Мы встречаемся с Евгением Чичваркиным на фешенебельной Бонд-Стрит в центре Лондона. Последний раз я его видела ровно два года назад, в офисе «Евросети» в Москве. Он тогда только продал компанию, как сам утверждал, «за копейки». Никто не мог предположить, что уже через три месяца он сбежит из России, чтобы не оказаться за решеткой по обвинению в похищении человека и вымогательстве.
Теперь у Евгения дом в 50 км от Лондона с большим участком, он собирает грибы в соседнем лесу («вот вчера 8 кг белых набрал»), иногда личный водитель доставляет его в Лондон — так, развеяться. А еще иногда в суд — российская прокуратура требует его экстрадиции. Но Лондон не выдает. Вот и как раз перед нашей встречей рассмотрение дела Вестминстерским окружным судом Великобритании было отложено до марта 2011 года.
Евгений потолстел, но стиль в одежде не сменил — маечка с цветочками, рваные джинсы с розами по всей задней поверхности бедра и расшитые черные ботинки.
— Евгений, сколько вы уже тут, почти два года?
— Да, почти два уже….
— Это срок…
(И тут Евгений вздрагивает, а я понимаю, что допустила некоторую бестактность. Слово «срок» по-прежнему вызывает у него однозначные ассоциации.)
— Это не срок! Это жизнь! — строго говорит Евгений.
(И новая жизнь нравится ему).
В католической стране я бы, наверное, не смог жить. Во Франции, Испании. Там все слишком расслабленно. Все-таки протестантская страна — это совсем другое отношение к труду.
Что мне нравится в Британии? Прежде всего, отношение к частной собственности, уважение к ней, которое прививается с детства. Капитализм уважаем, законы работают. Полицейская машина с мигалкой когда обгоняет, то полицейский успеет помахать и поблагодарить всех, кто ему уступил дорогу…
— Мне показалось, что русские, живущие в Лондоне, в среднем гораздо более образованные и обеспеченные, чем в Нью-Йорке или Германии.
— Да, здесь русские гораздо лучше, чем в других странах. Но все равно, как и везде, очень разобщены.
(После отдыха и почти годового ремонта дома, постройки бани Евгений готов заняться делом.)
Торговать – я больше ничего не умею, да мне ничего другое и не нравится. В Британии торговля хорошая, а сервис отвратительный. Все, что касается маркетинга, логистики, ИТ-поддержки, законодательства, отлажено четко, британцы же веками торговали на весь мир!
А к сервису большинство британцев нетребовательны. Нигде. В школах спартанские условия, холодный завтрак… Потребности лелеять себя нет.
— Вероятно, это они так готовились завоевывать новые колонии. Колоний уж нет, а привычка осталась.
— За их деньги, если бы они потребовали, они бы все получили. А сейчас тут логистика — приоритет, контроль над затратами – приоритет, а счастье клиента – не приоритет. Того, что клиент не пойдет в суд, достаточно.
Между тем в Лондоне и окрестностях уже живет около миллиона «новых лондонцев». Это выходцы из России и стран СНГ (много казахов), богатых арабских стран, удачливые уроженцы Восточной Европы, есть американцы. И всех бесит британский сервис. Они помнят, как это может быть за деньги, и готовы за это платить. Чтобы тебе доставили покупку, когда тебе удобно, а не когда у перевозчика есть свободная машина, люди и т. д. Вот и я думаю сделать маленькую компанию, в которой будут обслуживать по-другому. Какой именно бизнес — пока не скажу. Кстати, тут недалеко открыли наши ресторан «Гудман», уже через четыре недели он был overbooked. Потому что гостю там хорошо.
— А операционные затраты где больше, в России или в Британии?
— В Британии, из-за высокой стоимости рабочей силы. Но если бы она стоила как в России, то затраты были бы меньше.
Почему в России все так дорого? Потому что правительство и чиновники ограничивают доступ продуктом на рынок и снимают стружку с импорта. Себестоимость гипермаркета в России при его открытии на 70% — это взятки, разрешения, плата за подключение. То есть только одна треть — это реальные расходы. С кризисом ситуация только ухудшилась. Протекционистские меры якобы для поддержки российского производителя создают все больше и больше препон торговле. Резец для снятия стружки вставляется все глубже и глубже.
Еда могла бы стоить в России в два раза меньше, а это половина затрат россиян.
(Честно говоря, к жалобам на британский сервис я отнеслась скептически. Но после того как мне в недешевом магазине не дали примерить блузку под предлогом того, что я уже померила две блузки того же размера, в дорогом универмаге Selfriges на получение чека tax-free была очередь из 15 человек, в офисе оператора Orange, чью сим-карту я купила, не могли сразу подключить нужные мне сервисы, а wi-fi в кафе и гостиницах ниже пяти звезд отсутствовал как класс, я убедилась в правоте Чичваркина.
Что касается его будущего занятия, то российские СМИ писали, что, возможно, это будет торговля вином. С мобильными телефонами Евгений завязал, по крайней мере на словах. На мой вопрос в начале беседы про новую операционную систему Android он ответил «а что это такое», правда к концу мы уже успели перемыть кости Nokia, НТС, Евгений уже показывал на своем айфоне курсы акций Apple, Nokia и Samsung и осуждал местные салоны сотовой связи. Кстати, он по-прежнему общается с нынешними руководителями «Евросети» и, по неофициальным и совершенно косвенным данным, до сих пор де-факто как-то где-то участвует в бизнесе компании.)
— Вы общаетесь с бывшими коллегами?
— С теми, кто не ссыт.
— Но им страшно!
— Конечно!
— Судя по вашей активной и публичной позиции – обращению к президенту, высказываниям в блоге против ментов и т. д. – вы не собираетесь возвращаться на родину. Вот Михаил Гуцериев сидел тихо и вернулся…
— Я не собираюсь возвращаться и не собираюсь сидеть тихо. Какой смысл сидеть тихо?
(В обычно негромком и бесцветном голосе Чичваркина слышны жесткие интонации.)
— А что вы хотите достичь вашими публичными обвинениями конкретных ментов? Вы думаете, что спичи из Лондона могут что-то изменить в сегодняшней России?
— Да, когда будет внутриклановая война внутри силовых структур, будет дополнительное количество фактов, чтобы уличить тех людей, которых я называл в своих обращениях. Будет шанс, что людей, которые обоср…сь до этого, оттянут от кормушки.
(Вообще Евгений произносит довольно много нецензурных слов, гораздо больше, чем в России. Мои просьбы, придумать приличное слово-замену, он отрицает. Например, вместо слова «обоср…сь» я предложила написать слово «провинились», но Евгений это яростно отверг.)
— А вы не считаете, что ваши посты в блоге могут повредить Левину и другим коллегам, находящимся за решеткой?
— Если бы могли повредить, я бы молчал. Я регулярно общаюсь с ними через адвокатов. Если бы меня они попросили сидеть тихо, я бы сидел тихо.
— Вообще мы в России беспокоимся за вас, Евгений. Вы вышли на митинг 31 августа вместе с Борисом Березовским. Вас, конечно, тоже обвиняют в похищении человека, но у Бориса-то Абрамовича руки не то что по локоть, по плечи в крови! По шею! Он развязал большую войну! В Лондоне живет, по одним данным, 300 тыс., по другим – 400 тыс. русских. Неужели нельзя было выбрать компанию получше?
— Представьте себе, что у разных людей в чем-то совпали интересы…
— Евгений! Ну как у нормального человека могут совпасть интересы с Борисом Абрамовичем!?
— Представьте, что в это кафе, в котором мы сидим, придет условный Караджич, которого обвиняют в геноциде. В любви к плюшкам наши интересы совпали. А прошлое может и не совпадать.
— Не надо путать кафе с политической акцией!
— Если люди участвуют в одной политической акции, это совершенно не означает, что они единомышленники. Таким же образом можно утверждать, что Людмила Алексеева симпатизирует нацболам.
Я не знал, что Березовский будет на митинге. Организаторы говорили, что его нет в Лондоне.
— А как видится Россия из Британии?
— Бедные люди! В какой-то момент не хватило силы воли отстоять свободу.
Вы знаете, в 1903 году в Зимнем дворце был бал, и к нему издали великолепную книгу арт-нуво с портретами всех участников. У меня она есть. Я проследил судьбу этих людей: умер в Ницце, похоронен на Сен-Женевьев-де-Буа, расстрелян большевиками, убит эсэрами и т. д. Я сначала смотрел на них и думал, как же они все прое…ли. А теперь понимаю – да так же, как и мы! И деваться от этого некуда.
— А грибы-то кроме вас кто-нибудь в лесу собирает?
— Встретил однажды одну пару. Муж – местный, а жена – полячка.
