Основатель "Евросети" покинул Россию в 2008 году и возвращаться не собирается, хотя уголовное дело против него закрыто. Ярчайший российский предприниматель эпохи нулевых рассказал корреспонденту "Денег" Олегу Хохлову о том, что держит его в Лондоне.
"Нужно было прислониться к вертикали"
В конце 2008 года вы покинули Россию. Закономерный итог для ударника капиталистического труда?
— Мне кажется, дело ЮКОСа стало первым сигналом того, что в России нет капитализма. Действия российских властей в кризис — вторым. Сейчас строится что-то непонятное: социал-популистская клептократия с большим участием государства, то есть чиновников, в экономической жизни общества.
Для краткости можно, наверное, назвать эту конструкцию путинизмом.
До ареста Михаила Ходорковского вам казалось, что все развивается в правильном ключе?
— Да, до 2003 года все двигалось в более или менее правильном направлении. Конечно, были неизбежные ошибки — болезни роста. Но скорость к тому времени была достигнута такая, что еще какое-то время после этого все по инерции развивалось. Люди верили в хорошее. Но с 2003 года государство начало наращивать участие в экономической жизни. Мы получили иной строй, не капитализм.
Для вас что стало точкой невозвращения — события 2005-2006 годов, когда вы сражались с таможней за партию телефонов Motorola на полмиллиарда рублей?
— Нет, точкой невозвращения стал отъезд в Лондон. В декабре 2008 года я еще вел переговоры о моем участии в проекте большой туристической деревни. Я правда никуда не собирался.
А что касается компании — сейчас, когда вы оглядываетесь назад, понимаете, как можно было сохранить "Евросеть"?
— Все просто. Нужно было не вы***бываться в 2005 году. И в 2006 году не нужно было. Вступить в "Единую Россию", прислониться к вертикали. Вот что нужно было сделать.
До конфликта с силовиками у вас было ощущение, что в России не защищен лишь бизнес, связанный с недрами? Вы думали, что компании, подобные "Евросети",— совсем другая история?
— Именно. Так мне и казалось. Это было заблуждением.
Когда-то в ваших колонках, которые публиковал журнал "Секрет фирмы", в интервью для книги "Чичваркин Е… гений" звучала такая мысль: в бизнесе возможно все, и если что-то не получается, спрашивать предприниматель должен с себя. Однажды вы обмолвились: "Если продажи идут ***уево, значит, в ***уевом месте в ***уевом салоне ***уевые подавцы ***уево работают". Вы лукавили тогда?
— Ни в коем случае. Под каждой своей колонкой я и сейчас готов подписаться. Более того, были такие ситуации. Я предлагал острую тему, а мне говорили: у нас журнал экономический, а не политический, давайте-ка не будем это трогать. Я соглашался.
До 2008 года все, о чем я говорил, было правдой. Отчасти это и сейчас так — например, для малого бизнеса. Просто эта формула распространялось на большее число субъектов. С каждым годом оно сокращается. Поворот не был резким. Это была постепенная деградация той почвы, на которой может расти бизнес.
"Им бы под охраной строить дорогу Хабаровск—Чита, а не должности занимать"
В общем, сначала все было хорошо, но с ошибками роста, а потом…
— В 2005 году произошел кардинальный сдвиг. В результате чрезмерного желания ограбить рынок со стороны государства рынок выбелился. Весь рынок. Появилось окно возможностей: заключать прямые договоры, воспользовавшись позицией некоторых людей на таможне и министра экономического развития и торговли Германа Грефа. И в это окно возможностей мы быстро и громко вошли, тем самым прервав преступную жизнь, которая царила на таможне до этого.
С этого момента начались иные проблемы. Кроме того что нас по-прежнему хотели ограбить, мы начали мешать. Хочешь ты привезти что-нибудь из-за границы — работай со специальными компаниями при таможне, карманными брокерами. Не хочешь с ними работать — начинается… Могли груз три недели держать на таможне, до***бывать всякими бумажками. И никаких шансов. Тебя система будет до тех пор пинать, пока ты не пойдешь к брокерам и не отдашь им этот кусок.
Через какое-то время ты должен или прекратить торговать телефонами, или согласиться покупать внутри России. Покупаешь в России — у тебя все забирают менты. Как улики. А так как хранить дорого, они их продают.
С задержанной у вас партией телефонов Motorola было примерно так. В МВД сказали, что конфискат уничтожен, а потом IMEI якобы уничтоженных телефонов начали всплывать в сотовых сетях…
— Да, но в итоге у них ничего не вышло. У нас был исчерпывающий пакет документов. Мы обратились к Путину, Фрадкову, Нургалиеву, всем силовикам. Более того, Motorola обратилась в Госдеп США. Насколько я знаю, то ли Кондолиза Райс, то ли сам Джордж Буш пожаловался президенту России. Его это, разумеется, привело в страшный гнев. Понятно, что это не вызвало большой любви ни ко мне лично, ни к моей компании.
Вы обсуждали ситуацию с другими участниками рынка, например с владельцем сети "Связной" Максимом Ноготковым?
— Максим не стал конфликтовать с этими людьми. Как и другие. Они просто дали разок себя ограбить. А я не захотел. Я вообще не считаю рейдеров за людей. Они никто. Им бы под охраной строить дорогу Хабаровск—Чита, а не должности занимать. Это генетический мусор, который в нынешней России всплыл на руководящих должностях.
Ваша непродолжительная политическая карьера была обусловлена стремлением защитить компанию и себя?
— Политика отобрала у меня мою экономику, мне пришлось этим заниматься. Но это не то, к чему у меня лежит душа. Жизнь заставила.
Сначала вы открыто поддержали Дмитрия Медведева, позже вступили в "Правое дело"…
— Две разные вещи. У меня была такая мечта, я думал: вдруг Медведев станет нашим российским Дэн Сяопином… Начнется постепенная либерализация, медленная и аккуратная. Ведь тот же Дэн Сяопин тоже начинал с разгона демонстраций, но потом все свободнее и все легче становилось дышать. Конечно, мы это уже проходили: Михаила Горбачева тоже прочили в "сяопины". Но я все же решил: бляха-муха, вдруг все сложится. Мне хотелось верить.
Экономическая программа Медведева, кстати, мне очень нравилась. Я думал, что сделают НДС 12%, потом вообще введут налог с продаж. Это же черным по белому было написано в его программе. Я хотел за это проголосовать. Но в итоге оказалось, что Медведев для сферы торговли сделал больше до того, как он стал президентом. Уже в годы его президентства появился новый отвратительный закон о торговле, который разрешил государству влезать в любой момент в любую торговую сеть. Весь рынок, по сути, вывели за грань закона.
Готов покаяться. Моему разочарованию нет предела.
Чего вы ждали от "Правого дела"?
— Я считал, что правительство выбрало абсолютно неверные меры для борьбы с кризисом. Я пошел в партию за серьезным освещением своей позиции в СМИ.
То есть для себя защиты в политике не искали?
— Эксклюзив по сделке я подписал 5 июня, продал компанию 22 сентября, 22 октября сделка была закрыта. Словосочетание "Правое дело" я услышал впервые 5 ноября, 16-го присоединился к партии на ее первом съезде. Видите, события разведены по времени.
Об отъезде вы тогда не думали?
— Нет. Просто я вообще человек деятельный. Это в Лондоне я бездельничаю, а в России у меня была жажда деятельности. Новым собственникам я оказался не нужен. Начинать новый бизнес в разгар кризиса — абсурд.
Я вел переговоры о покупке деревни Верхние Мандроги и еще большого куска земли вдоль реки, чтобы строить туристическую деревню. Планировал решить этот вопрос в начале года. Вплотную я бы занялся этим проектом весной 2009-го.
Почему туристическая деревня?
— У меня была ностальгия по старой "Евросети", когда она еще была маленькой компанией и обслуживала богатых клиентов.
Моим любимым отделом всегда был отдел Luxury, который продавал Vertu и разные дорогие аксессуары. Я хотел обслуживать требовательных, состоятельных, капризных людей. Мне кажется, у меня это получается лучше всего. Я этих людей лучше чувствую, с ними я могу быть честнее. То есть это такое занятие для души.
"На трубе остался П"
Вам нравится, как "Евросеть" развивается без вас?
— Нет. Хотя не вызывает сомнений, что текущий менеджмент лучше, чем люди, пришедшие в компанию сразу после меня. Сергей Ющенко — неплохой парень. Но при всем моем к нему уважении он просто оказался не готов к размеру, к количеству проблем в то сложное время.
А Александр Малис, нынешний генеральный директор "Евросети", чем вам не мил?
— Есть требования акционеров к прибыльности, с этим у него все в порядке. Мне не нравится то, что формирует бренд, отношение к нему. При всей моей любви к Ивану Охлобыстину… Я ценю его талант. Мне нравится его "Даун Хаус". Но то, как выглядят сейчас магазины, и то, что он говорит по телеку, не всегда коррелирует. Я-то, конечно, в "Евросети" давно не был, но я читаю отклики: нет рок-н-ролла, нет драйва, нет задора. Мне кажется, что-то люди потеряли.
Или ребрендинг. Собачка — отличная. А вот шрифт… Эта британская компания, которая отвечала за ребрендинг, уже десять лет продает одинаковые пухлые буквы всем клиентам без разбора. Собачка мне очень нравится. Но если бы я не продал компанию, у меня была бы символом желтая уточка.
А что касается стратегических вопросов?
— Жаль, что не стали делать банк. Если в ходе IPO "Связной" получит высокую оценку, то главным образом благодаря банку. Я начал делать банк за год до "Связного". Я долго разбирался в теме. Потом, правда, начал работать с неправильными людьми.
Банк — это другая психология. Максим Ноготков оказался к ней ближе. Но он вообще очень талантливый парень, даже гениальный — самый приличный мой бывший конкурент, на три головы выше других.
Почему банк?
— Торговля телефонами — это неразвивающийся бизнес. Как и торговля контрактами. А банки — это очень-очень-очень.
Люди учатся жить в кредит, им хочется пользоваться будущими доходами прямо сейчас, они готовы брать под очень большие проценты.
Это прибыльно. Ну а тот, кто придумает систему быстрого зачисления денег за ипотеку, удобную компьютерную систему, которая с карточки списывает бабки, тот в одночасье станет миллиардером.
Вы не думаете вернуться в Москву, чтобы сделать что-то подобное? Уголовное же дело против вас закрыто.
— При этой власти — не хочу. Она мне не нравится. И есть чего опасаться. Вдруг заведут дело об изнасиловании несовершеннолетней гражданки Украины.
А было?
— Нет, но мне кажется, у любого человека, который разозлил российские власти, есть основания бояться заказного дела.
А в Великобритании у вас есть планы что-то предпринять? Слухи об этом ходят со дня вашего отъезда…
— Всему свое время. Обещанного три года ждут.
Раз у вас достаточно свободного времени, наверное, вы следите за процессом Абрамович—Березовский. Интересно?
— Немножко совсем слежу. Я думаю, что Березовский отсудит какую-то часть денег. Но я ни за кого не болею. Мне даже футбол неинтересен. А тут — просто любопытство. Какие еще секреты всплывут? Волошин интересные вещи рассказывает. Но в целом все и так ясно. А и Б сидели на трубе, Б сбежала, А продала, на трубе остался П…
Ой, да тут на заборе сидит лис (Евгений Чичваркин давал интервью по телефону на ходу, гуляя по Лондону.— "Деньги")! Представляете? Такой жирный лис! Офигенски! Он на два метра забрался…
