Бывший глава службы безопасности «Евросети» Борис Левин рассказал «Газете.Ru», как проводит первый день после оправдательного вердикта присяжных, почему его коллеги заключали и расторгали сделки со следствием и кто на самом деле стоял за его уголовным делом.
В среду в Мосгорсуде присяжные полностью оправдали всех фигурантов «дела «Евросети». Коллегия сочла недоказанным сам факт похищения экспедитора Андрея Власкина, в котором обвинялись сотрудники службы безопасности компании. 26 ноября суд вынесет бывшему вице-президенту «Евросети» Борису Левину и его коллегам оправдательный приговор. В ожидании финального слушания Левин согласился ответить на вопросы «Газеты.Ru».
–Как вы провели первый день на свободе после двух лет в СИЗО?
–Отвечал на телефонные звонки, по кругу ходил между тремя телефонами, полдня одно и то же повторялось. Много людей поздравляли, радовались. А общественно полезного я ничего не сделал.
– Бывший совладелец «Евросети» Евгений Чичваркин вам из Лондона звонил?
–Да, тоже поздравлял, очень радовался за нас.
– На новую работу не позвал?
–А куда? У него же в Лондоне никакого бизнеса и нет.
–Пока вы были в СИЗО, общались с сокамерниками? Они понимали, что вы арестованы по такому громкому делу, сочувствовали?
–Конечно, понимали. У нас как-то не принято было друг другу сочувствовать. Они просто надеялись на мое оправдание.
– В СМИ говорилось, что пребывание в изоляторе сильно сказалось на вашем здоровье. В частности, Чичваркин в своем видеообращении к президенту рассказывал, что в изоляторе у вас обострился гепатит. Как вы сейчас себя чувствуете?
–Надо будет пройти диспансеризацию. Просто эти два месяца был тяжелый судебный процесс, было физически очень тяжело. Сейчас ориентироваться на самочувствие я не могу, потому что вымотался. В суде сидеть еще было нормально. В среднем заседание шло от одного часа до четырех, но было нормально. Вот все остальное – это очень сложно. Ездить в суд в плохо оборудованной машине, круглосуточное нахождение в помещении, отсутствие солнца и так далее. Это физически тяжело. Чичваркин же говорил об обострении тех болезней, которые у меня были. Там обострились, да. Но сейчас пока не могу сказать ничего определенного о своем самочувствии, не понимаю пока.
–Оказывалось ли на вас давление во время следствия?
–На меня нет, а на моих подельников оперативники оказывали давление. На каждого по-разному: с одним пытались «общаться по-человечески», с другим пытались разговаривать дольше, третьего удалось обмануть, заставить дать показания, пообещав взамен нечто, хотя я предполагаю, что следователи сами понимали, что это провокация.
–Вы имеете в виду вашего коллегу Сергея Каторгина, который заключил сделку со следствием, а потом расторг ее?
– Да. Его держали отдельно от нас, и с ним вообще неприятная и непонятная история приключилась. Ровно то, чего не хватало следователю для полного счастья и передачи дела в суд, он от него получил, но свалил в одну кучу. Потом Каторгин, само собой, отказался от своих слов. При сделках со следствием я не присутствовал, но потом из материалов дела понял, что Каторгин ждал, что с него снимут некоторые обвинения и выпустят из-под стражи, но следствие не сделало ни того, ни другого.
– А почему вы в суде признали за собой самоуправство?
– Это было в моем последнем слове, но я не произносил слова «самоуправство». Я признаю вину лишь в том, что в 2003 году частично лишил Власкина свободы передвижения, и я признал, что возврат украденного имущества в некоторых случаях осуществлял не по тому алгоритму, который предписал нам закон. Это, по сути, был один эпизод. Меня же интересовало, что удастся вернуть в компанию. Семья Власкина пошла нам навстречу, стала возвращать имущество, купленное на украденные им из компании деньги, но без согласия владельцев мы тогда не сделали ни одного шага.
– Как вам кажется, почему правоохранительные органы вспомнили об этой истории только спустя пять лет, в 2008 году, возбудив против вас уголовное дело?
– Надо было что-то найти. Они понимали, что фабула основного – контрабандного – дела, из-за которого у «Евросети» начались проблемы, ко мне никак не применима. Я в этом деле не участвовал, не мог принять в нем участие, а тут представилась такая возможность. Вспомнили дело пятилетней давности, расценив как похищение и вымогательство. Хотя это был такой нонсенс в юриспруденции, когда вымогатели все тщательно документировали, а потом передавали в правоохранительные органы. Каждый элемент передачи имущества был задокументирован, мы все писали в справочку, отдавали в бухгалтерию. Форма справки, кстати, была разработана следователем Тарасовой, которая нам помогала вернуть имущество, и адвокатами. Каждый раз, когда нам сдавали деньги, мы писали справку. Когда родители Власкина сказали нам, что готовы отдать нам коттедж в Тамбове, мы пошли им навстречу. Они пожилые, сами продать его не смогли, поэтому предложили сделать это нам. Хотя этот дом мы продавали еще несколько лет, я выполнил свои обязательства – выдал им справку о том, что никаких претензий к Власкину больше не имеем. Вот как его уговаривали дать показания, не знаю. Предполагаю, что он сам не сразу на это пошел.
–А Вам известно, где бывший экспедитор находится сейчас?
– Не интересовался. Дома, наверное.
– В СМИ много говорилось, что, когда вы в поисках Власкина обратились в УВД ЮАО, в деле как-то поучаствовал экс-майор Евсюков.
– Евсюков в то время вообще руководил каким-то подразделением, которое объявляло людей в розыск. Когда ему было подано постановление об объявлении в розыск Власкина, он его подписал – по-моему, даже не сам, а кто-то из его замов. Никакого личного участия он не принимал, но дальше СМИ попытались это как-то обыграть. Никто из нас Евсюкова в глаза не видел. Это просто спекуляция на громком имени.
– Вы сейчас можете сказать, кто и почему начал уголовное преследование сотрудников «Евросети», кто за этим стоит?
–Тут от простого до сложного, очень много векторов. Самый простой – это была месть лично мне. Я знаю, она была обоснованна. Это не Власкин и не его коллега Смургин. Я в суде доказывал, что в той ситуации они были на седьмом небе оттого, что были свободны, что их просто взяли за шкирку и сказали: «Верни, что купил на награбленные деньги, а потом вали на все четыре стороны». Они были довольны, что их всего лишь попросили вернуть имущество, а не посадили в тюрьму и не тронули. А трогать там было за что, Власкин отлично об этом знает. Он еще очень легко отделался. Мстил не он. Мне могли отомстить те люди, которые пытались обворовать компанию на $20 млн в 2006 году. Я воспрепятствовал этому, добился возвращения товара, а потом их еще и посадили. Меня тогда интересовал только возврат товара, я не настаивал на их уголовном преследовании, это уже дело московской прокуратуры. Кстати, я считаю, что эти люди сами легко отделались (милиционер Владимир Князев, признанный виновным в присвоении телефонов «Евросети», был приговорен к штрафу в 50 тысяч рублей, а следователь Дмитрий Латыш, выносивший постановление об изъятии сотовых, к полутора годам колонии за превышение должностных полномочий – «Газета.Ru»). Тот же Латыш, например, решил вопрос, как это сейчас называют. Со мной в СИЗО сидел следователь, который точно за такие же проделки получил девять лет колонии – и Верховный суд оставил приговор в силе. К сожалению, в те годы был вообще создан такой правовой комплекс, который позволял прокуратуре, Российскому фонду федерального имущества, таможне грабить бизнес. На тот момент законодательство позволяло это делать. Что касается Латыша, то я этого человека видел три-четыре раза в жизни. У нас было нормальное общение, у меня личных претензий вообще к нему нет. Он тоже был инструментом, а управлял им кто-то – выше или сбоку, неважно.
– То есть политики в деле «Евросети» нет?
– Я сказал о мести, а о политических мотивах говорить не могу. Мы не знаем всего, а быть болтуном не хочется.
– А почему, как вам кажется, присяжные вынесли оправдательный вердикт? Чичваркин говорил, что на них активно давили, прослушивали, а они вынесли такое решение.
– Они видели, что происходило. Они просто не знают УПК. Любые правила и законы, в данном случае УК и УПК, позволяют нечистоплотным людям очень уверенно плавать в этих кодексах и интерпретировать так, как им кажется необходимым. В УПК существует отличная статья 17 «Свобода оценки доказательств». В пункте первом говорится, что судья, присяжные заседатели, а также прокурор, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью. Вот добросовестный, порядочный человек будет руководствоваться законом и совестью, а нечестный будет лавировать в подпунктах. Беззакония сейчас нет. Возьмите следователя или прокурора и спросите, почему он сделал эту гнусность, а он ответит, что у него есть такая-то статья такой-то пункт, – он прекрасно отпишется.
– Означает ли вчерашний приговор, что и Чичваркин скоро сможет вернуться?
– Если этот вердикт устоит и вступит в законную силу, то наступает преюдиция. Вчерашний вердикт подтвердил, что не было события преступления. Поэтому если приговор вступит в законную силу, то все обвинения должны быть сняты.
– Уверены, что приговор выстоит в Верховном суде?
– Трудно сказать, но надеемся, что устоит. Надеюсь, что суд обратит внимание, что по всем эпизодам счет 12:0. Методика суда присяжных заседателей – она довольно сложная. Там найти процессуальные нарушения очень легко. С формальной точки зрения можно придираться ко всему чему угодно. Прокурор, например, упомянул слова «контрабанда» и «спекуляция», хотя не имел на это права. Судья должен был его остановить и попросить присяжных не учитывать эту фразу при вынесении вердикта, а этого сделано не было. Это уже формальный повод для обжалования. Приговор будет в следующую пятницу, нам его озвучит судья Коротков и после этого у прокуратуры десять дней на обжалование. Я уверен, что они это сделают. Иначе как так – следователь продержал пять человек в тюрьме два года, прокуратура соглашалась с этим, а потом она согласилась с обвинительным заключением. Потом пыталась нас обвинить в суде. И если прокуратура сейчас скажет «да, мы все были неправы», то это будет нонсенс.
– Вы не опасаетесь, что против вас может быть возбуждено еще одно дело? Не думаете уехать из России?
– Да, я боюсь провокаций, потому что знаю, с кем имею дело. Мало ли что они придумают. Найдут еще какого-нибудь вора, который когда-то что-то украл, а его заставили вернуть, что-то сфальсифицируют, найдут людей, которых я уволил. Например, в суде свидетелями выступали люди, уволенные мною по каким-то негативным основаниям. Но страну я не покину никогда.
–А чем Вы намерены заниматься в России? Есть идея, куда пойти работать?
– Я пока не знаю. Я же не милиционер, который всегда знает, куда пойти. Я никогда не работал в правоохранительным органах, поэтому меня и позвали в «Евросеть». До «Евросети» я был директором сотового ретейла, но в «Евросети» я создал 15 служб безопасности. Каждый филиал – отдельная служба. Я не доверялся ни отделу кадров, ни рекомендациям, делал все своими руками, отбирал начальников лично. Вот они все из органов, в первую очередь из милиции, потому что с ней тогда и были основные проблемы. Одним из лучших был Александр Яковлев – он из ФСИН, а моим замом по СНГ был в прошлом армейский офицер.
