Вчера президент России Владимир Путин в Кремле принял премьер-министра Греции Алексиса Ципраса и договорился с ним о том, что российское эмбарго на поставку греческих продуктов можно, не нарушая никаких правил (в том числе и установленных самой Россией), обойти с помощью создания совместных предприятий. Кроме того, российский президент дал понять, что Россия готова кредитовать новые крупные проекты в Греции (речь идет прежде всего о строительстве газопровода), а отдавать кредиты Греция сможет из прибыли, которую они будут приносить. К тому же Россия намерена активно участвовать в приватизации, если Греция решит пойти на нее. О том, как договорились Владимир Путин и Алексис Ципрас,— специальный корреспондент "Ъ" Андрей Колесников из Первого корпуса Кремля.
Греческий премьер Алексис Ципрас похож на какого-то актера, конечно. При этом его индивидуальность состоит в том, что невозможно сказать, на какого именно, потому что сразу на многих, если не на всех.
Владимир Путин похож на себя. В том смысле, что переговоры начались с некоторым опозданием, впрочем, некритичным: задержка была примерно на полчаса.
Алексиса Ципраса сопровождали министр иностранных дел, первый заместитель министра финансов и министр экономики, который, как ни странно, вошел в Представительский кабинет с большим рюкзаком в левой руке. Причем рюкзак был скорее наполовину пуст, чем наполовину полон. Это выглядело очень странно: он как будто собрал посошок на всякий случай, уезжая в Кремль.
Господин Ципрас немедленно освоил кресло, в котором разместился. Он развалился в нем с такой веселостью, что она не оставляла сомнений: он уже чувствует себя тут как дома.
Владимир Путин говорил коллеге такие слова, от которых и вправду могло возникнуть такое ощущение: про общие духовные корни, про удивительный характер отношений России и Греции… И чем больше он говорил, тем сильнее было ощущение, что российский президент едва ли не оправдывает коллегу перед другими его коллегами за то, что тот приехал в Москву: ну, как не приехать с такими-то корнями.
Причем когда недавно в Кремле был, например, глава итальянского кабинета министров Маттео Ренци, подобные мысли никому и в голову не приходили: обыкновенный рабочий визит (см. "Ъ" от 6 марта). Но стоило прилететь в Москву премьеру ослабевшей страны, как коллеги по ЕС столько уже успели наговорить ему вдогонку, так настыдили, что простые протокольные слова Владимира Путина казались попыткой защитить греческого премьера от его заклятых друзей.
Алексис Ципрас поздравил Владимира Путина с надвигающимся 70-летием Победы над фашизмом и заметил, что, как известно, "по отношению к количеству населения нашей страны Греция имела самые большие жертвы во Второй мировой войне". Это было наблюдение, которым, безусловно, дорожат в Греции: оно отличает страну даже от России.
Алексис Ципрас тоже рассуждал про общие традиции, общую борьбу, про отношения, которые "сохранились вне зависимости от обстоятельств".
Мы совместно постараемся работать на благо наших народов,— заметил он, прежде чем журналистов попросили освободить помещение для переговоров в закрытом режиме и узком составе.
Переговоры были не слишком долгими. По сведениям "Ъ", Алексис Ципрас, с которым Владимир Путин увиделся в первый раз, показал, по мнению российской стороны, себя человеком, склонным к быстрым и волевым решениям.
Да он и одет был так, что, казалось, хотел это подчеркнуть, то есть без галстука. Словно хотел сказать, что он и в самом деле человек стремительный и чуждый каких бы то ни было условностей.
И это был первый человек, который в таком виде появился в Представительском кабинете Кремля.
Вчера к тому же состоялась первая после, я бы сказал, многомесячного перерыва полноценная пресс-конференция в Кремле с участием двух лидеров. Маттео Ренци, например, приехав, попросил ограничиться заявлениями для прессы: видимо, не хотел обострять обстановку, связанную с этим приездом. То есть элементарно опасался наговорить лишнего. Либо опасался, что лишнего может наговорить Владимир Путин.
Алексис Ципрас продемонстрировал, что презирает такие соображения.
Между тем Владимир Путин поначалу был очень сдержан. Рассказал, что коснулись "перспектив реализации крупного инфраструктурного проекта, который мы называем "Турецкий поток",— ключевого проекта по транспортировке российского газа через Турцию на Балканы, возможно, в Италию, в Центральную Европу".
Он не напрасно сказал "мы называем": известно, что греки болезненно относятся к слову "турецкий" в этом названии.
Упомянул про развитие туризма, про грядущий год России в Греции и год Греции в России и про то, что народы двух стран плечом к плечу сражались против фашизма…
Греческий премьер был содержательнее. Сразу заявил, что Греция — суверенная страна и что он намерен был в Москве "возобновить усилия во все направления", чтобы вернуть экономические отношения к тому уровню, который по крайней мере был раньше (за прошлый год товарооборот упал на 40%).
Было такое впечатление, что Алексис Ципрас приехал в Москву повоевать с Евросоюзом. Он, конечно, сказал, что уважает обязательства своей страны перед ЕС, но намерен использовать "все возможности на международном уровне для продвижения интересов греческого народа".
То есть это была речь и для внутреннего употребления. И возможно, даже скорее для внутреннего.
И он стал задавать вопросы: "Как увеличить греческий экспорт в Россию? Как можно снять российский запрет на ввоз греческих продуктов? Как увеличить энергетическое сотрудничество?.." Ему требовались ответы.
То есть бил он, можно сказать, наотмашь. И понятно кого.
Греческий премьер более определенно высказался и про газ (две трети газа, который импортирует Греция,— российский, а своего у нее нет). Греческий трубопровод, по его словам, начнется на турецко-греческой границе и раскинется по Евросоюзу "с полным соблюдением законодательства ЕС".
Украина, по словам Алексиса Ципраса, беспокоит Грецию с точки зрения защиты интересов "десятков тысяч украинцев греческого происхождения, проживающих в основном в Мариуполе и в соседних регионах", то есть непосредственно во фронтовой и прифронтовых зонах.
И тут он тоже оказался безупречен: никто после этого не назовет интерес Греции к событиям на юго-востоке Украины избыточным. У кого из партнеров по ЕС, в конце концов, живет такое количество соотечественников, да еще и в Мариуполе? У Ангелы Меркель? У Франсуа Олланда?
Похоже, у Алексиса Ципраса было больше, чем у них, моральных оснований участвовать в минских переговорах.
Говоря про санкции, греческий премьер был очень резок:
Надо оставить тупиковый путь порочных санкций.
Два прилагательных усиливали друг друга, как рабочий колхозницу.
Первый же вопрос греческого журналиста был про возможную финансовую помощь Греции.
Греческая сторона не обращалась к нам ни с какими просьбами о помощи,— быстро сказал Владимир Путин.
То есть как спросили, так и ответил. На самом деле все оказалось немного сложнее (но не намного). И Владимир Путин объяснил, что совместные проекты, которые может прокредитовать Россия, способны быстро начать приносить доходы (например, трубопровод… "Речь идет о сотнях миллионах долларов за транзит! То есть просто так!") и "из этих доходов могут быть погашены эти кредиты".
Кроме того, по словам российского президента, наша страна может поучаствовать и в программе приватизации, если Греция объявит о ней (а судя по всему, объявит: господин Путин говорил об этом с характерным прищуром губ), и главное для России в этой ситуации — чтобы "российские компании не были поставлены в худшие условия по сравнению с конкурентами". Ни о чем больше он на переговорах, по его словам, и не просил.
То есть в таком случае эти компании и так выиграют все, что захотят. А интересуют Россию, сказал Владимир Путин, порты, аэропорты, трубопроводные системы…
В такой ситуации в почте и телеграфе уже даже и нет никакой необходимости.
При этом греческий премьер так ловко маневрировал между интересами России, ЕС и своей страны, что, когда я внимательно следил за ним, иногда казалось, что у меня просто начинает кружиться голова. Вот, отвечая на вопрос об отмене санкций, которые он только что назвал порочными, Алексис Ципрас заявил, что это европейская проблема и что для европейской проблемы будет найдено европейское решение.
И при этом твердо заявил, что глубоко ошибаются те, кто думает, что Греция потеряла свою геополитическую динамику.
Греческий народ должен гордиться одной только этой фразой своего лидера.
Все равно больше гордиться особо нечем.
Говоря про российские санкции насчет греческих продуктов, Алексис Ципрас с отчаянием произнес, что "это была большая рана" на теле греческой экономики, и даже, можно сказать, незаживающая. И взаимные санкции — "это объявление экономической войны, которая приведет к полноценной холодной войне".
Он знал, что именно больше всего режет слух его коллегам из ЕС и до чего они не хотят доводить ситуацию, в конце концов не понаслышке: сам ведь такой, или, вернее, оттуда. Он таким образом вел себя как только что купленный игрок, вышедший на поле играть против команды, в которой провел не один удачный сезон.
О том, что на переговорах с Владимиром Путиным он обсудил "способы преодолеть сегодняшнее эмбарго", Алексис Ципрас сказал вскользь, но уточнил, что надо, конечно, в ближайшее время "покрыть те лакуны, которые образовались в связи с этим эмбарго".
— Если есть политическое желание, мы всегда найдем способ,— намекнул он.
Выяснилось, что желание есть. Об этом высказался Владимир Путин. Он оговорился, что Греция была вынуждена в составе ЕС пойти на санкции против России, а Россия, вводя ответные меры, тоже не могла поступить иначе, поскольку Греция — член Евросоюза. То есть ничего личного.
Эти люди, казалось, с удовольствием понимали здесь друг друга с полуслова.
И Владимир Путин рассказал, что зато теперь можно, не ущемляя ничьих интересов и соблюдая режим санкций и международных норм, создать совместные российско-греческие предприятия в агропромышленной сфере и с их помощью решить все спорные вопросы к общему удовольствию.
Читай — обойти российский запрет на эмбарго греческих продуктов.
И это была еще одна новость дня.
Греческий журналист нашел в себе силы спросить Владимира Путина, зачем Россия хочет использовать Грецию как троянского коня, "чтобы преодолеть ЕС".
По поводу мифологии, троянских лошадей и прочего…— нехорошо начал Владимир Путин.— Если бы это я приехал в Грецию с визитом, можно было бы еще, наверное, предположить, что мы хотим кого-то использовать. Но мы никого не уговаривали и никого ни к чему не склоняли!..
Тут он вдруг решил расслабиться и почти лениво припомнил свою старую идею насчет общей Европы от Лиссабона до Владивостока, согласился сам с собой, что прав был Франсуа Олланд, на переговорах в Минске напомнивший, что на самом деле это идея генерала де Голля, только он говорил про Европу от Лиссабона до Урала, и что господин Олланд качал головой: "Ты ее (Европу.—А. К.) немного расширил…" (ясно, что на "ты" и что с доброй улыбкой…— А. К.).
А я и не спорю…— пожимал плечами российский президент.— И бывший канцлер Германии господин Коль мне это говорил…
И с кем еще только из великих не было переклички у Владимира Путина только по этому поводу…
Еще один греческий журналист поинтересовался у своего премьера, как тот отнесется к тому, что Грецию в результате таких вот рискованных контактов "выкинут из лодки" (то есть, понятно, из Евросоюза.— А. К.).
Как же возмутился Алексис Ципрас! И даже, похоже, непритворно. Он выразился в том смысле, что Греция (то есть он, Алексис Ципрас) "никому не даст выбросить себя из лодки, потому что это, в конце концов, его лодка". И что нельзя считать, что кто-то там загорает на палубе, а кто-то корячится в трюме, как раб на галерах! И дал понять, что он сам может, если что, кое-кого выбросить.
Эти двое нашли общий язык.
И даже показали его.
