занимаются определенными видами деятельности.
— Многие инвесторы жалуются, что вы не торопитесь продавать активы, а если выставляете их, то по очень высокой цене.
— Конечно, мы, как продавцы, хотим получить максимум и у нас есть фискальный интерес помимо структурного. Структурный интерес состоит в том, чтобы выйти из конкурентных отраслей и не заниматься тем, что не входит в компетенцию городских властей.
— Насколько силен ваш фискальный интерес, учитывая хорошую ситуацию с бюджетом?
— Если можно получить 10 рублей, зачем мы будем соглашаться на 8 или на 5?
— То есть ситуация такая же, как с большой, федеральной приватизацией?
— Да. Но другое дело, что если вы выставляете актив, а он не уходит по этой цене, то у вас появляются легальные способы ее пересмотра. Мы не хотим, чтобы нас обвинили в том, что мы намеренно продали какой-то актив за нерыночную цену или — еще хуже — в конкретные руки. Чтобы не было таких разговоров, выбирается максимальная оценка, которая осуществляется несколькими методами или даже несколькими оценщиками, и выбирается максимальная цена с тем, чтобы защитить публичные интересы. А дальше если мы видим, что отсутствует интерес, мы либо снижаем цену, либо говорим, что это просто неблагоприятная конъюнктура, и через некоторое время снова предлагаем активы к продаже. То есть, с одной стороны, у нас есть желание избавиться от непрофильных активов, но, с другой стороны, мы не стремимся сделать это любой ценой.
— Вы разработали стратегию развития Москвы до 2025 года…
— Она пока в процессе доработки и еще не одобрена. Мы начали готовить эту стратегию в сентябре 2011 года. После этого уже в 2012 году начались процессы, связанные с расширением Москвы, и более явным образом пошли процессы с рассмотрением перспектив агломерации — не просто Новой Москвы, а гораздо более широкого неадминистративного образования. Все это повлияло на стратегию. Сейчас мы пытаемся учесть эти параметры, в том числе то, что было создано в рамках конкурса по концепции московской агломерации. Затем мы планируем разместить стратегию в открытом доступе для обсуждения, так как есть желание сначала ознакомить с ней общественность, чтобы это не было результатом работы только чиновников и экспертов. Гонконг, например, десять лет обсуждает стратегию своего развития. И потом к концу 2014 года мы должны одобрить новый генплан города, и эти документы тоже должны быть скоррелированы.
— Центральный вопрос реализации стратегии, как отмечали многие эксперты,— это концепция управления московской агломерацией. Высказывалось мнение, что необходимы объединение Москвы и области или какая-то схема по координации их политики на федеральном уровне. Как вы это видите?
— Тут есть несколько слоев. Первое: агломерация — это все-таки не административное образование. Если очень поверхностно, агломерация — это совокупность поселений, находящихся в относительной близости друг друга и объединенных единой транспортной схемой и ежедневной трудовой миграцией. Мировой опыт показывает, что пытаться каждый раз под агломерацию подгонять административную границу — бесперспективное занятие.
Наверное, было бы проще, если бы Москва была объединена с областью. Но если посмотреть на прогнозы, то некоторые специалисты говорят, что к 2025 году московская агломерация выйдет за рамки Московской области. В таком случае опять придется пересматривать границы. К тому же если вы объединяете Москву и область, то у вас несколько смещается фокус, потому что разрыв в качестве инфраструктуры между Москвой и, например, Серебряно-Прудским районом области гигантский. Но если у вас Москва и область становятся одним субъектом федерации, то вместо того, чтобы усиливать Москву, вам придется заниматься развитием Серебряно-Прудского или Волоколамского района. А на самом деле речь идет о том, чтобы развить мегаполис, развить агломерацию более быстрыми темпами.
Наш опыт показывает, что все-таки основной способ координации действий в агломерации — это договариваться. Вопрос создания московского транспортного узла как раз является относительно хорошей иллюстрацией того, как удается договариваться. В соглашении о создании транспортного узла три участника — город, область и Минтранс.
— То есть вы видите координацию в московской агломерации как соглашения в различных областях между Москвой, областью и федеральным центром?
— Да, пожалуй, таким образом.
— Соглашение насчет московского транспортного узла было подготовлено еще при прежнем губернаторе. А с нынешним губернатором Андреем Воробьевым у вас какие отношения?
— Рабочие. Новое правительство Московской области тоже понимает, что надо договариваться, и видит проблемы. Если упрощать и свести взаимоотношения Москвы и области к проблеме дорог, то ни нас не устраивает, когда мы расширяем дорогу, а она упирается в бутылочное горлышко в области, ни их не устраивает, когда у них есть большая дорога, которая ничем не заканчивается в Москве.
— Есть ведь и большое искушение построить что-нибудь на московские деньги. Москва большая и богатая, а область…
— Это правда, и Москва тратит деньги на часть объектов, которые находятся на территории Московской области. В частности, Москва выделяет часть денег на железнодорожный транспорт, который идет по территории Московской области. То есть город решает свои проблемы, одновременно решая и проблемы области.
Более того, в воздухе висит постоянная ревность к Москве, что Москва якобы живет за счет всей остальной России. Поэтому нужно понимать, что гипотеза о том, что если бы эти деньги не пришли в Москву, они обязательно пришли бы в другой город, неправильная. Скорее всего, если бы они не пришли в Москву, они пришли бы в какую-то другую страну. И наоборот, если деньги пришли в Москву, следующим пунктом назначения может быть любой из российских регионов. Москва служит в данном случае для инвесторов точкой входа на российский рынок, потому что в Москве более высокие стандарты бизнеса, более высокий уровень жизни.
Это очень важный симбиоз в обе стороны: и для российского региона, и для Москвы. В Москве 6,3 млн рабочих мест, из них москвичами заняты 4 млн. Разве это значит, что если бы эти люди, приехавшие из регионов, не работали в Москве, они бы работали в регионах? Не факт. Они зарабатывают в год примерно 700 млрд рублей, которые увозят к себе в регионы и тратят там. Да, можно сказать, они платят налоги в Москве, так ведь Москва строит для них транспорт, оплачивает систему здравоохранения и т. д., и городу нужны огромные деньги для этого. Мы пытаемся показать, что неправильно оценивать ситуацию в Москве и ожидания Москвы по поводу участия федеральных властей в развитии транспортной инфраструктуры как какую-то попытку нажиться за счет остальной России. Это важно для всей страны.
— Вы до сих пор ощущаете себя абсолютным лидером среди российских регионов?
— Нет. Конечно, по масштабам Москва — абсолютный лидер, и не только в России. Но по отдельным параметрам, характеризующим качество жизни, развитие отдельных отраслей, мы отстаем. Например, по количеству торговых площадей мы отстаем, в частности, от Петербурга и Краснодара. Тема важная, это не вопрос престижа, это вопрос конкуренции в торговле и торговых надбавок. Чем меньше конкуренция, тем выше надбавка.
— А почему есть такое отставание? В Москве сложнее получить помещение?
— Да, как правило, помещение трудно найти. Конечно, речь не идет о том, что сетевые ритейлеры — наша конечная цель. Нам нужны все форматы, в том числе киоски.
— Антитабачный закон, который запрещает продажу сигарет в киосках, их добьет.
— Да, не разрешено будет продавать ни алкоголь, ни сигареты, и это, конечно, число киосков уменьшит. В принципе большое количество киосков — это реакция на недостаток помещений в капитальных сооружениях. Киоски выполняют функцию магазина у дома и источника удовлетворения импульсного спроса. Прошел — купил газету, прошел — купил бутерброд, то есть не специально пошел, а прошел мимо. Такие форматы нужны.
— Если посмотреть рейтинг, составленный «Опорой», в Москве условия для малого бизнеса получаются одни из худших среди крупных российских городов…
— Это следствие той же проблемы, когда Москва не нуждалась в инвесторах. Мы в некотором смысле усугубили наши отношения с малым бизнесом через борьбу с киосками, через ликвидацию льгот по аренде и через прекращение ряда субсидий. Объясню, почему мы так сделали. По киоскам была ситуация, когда это был в основном «серый» бизнес, который не платил налоги и ужасно уродовал город. Я думаю, с этими аргументами все согласятся, даже сами предприниматели. Мы попытались привести все это в правовое поле. Специфика уличной торговли, street retail, такова: ты взял коробку, перевернул ее вверх дном, разложил апельсины, которые купил в магазине, и уже зарабатываешь деньги. Тебе нужен минимальный оборотный капитал. Поддерживать такой низкоквалифицированный бизнес — не наша первоочередная задача. Мы выступаем за привлечение высококвалифицированной рабочей силы.
— Но вместе с тем для людей, которые хотят заняться бизнесом,— это один из самых простых способов. Кроме того, если есть спрос, его же должен кто-то удовлетворять?
— Да, поэтому мы в общем развиваем торговлю. Мы сейчас пытаемся отделить легальные киоски от нелегальных через схему размещения объектов, которой никогда не было. Причем легальный киоск уже платит налоги, и в принципе это достаточно существенные поступления. Наконец-то мы узнали экономику киоска — нам же все время рассказывали, что они еле выживают, а на самом деле бизнес платил эти же самые деньги, просто не городу, а чиновникам и бандитам.
Что касается льгот по аренде, то здесь в некотором смысле все проще. Это была временная вынужденная мера. Льготами по аренде до их отмены пользовалось 2,5% малого бизнеса. Так не бывает, что мы ущемили 2,5% бизнеса и все предпринимательство в городе взорвалось. Мы просто не слышим хор голосов тех бизнесменов, которые просят хотя бы выровнять условия ведения бизнеса. Почему кто-то платит 1,8 тыс. рублей за квадратный метр, а другой в здании напротив платит 18 тыс. рублей? И почему мои деньги как налогоплательщика идут на субсидирование моего конкурента? На эти вопросы нет ответа, и его не может быть. Не может быть двух рынков аренды недвижимости: многие из тех, кто получал помещение по льготной ставке, тут же перепродавали это в рынок. Так всегда происходит: как только вы нашли источник дохода на стороне государства, это превращается в бизнес, и вы уже не своим делом занимаетесь, а постоянно выбиваете льготы.
Поэтому, отменив льготы по аренде, мы поступили абсолютно правильно. Единственное, за что нас можно критиковать,— это, наверное, было сделано очень резко и не была проведена разъяснительная работа. Звонит мне один уважаемый иностранный предприниматель, жалуется: у него в десять раз увеличилась арендная плата. «А где вы сидите?» — «Мы сидим на Полянке».— «А сколько вы платите?» — «1,8 тыс. рублей за квадратный метр». Ну не бывает на Полянке помещения за 1,8 тыс. рублей за квадратный метр. Значит, если нет возможности столько платить, нужно менять месторасположение и переезжать в Бутово. Не бывает чудес: на Пятой авеню в Нью-Йорке невозможно сделать какое-нибудь большое издательство — оно не выживет экономически. А у нас выживет — за счет городских субсидий, за счет потерь города.
При прежнем правительстве Москва ежегодно тратила 2,5–3,5 млрд рублей на различные субсидии. Но значительная часть этих денег попадала либо «своим» компаниям, либо скармливалась инфраструктуре. Так, в Москве было 75 центров поддержки предпринимательства и две трети денег уходило не предпринимателям, а на функционирование этих центров. В Москве было 23 сайта поддержки предпринимателей — мы сделали один.
— Много говорится про то, что время сырьевой ренты для Москвы подходит к концу. Сколько город потерял из-за закона о консолидированных налогоплательщиках?
— Мы суммарно потеряли от всех федеральных факторов, связанных с изменением правил налогообложения, порядка 130 млрд рублей в 2012 году. Мы очень много, даже больше, чем от закона о консолидированных налогоплательщиках, потеряли от льготы по ускоренной амортизации для «Газпрома». Ему разрешили списать больше на амортизацию, следовательно, прибыль уменьшилась, и мы вынуждены были вернуть им часть переплаченных налогов за 2009–2011 годы. Потом были большие переплаты уже в силу консолидированных групп налогоплательщиков из нефтяного бизнеса. Таким образом, поступления налогов от нефтяных компаний в прошлом году упали в 32 раза. Плюс мы получили меньше, чем планировали, по налогу на прибыль и на доходы физических лиц, потому что рост доходов оказался меньше, чем мы предполагали. Немного сгладило ситуацию то, что сильно увеличились имущественные налоги.
— А вы оценивали, сколько городу принесет новый налог на недвижимость, который будет рассчитываться из кадастровой стоимости?
— Пока я не могу сказать.
