Евгений Чичваркин, российский бизнесмен, бежавший в Лондон, предлагает для Украины фискальную систему, при которой налоги платят все, а коррупцией не занимается никто.
В последнее время российский бизнесмен-эмигрант Евгений Чичваркин бывает в Украине по нескольку раз в месяц, и всякий раз по делу. Причем если осенью прошлого года он претендовал на освободившийся пост министра экономики, то совсем недавно по приглашению одесского губернатора Михаила Саакашвили прилетал на Антикоррупционный форум в Одессу.
Чичваркин в свое время построил в России крупнейшую сеть по продаже мобильных телефонов — Евросеть, однако в 2008‑м ему пришлось продать свою компанию и экстренно эмигрировать в Лондон: и все из‑за того, что близким к Кремлю бизнесменам показались привлекательными его российские активы.
Однако и в британской столице Чичваркин не угомонился — открыл в самом центре большой винный магазин. А теперь, приехав на форум в Одессу, он произнес зажигательную речь о том, какие возможности откроются перед Украиной, если страна радикально снизит налоги и уберет из власти коррупционеров.
В отношении снижения украинских налогов лондонский россиянин проявил последовательность: неделей позже украинский Фейсбук облетели фотографии, на которых Чичваркин уже в Киеве возле Верховной рады принимает участие в акции с требованием либерализации Налогового кодекса. Воспользовавшись случаем, НВ встретилось с бизнесменом и взяло у него интервью.
— Почему вы зачастили в Украину?
— Если здесь такой спрос на мои мысли и идеи, то надо быть полным идиотом, чтобы ими не делиться.
Мне Украина напоминает 1992‑й, 1997‑й, начало нулевых в России. Это нереформированное постсоветское общество, где бывшие красные члены ЦК КПСС придумали законы, и по этим законам, которые толком не менялись 24 года, страна пытается жить. Капитализм, но все в тени. Осталось совершенно советское двоемыслие. В СССР говорили: все для блага человека. Так и здесь: все говорят, что все должны платить налог на наемную рабочую силу (очень высокий, больше 50%) — и никто не платит. Все понимают, что деньги нужны для армии, дорог, для зарплат новой полиции, но даже очень ответственные коммерсанты, любящие страну, на Майдане стоявшие под пулями,— даже они не платят эти налоги.
— Потому что эти налоги неподъемные.
— Неподъемные. Потому что законы специально написаны так, чтобы их нарушали, чтобы вытолкнуть за грань закона бизнес на как можно большем количестве фронтов.
Мне интересна Украина. Когда я прочитал о том, что министр экономики [Павел Шеремета] ушел или его ушли, я подумал: а чем я хуже? Я позвонил руководству страны и сказал: возьмите меня!
— Кому конкретно?
— Прямо в приемную Порошенко. Они подумали, что это спам. Потом все равно пригласили. Был некоторый шум. Но, видимо, когда там стало абсолютно всему окружению ясно, что я не буду частью коррупционной схемы, никого не буду покрывать и обо всем, что увижу, буду говорить и выкладывать в YouTube, как делает Саакашвили (смеется), они ужаснулись…
— Кстати, о Саакашвили. Как вы оказались на Антикоррупционном форуме в Одессе?
— Он позвал меня. Мы знакомы. То, как Саакашвили сопротивляется коррупционной постсоветской машине, это героический поступок. Желаю ему сил и мужества и дальше выдавливать из нас Советский Союз по капле.
— Когда наше издание вручало Саакашвили премию Люди Нового Времени-2015, он, стоя на сцене, сказал: “Мне не тяжело говорить правду — мне тяжело держать язык за зубами”. В его резкой риторике многим видится пиар.
— Нет. О своих хороших делах обязательно нужно рассказывать. В этом он абсолютно прав. Добро должно быть с кулаками и камерой.
— Что вы увидели в Одессе? Саакашвили удастся запустить там процессы так, чтобы они стали необратимыми?
— Есть одесский пакет реформ, который предполагает изменение той части законодательства, которая решается в Киеве. Если эти реформы пройдут, это будет первый большой тектонический сдвиг.
Что получается? Например, с теми же орехами. Все платят взятку $12 тыс. за фуру орехов. Новый начальник Одесской таможни Юлия Марушевская сказала: “Ни хрена. Вот столько‑то платить в казну”. И что? Все просто поехали на другие таможни.
А я открыл бы шлагбаум и выпустил их всех. Там черная составляющая — $40–50 млн за сезон, которые позарез нужны Украине. А представьте, что эти $40–50 млн не будут заплачены никуда — ни в бюджет, ни бандитам, а останутся у тех, кто возит эти орехи. Они же все останутся в стране. Если люди поймут, что вывозных пошлин нет, что себестоимость у орехов Х, а цена продажи 3Х — вы понимаете, сколько ореховых рощ посадят? Это рабочие места, это новый парк машин, это все другое, это будет новая индустрия. Через какое‑то время эти компании принесут деньги, совершенно не сравнимые с тем, что они сейчас пытаются сорвать с каждой машины. Перемещение товаров, денег и людей должно быть без пошлин и преград.
Вот смотрите: сколько заработала Украина с золота в слитках и бриллиантов?
— Нисколько.
— Все в черную. А представьте, что золото, платина и серебро в слитках, а также бриллианты ограненные и неограненные — ввоз, вывоз и продажа — не облагаются ничем. Представьте себе закон, легализующий их оборот вообще без налогов. Представьте, какой огромный вторичный рынок золота и бриллиантов может быть в Украине. Это будет огромный хаб, через который пойдут просто тонны этого всего.
— В Украине нет столько золота и бриллиантов.
— Полно! Все омерзительные правительства хотят запустить туда руки и начать оттуда качать. С этого страна сейчас все равно ничего не зарабатывает. Ничего не мешает это легализовать. Сколько здесь платится налога на прибыль? Сколько в общем бюджете налога на прибыль? Ничтожная цифра.
Если сейчас Украина скажет: налог на прибыль — ноль. Облагаются только дивиденды. Если ты прибыль реинвестируешь, она не облагается налогом. Сколько компаний, в том числе неукраинских, захочет показать здесь прибыль? И какой это будет шанс для инвестиций.
— Евросеть в России работала в белую?
— До 2005 года нет. Мы работали через брокеров, так же, как у вас с орехами. А с 2005‑го — в белую.
— В Украине рынок бытовой техники и потребительской электроники — около 40 млрд грн в год. Это около $2 млрд. Половина этого рынка — это черный и серый импорт.
— Как $2 млрд? Это, может, данные Госстата. Это не $2 млрд, а больше. Я продавал Евросеть, у нее выручка без НДС была больше, чем $2 млрд.
— Дело не в цифре. Половина этого рынка — контрабанда и занижение таможенной стоимости.
— Конечно. Выход один — очень низкие налоги. Низкие, очень понятные, легко уплачиваемые налоги. Понятно, что все заточено под НДС, и это будет анафилактический шок, если в такой ситуации завтра ввести налог с продаж. Но оставить только один НДС, сделать его низким, подготовить к смене на налог с продаж, а потом ввести налог с продаж.
— Насколько низкий НДС?
— В Швейцарии 8% — как‑то живут.
— У нас не будет 8%. Со дня на день примут новый Налоговый кодекс, там 8% нет и близко.
— Скажем так, учитывая то, что вывести деньги тяжело, что таможенники привыкли грабить, то временный НДС в районе 15% или 12,5% — это был бы консенсус, при котором все будут платить. Если сейчас спросить, сколько отчисляют люди, которые “контрабасят” текстиль, то они в черную платят 15% от инвойса. Это плата за прохождение таможни. Что получает от этого государство? Пыль.
Я знаю одежников, у которых и 20%, и 25%, и 30% налипает на таможне. Будет 15% — будут платить честно.
— Нет привычки платить.
— Поэтому нужно сделать вещь, не очень привычную для Украины. Как только ты радикально снижаешь налоги, синхронно должен включаться репрессивный карательный механизм по отношению к тем, кто не платит. Обязательно должен быть общественный договор, серьезная артподготовка в СМИ, президент, премьер (этот или следующий), какие‑нибудь лидеры мнений должны собирать коммерсантов и подробно объяснять, почему они должны это делать и куда эти деньги пойдут. Если после радикального снижения налога люди не платят, нужно арестовывать нещадно.
— Но радикального снижения, судя по всему, не будет.
— Без радикального снижения общественного договора не достичь. Может, какие‑то большие сети сделают над собой усилие, но большинство из малого и среднего бизнеса будут, как черви под лавкой, сидеть и продолжать контрабасить. Экономический вред от этого, учитывая их объемы, может, и небольшой, но и на таможне, и в налоговых органах они создают коррупционную тягу. И это опасно.
— Последние полгода вы часто бываете в Украине и видите, что здесь происходит. Есть признаки улучшения?
— Власть гниет. Такое впечатление, что все проворовались опять.
— То есть изменения не в лучшую сторону?
— Изменения совсем не в ту сторону. Все думают о своей кормушке, о своей заднице, как бы ее подвинуть поближе к теплой батарее.
— Когда-то вы говорили, что не станете открывать бизнес в Украине. Последние полгода укрепили вас в этой мысли?
— Сейчас я еще больше не стал бы.
— Нет ли у вас сейчас ощущения того, что мы в очередной раз упустили возможность?
— Нет. Кто упустил, так это мы в России. В России шанса на бескровный вариант уже практически нет. А в Украине не так. В Украине власть откровенно слабая. Если им будет страшно, они сбегут. Сбегут и все отдадут. Главное — потом изменить законодательство, поломать все схемы, законодательную базу вырвать из‑под ворья.
— То есть революция за революцией, пока власть не очистится полностью?
— Если бы Байден [вице-президент США] сказал в Киеве: мне не нравится, что у вас происходит, мы давали вам деньги, а вы не сделали реформ, у вас есть полгода, чтобы переместиться в Doing Business по восприятию коррупции на десять позиций…
— Он примерно так и сказал. В кулуарах.
— Общество‑то этого не услышало. Если бы он сказал, что собираемость налогов от этого можно повысить в два раза без ограничения на снижение ставок налогов…
Потому что это Европа не дает снизить налоги. И украинский министр финансов Наталья Яресько — категорическая противница низких налогов. А без низких налогов дальше ничего не будет. Без шансов. Возьмите любой учебник по истории. Это вольница, и эту вольницу просто нужно узаконить, чтобы человек мог заниматься почти всем, чем он хочет, и практически на все результаты своего труда имел бы полное право. По-другому не получится.
— Если это все будет, вы придете сюда с бизнесом?
— Конечно.
— Вот вы построили бизнес в Британии, где условия для роста — это медленно, но понятно…
— Отвратительно понятно и отвратительно медленно.
—… а в Украине — это большие возможности, помноженные на большой риск. Что вам интереснее с точки зрения бизнеса?
— Я просто не хочу назад в коррупционную среду. Я уверен, что могу здесь и сейчас совершенно запросто вписаться, договориться и что‑то замутить. Просто не хочу. Не хочу больше в это вляпываться.
