Девальвация и антисанкции гарантируют россиянам дальнейший рост цен на продукты. Если его нельзя остановить, то есть ли другие способы помочь населению?
Антисанкции не помогли
Введение продовольственных антисанкций в начале августа 2014 года сопровождалось оптимистичными заявлениями властей о том, что рынок освободят от засилья импорта, начнется стремительный рост отечественного сельского хозяйства и пищевой промышленности, которые его с успехом заместят. Но в подавляющем большинстве индустрий пока никакого "антисанкционного" роста не наблюдается.
Во-первых, на фоне закрытия западных финансовых рынков в разы возросла стоимость финансирования. Во-вторых, стремительная девальвация рубля во второй половине года привела к заметному росту стоимости новых проектов. В-третьих, сельское хозяйство – довольно инерционная отрасль, а запуск новых проектов в большинстве случаев занимает несколько лет, поэтому введенные на год санкции с неясными перспективами их продления здесь не играют особой роли. В целом же санкционная война сказалась скорее негативно на новых инвестициях в индустрию. Многие крупные проекты, согласованные еще в начале 2014 года, были заморожены или сокращены.
Для потребителя эта война не прошла бесследно. Антисанкции, под которые, по различным оценкам, подпало 20–25% импорта, и стремительная девальвация национальной валюты привели к взлету продовольственной инфляции. По итогам года она подскочила до 15%, что в 2,5 раза превышает показатель 2013 года. Последний раз подобные темпы роста цен на продовольствие мы наблюдали в 2008 году, когда на фоне полуторакратного ослабления рубля к доллару продовольственная корзина по итогам года подорожала на 17,5%.
Существенные отличия от ситуации шестилетней давности – более сильное снижение рубля, а также рост валютных цен на импортное продовольствие из‑за антисанкций и, как следствие, снижение конкуренции между поставщиками. К сожалению, для потребителей дальнейший рост продовольственной инфляции как минимум в ближайшие месяцы предопределен.
Прокуроры против инфляции
На этом фоне власти отчаянно пытаются хоть как‑то повлиять на рост цен на продукты. Одно решение, крайне сомнительное, уже принято: экспорт зерна по факту ограничен, и цены на него снижаются. (При этом, как показали наши расчеты, вопреки распространенному мнению темпы роста цен на зерно по большому счету не коррелируют с продовольственной инфляцией.)
Однако ограничение экспорта меркнет на фоне других инициатив. Здесь и предложения отрегулировать маржу ретейла (упорно подаваемые как распространенная в мире практика), и бесконечные призывы проверить обоснованность роста цен, и идеи о том, чтобы вывести на чистую воду неких мифических спекулянтов, да и просто бесхитростно зафиксировать цены. Хочется надеяться, что большинство этих популистских решений не будет воплощено: прокуроры и антимонопольщики вместе с телевидением за деньги налогоплательщиков походят по магазинам, последние напишут много бумаг, и на этом все успокоятся.
Очевидно, что борьба с продовольственной инфляцией – вещь нужная. Но также очевидно, что в ближайшей перспективе власти не смогут добиться здесь принципиального улучшения. Весьма вероятно, что по итогам 2015 года рост цен на продовольствие вновь будет двузначным. Потребители с высоким доходом этого, вероятно, не очень заметят, со средним – будут более экономно выбирать продукты. Но многие из тех 2% населения, которым уже сейчас не хватает денег на продовольствие, из‑за удорожания продуктов окажутся на грани выживания.
Возвращение талонов
Чем может помочь государство наименее обеспеченным слоям населения? Ответ давно найден. Речь идет о программе вспомогательного питания, с успехом действующей в США уже три четверти века. Смысл программы предельно прост: домохозяйства или физические лица с доходом менее установленного уровня каждый месяц получают целевые денежные средства (сейчас в среднем $133 в месяц), которые они могут потратить только на продовольствие; табак, алкоголь, бытовая химия исключаются.
Первый и основной плюс программы – целевая помощь наименее обеспеченным слоям населения, помогающая многим физически выжить. В отличие от борьбы с продовольственной инфляцией это сфокусированная помощь именно наиболее нуждающимся, а не всему населению. Второй плюс – в условиях США программа зарекомендовала себя как высокоэффективная антикризисная мера, стимулирующая экономический рост. Третий плюс – это косвенная поддержка национальному сельскому хозяйству и пищевой промышленности.
Возможность такой программы не раз обсуждалась и в России, были попытки запуска таких программ в нескольких регионах. Однако никакого заметного прогресса здесь нет. Вероятно, это объясняется и непониманием сути программы, и ее неудачным продвижением. Мало какой политик захочет читать про себя, что он поддерживает введение талонов на продовольствие. Более того, российские чиновники норовят добавить к изначальной простой идее ненужные условия – например, возможность покупки только продуктов из строго определенного краткого перечня или только отечественного продовольствия. Это сразу подрывает реализацию идеи: к какой категории отнести, например, овощи под одним брендом, поставляемые одним и тем же поставщиком из России и из‑за рубежа в зависимости от сезона?
Программа должна быть максимально проста и понятна и для покупателей, и для контролирующих органов, и для ретейла. Поддержка последнего – одно из ключевых условий ее успеха, который позволит разработать и поддерживать ее при минимальных издержках.
В целом объем продовольственной помощи в рамках подобной программы можно на первом этапе грубо оценить в районе 30–40 млрд руб. в год, которые позволят тем самым 2% населения, которым не хватает средств на продукты, приобретать дополнительно продовольствия на 1 тыс. руб. в месяц. Кому‑то это позволит лучше питаться, а кому‑то – просто выжить.
